Евгений Ермаков - Пандемия

• Название: Пандемия
• Автор: Евгений Ермаков
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2015

Люди боялись ядерного Армагеддона до паранойи, до увеличенных надпочечников. Афганский синдром, срабатывающий при ключевых словах. Да, факторов риска было немало – великое множество опасностей, подстерегающих человечество каждый день. Нагнетание ядерной истерии стало общим местом, однако, у человечества хватило здравого смысла не развязать третью мировую войну. Ядерную. В реальности конец света был совсем иным.

---

Внезапно почудилось Левченко, будто сознание его отделилось от тела, и он увидел самого себя со стороны, стоящим возле бетонной стены периметра и сторожко прислушивающимся к звукам с той стороны, приложив к холодной шероховатой поверхности ухо. И в какой-то момент он понял, что с той стороны что-то, в свою очередь, тоже прислушивается, обратившись в слух, замерев в неподвижной позе. И было это ощущение столь явственным, что чувствовалось буквально кожей.

Раздался странный тихий шорох, будто мелкая морская волна накатила на прибрежную гальку. Звук все усиливался, рос, его невозможно стало переносить, и он кинулся бежать назад, в башню. Черная каучуковая волна, поднявшись вровень с бетонкой, уже переливалась через нее, затопляя мостовые. Странная масса, так часто преследовавшая его в жутких снах, ползла вперед, укрывая черным тяжелым одеялом всё, что встречалось ей на пути. Сминала коробки домов, затопляла асфальт, поднимаясь все выше, вливаясь через выдавленные стекла в окна высотки. Гасли прожекторы на стенах, лампы в коридорах, и некому было поднять тревогу; все спали. Оставляя позади лишь чернильный хаос, масса текла вперед, заполняя собой все пустоты, наползая на тела спящих солдат, подчиняя все своей неумолимой воле. В какой-то момент Антон понял, что бежать некуда. И жаркая черная волна накрыла его с головой. Дышать стало нечем; он почувствовал, как расплавленная аспидная масса заливает его, и в самый последний момент, перед наступлением неизбежной развязки, он очнулся.

Полежал какое-то время на спине, успокаиваясь. Тихо, как мантру, шептал в рассветных сумерках Антон сокровенные слова, от которых приходит к нему спокойствие и чувствует он в себе силы жить дальше.

"Я – капля воды, путешествующая по Вселенной. Во мне отражается всё, что меня окружает, но я ничего не принимаю в себя, оставаясь такой же прозрачной, чистой и отстраненной…"

В проходе, бросая слабый отсвет в казарму, горит дежурная лампочка; светает, но очень слабо, неуверенно. Вой ветра прорывается сквозь толстые стеклопакеты. Стихия все еще бушует, понемногу ослабевая. Где-то там, в коридоре, переминается с ноги на ногу дневальный Осипенко, ему нельзя спать. Ночное одинокое стояние на тумбочке изнуряет. Заняться нечем, а спать нельзя ни в коем случае. Комбат любит проверять ночью посты. Наказание за сон на посту может быть довольно суровым – внеочередной наряд на материк. Но это не самое страшное. За действительно серьезные проступки полагается изгнание с Базы. Человек уходит с острова, и уже нет ему дороги назад. Были и такие случаи, как рассказывали Антону. Кто знает, что случилось с изгнанными? Вряд ли они живы. Может, прибились к какой-нибудь банде; отморозков в окрестностях хватает даже сейчас. Хотя, на Базе говорят, что кое-где в Питере люди живут в своих домах, как прежде. Самоубийцы…

Глава III Полынь

– Взвод, подъем!

Нет противнее команды на свете; ее ненавидят все, кому доводилось служить в армии.

Антон резко открыл глаза. Паутинный угол на потолке при свете хмурого утра был четко различим. Паутина колыхалась от слабого дуновения сквозняка. Но как ни всматривался Антон в сплетение пыльных нитей, самого паука он никогда не замечал…

Устав Базы, конечно, не столь суров, как в настоящей армии. Время , отведенное на одевание , никем не засекается. Строиться в проходе навытяжку так же необязательно. Тем не менее, каждый знает, что если он замешкается, останется спать в кровати или как либо еще выкажет свое неудовольствие и несогласие с заведенными порядками, будет иметь дело с Комбатом. На этом обычно неповиновение прекращается. Если ты болен- отправляйся в лазарет. Вообще-то там два блока, мужской и женский, но женский до сих пор пустовал. Хотя, теперь…

Казарма, обустроенная на месте шикарной четырехкомнатной квартиры, так и не смогла приобрести стопроцентный военный антураж. Стены и перекрытия комнат были разрушены, образовав одно большое помещение. Сквозь аскетичность военного уклада необоримо проглядывало былое великолепие. Тюремные нары с шерстяными одеялами, диковато смотрящиеся на фоне немыслимо дорогих итальянских тканевых обоев на стенах, которые решили не трогать. Кухонные алюминиевые кастрюли и миски с овсянкой, загромождающие итальянскую варочную панель, на которой некогда домохозяйками готовились замысловатые деликатесы с позабытыми названиями. Все еще работающее джакузи и постоянно засоренный сортир.

