Ольга Афанасьева - Мстислав Ростропович. Любовь с виолончелью в руках

• Название: Мстислав Ростропович. Любовь с виолончелью в руках
• Автор: Ольга Афанасьева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4438-1003-4

Мстислав Ростропович — выдающийся виолончелист, дирижер и пианист, объявленный лондонской газетой «Таймс» «величайшим из ныне живущих музыкантов». Он родился в Баку, в семье музыкантов, в 4 года стал заниматься на рояле, чуть позже «освоил» виолончель и уже в 8 лет давал свой первый концерт!

Мстислав Леопольдович превратил свою жизнь в фантастическую легенду. Их семейный и творческий союз с Галиной Вишневской, ведущей сопрано Большого театра в Москве, стал одним из самых прославленных по своему мастерству дуэтов в мире. Его талант, блестящее владение инструменте»! темпераментная манера игры вдохновляли самых выдающихся композиторов XX века Прокофьева. Шостаковича. Шнитке. Хачатуряна. Мессиана и других на создание новых сочинений.

И музыкальные критики, и близкие люди, и простые почитатели неиссякаемых талантов М.Л. Ростроповича отмечают в этом человеке «удивительное сочетание художника, гуманиста и магнетически привлекательной личности».

---

«В конце концов я раздобыл клавир и смог выучить концерт. Я исполнил его в сопровождении фортепиано в своей сольной программе в Малом зале консерватории 18 января 1948 года. Аккомпанировала мне моя кузина Ирина Козолупова. Разумеется, я мечтал показать Прокофьеву, как хорошо я играю на виолончели, и выучил его концерт как следует. Кто знает — возможно, ему действительно понравится, как я играю?»

Прокофьев присутствовал на выступлении и был приятно удивлен, хотя и здесь не обошлось без накладок, как вспоминает Ростропович: «В те годы во время выступления я никогда не надевал очки, хотя был уже довольно близоруким… Когда я закончил играть, то увидел в задней части зрительного зала лысого мужчину, которого принял за Прокофьева. Он энергично аплодировал, и я то и дело отвешивал поклоны в его сторону. В порыве энтузиазма я сыграл массу вещей на бис, начиная с моей собственной аранжировки «Танца антильских девушек» из «Ромео и Джульетты». После пятого выхода на бис я заглянул в фойе для артистов и уже собирался снова выйти на сцену, когда вдруг увидел самого Прокофьева, в нетерпении стоявшего передо мной. Оказывается, из-за близорукости я перепутал его с моим лысым другом Мотковским, виолончелистом из Большого театра, который сидел в заднем ряду. Прокофьев испытующе посмотрел на меня и спросил: «Молодой человек, сколько раз вы еще собираетесь выходить на бис?»

Вскоре Н. Мясковский привел С. Прокофьева на концерт, в котором М. Ростропович и А. Дедюхин впервые сыграли Сонату Н. Мясковского — друга С. Прокофьева. Играть Сонату Ростроповичу было легко, удобно, и он давал волю своей склонности к импровизационности, поднимал «эмоциональную температуру» музыки. Прокофьев был очень доволен и отметил в своем дневнике: «Отлично играли».

После концерта, поздравляя Ростроповича, Прокофьев пообещал сочинить виолончельную сонату специально для него. Выучив ноты Сонаты, Ростропович отправился к Прокофьеву на Николину гору, где тот жил, чтобы сыграть и поделиться соображениями, возникшими в процессе разучивания.

Потом он рассказывал о своих впечатлениях: «Как только машина въехала в ворота, я увидел идущего навстречу нам Сергея Сергеевича. Он был в малиновом халате, на голове его было полотенце, повязанное в виде восточной чалмы. За ним бежали петухи и куры; видимо, он их только что кормил. “Добрый день, сэр”,— сказал шутливо Сергей Сергеевич и, глядя на мое растерянное лицо, добавил: “Извините меня за мой деревенский вид”.

… Прокофьев сел за рояль, и мы начали играть. Меня удивило, что он так быстро успел забыть сочиненную им музыку; впечатление было такое, будто он читал с листа. Очевидно, это происходило потому, что в этот период Сергей Сергеевич очень много сочинял новой музыки»[17].

Из воспоминаний Галины Вишневской: «В течение нескольких лет Слава, еще юношей, был дружен и близок с Прокофьевым, который имел на него огромное влияние — и не только как великий композитор, но и как человек. Часто бывая у него в доме, а летом живя вместе с ним на даче на Николиной горе, он увидел для себя в Прокофьеве идеал человека и старался во всем быть похожим на него, даже в мелочах. Прокофьев любил духи — и у Славы появилась эта страсть. Любовь к галстукам — тоже от Сергея Сергеевича. Если ему говорили, что он внешне похож на Прокофьева, это было для него огромным комплиментом. Да и самому Сергею Сергеевичу это нравилось, и он любил обращаться к Славе с вопросом (это у них превратилось как бы в игру):

— Сэр, вы хотите, чтобы я сказал вам гадость?