На южной стене казармы диковато смотрелся прямоугольник двери, ведущей на длинный закругленный пенал балкона. Смежные санузлы двух квартир объединены в один большой, с душевыми и умывальниками. Проточная вода прямо из Невы закачивалась мощным насосом в емкости, установленные в подвале, там вода очищалась химикалиями и подавалась наверх, попутно подогреваясь бойлером.

Кухню и небольшую столовую отгородили стеной из гипсокартона от остальной части казармы. Обычно там дежурил Павлушка. В его семнадцать лет он мало что знал и умел и прекрасно это осознавал. Стрелок из него был никудышный, разведчик еще худший. Он боялся кошмарного мира, от которого был отделен безопасной полосой воды. Покойный дядя научил его обращаться с радиостанцией, поскольку когда-то связистом. Но Павлушка еще и кашеварил, причем иногда вполне сносно.

Мужики вяло натянули майки, топая по коридору в санузел. Мыться, бриться. Гамов, конечно, выпил больше остальных, и сверкал небритой опухшей физиономией. Да и остальные выглядели ненамного лучше.

На сегодня Комбат поставил Антона с Димкой в обход периметра с полудня. В казарме снова остался дневалить Осипенко, всю неделю жаловавшийся на мозоли на ногах. Комбат не разрешил ему одевать кроссовки, поэтому он мучился, ходя в армейских сапогах. Сегодня Остапенко будет намывать полы.

Левченко, сонно зевая во весь рот, прошлепал по коридору в санузел. Как всегда, Димка подкрался к нему сзади и указательными пальцами ткнул между ребер справа и слева. Антон дернулся, окончательно просыпаясь.

– Тебе не надоело еще? – отмахнулся Антон.

– Тоха, чего грустный такой?

– Напряженность в мире угнетает. -огрызнулся Левченко.

Димка заржал.

– Ничего, в караул сходим, как рукой снимет. Четыре часа, и гуляй, чувак!

Рост у Антона хороший. Каждый раз ему приходилось низко нагибаться над раковиной, чтобы рассмотреть в небольшое зеркало над умывальником свою физиономию. Лицо, все еще сохранившее, как ему казалось, юношескую свежесть. Соломенные всклокоченные вихры. Маленький шрам над правой бровью – ударился о лед на катке еще в детстве. Серые глаза, как всегда, таращатся немного растерянно и удивленно. Редкие веснушки кое -где… Выскакивают каждую весну… Упрямо сжатая тонкая полоска рта… Ямочка на подбородке.. У отца вообще подбородок был разделен почти что пополам . Он говорил сыну, что ямка передается через поколение. Вот у моих внуков такая же будет, как у меня, а у тебя, Антошка, вообще не будет.. Однако, появилась и у него и с годами стала заметной, вдалась в подбородок, однако, бриться особо не мешала. Да и зарастал Антон щетиной медленно, участками, как некоторые блондины. Антону вдруг захотелось по старой детской привычке оттянуть нижние веки, чтобы заглянуть под них, но все же, он удержался. Критически оглядев свою заспанную физиономию, Антон решил, что сегодня можно не бриться.

Несмотря на то, что была и горячая вода, кто-то с красноречивым уханьем и кряканьем плескался в душе. Кажется, Русинов. Местный морж, закаленный. Антон знал, что мало кто отваживался принимать ледяной душ. Таких людей на Стрелке было лишь четверо- Комбат, Барин, Русинов и сам Антон, получивший за время островной жизни хорошую северную закалку, пригодившуюся впоследствии.

На кухне в белом длинном поварском колпаке, выглядевшем на нем крайне нелепо, кашеварил Павлушка. Он зачерпывал овсянку поварешкой, плюхал в миски и подавал подходившим солдатам. Паренек стоял красный как рак. Это и было понятно – женщины смущали его, он не знал, как себя с ними вести. За свою короткую жизнь он не успел выработать для себя практический опыт поведения с противоположным полом и смотрел на беженок, смущаясь, но с явным любопытством, как на диковинных существ.

Наконец, к его кастрюлям подошли женщины с детьми. Очередь позади них возбужденно зашушукалась, солдаты принялись усиленно подмигивать друг другу, толкать локтями друг друга, отпускать сальные шуточки, не отрывая взглядов от женщин. Те тоже не знали, куда деваться от смущения, как и Павлуша. Нежданно-негаданно они стали центром всеобщего внимания.

– Красивые… – со вздохом протянул Димка, заглядевшись на их худенькие фигурки.

– Да, симпатичные, – подтвердил Антон. – И грустные очень…

– Еще бы. Вчера мужей поубивало.. Конечно тоскуют. Как бы с собой чего-нибудь не сделали…

Три женщины были средних лет, одна помоложе, лет двадцать. Еще одна подросток и остальные дети.