— Скажите, если вы считаете нужным, — в тон ему отвечал Слава.

— Вы на меня ужасно похожи!

И оба, счастливые, смеялись, как дети»[18].

С. Прокофьев и М. Ростропович. Москва, 1952 г.

Музыка Сонаты усваивалась Ростроповичем легко. В ней были светлые, тонкие образы, что после премьеры позволило критикам говорить о повороте в творчестве композитора. В этой музыке была детская непосредственность восприятия мира, и никто лучше молодого Ростроповича с его жизнелюбием не мог это выразить. Для исполнения партии фортепиано Прокофьев выбрал С. Рихтера.

Впервые Соната прозвучала 6 декабря 1949 года в концерте на пленуме Союза композиторов СССР, а 1 марта 1950 года была повторена в Малом зале Московской консерватории. Прокофьев на премьере не присутствовал: болел. Успех был полным. Художник П. Кончаловский под впечатлением премьеры написал: «Это была сама природа, радостная и трагичная, всегда необычная и вечно новая». Н. Мясковский назвал Сонату первоклассным, изумительным произведением. Ее тотчас же пожелал включить в свой репертуар С. Кнушевицкий, потом Г. Пятигорский, Г. Кассадо.

Так молодой виолончелист донес до окружающего мира гениальную музыку Прокофьева. Вскоре композитор займет особое место в творческой судьбе музыканта.

К тому времени Прокофьева работал со многими выдающимися исполнителями: Шестую и Седьмую его сонаты первым сыграл С. Рихтер, Восьмую — Э. Гилельс. Девятую Прокофьев писал тоже для Рихтера и по просьбе Д. Ойстраха. Переложил для скрипки Сонату для флейты и фортепиано.

Замкнутый Прокофьев редко шел на сближение с кем-либо. С. Рихтер, чьим мастерством Прокофьев восхищался, чувствовал себя неловко в присутствии композитора: «Я стеснялся. Встречи с его сочинениями и были встречами с Прокофьевым». Ростропович же, по словам Рихтера, «цепко схватился за Сергея Сергеевича».

Ростропович пришел к Прокофьеву в трудные для композитора годы личных и творческих потрясений. Умер его друг — Н. Мясковский. В 1948 году Прокофьев зарегистрировал брак с Миррой Мендельсон, а спустя некоторое время, в том же году была арестована первая жена Прокофьева — Лина Льюбера, которую он привез из Парижа.

Вспоминает Галина Вишневская:

«Прокофьев уехал из России сразу после революции — в 1918 году. Долгое время жил во Франции, женился, за границей родились два его сына. Жена его, Лина Ивановна, была певица, испанская подданная. Вместе они несколько раз по приглашению советских властей приезжали с концертами в Советский Союз. Прокофьев всегда считал, что композитор должен жить на своей земле, среди своего народа, и в 1935 году вернулся в Россию с двумя сыновьями и очаровательной молодой женой, которая <…> лишь приблизительно знала, что это за таинственная, загадочная страна — Россия. <…> Первые годы они жили очень счастливо, но ей не просто было адаптироваться, и они фактически разошлись. Сергей Сергеевич переехал на квартиру своей будущей жены Мирры Мендельсон, а Лина Прокофьева, гражданка Испании, вскоре была арестована. Однажды, в феврале 1948 года, утром ей позвонил какой-то человек:

— Я только что вернулся из Ленинграда и привез вам пакет от вашего знакомого.

Назвал имя человека, от которого Лина действительно ждала посылки.

Он продолжал:

— Сейчас я на Ленинградском вокзале, приходите скорее, я буду ждать вас на улице.

— Зачем на улице? Приходите ко мне домой, это совсем рядом.

— Нет, я очень спешу, лучше, если вы придете. Я буду стоять на углу. Вы меня легко узнаете по морской форме.

Как не хотелось ей идти! У нее был грипп, а мороз на улице трескучий. Надела меховую шапку, теплую шубу и вышла на улицу к условленному месту. На углу действительно стоял мужчина в форме морского офицера. Подошел:

— Лина Ивановна?

— Да, это я.

И видит свободная испанская гражданка, что офицер теснит ее к тротуару, где стоит легковая машина. Дверь распахнулась… Там еще двое…

— Позвольте, я не понимаю…

Но тут же морской офицер втолкнул ее в машину и спросил одного из сидевших внутри:

— Это она?

— Да, она, — ответил тот.

Все произошло в несколько секунд. Вернулась Лина Прокофьева в Москву из тюрьмы через восемь лет»[19].

Двое сыновей не навещали отца, денег на две семьи не хватало, особенно тяжело стало после 1948 года, надолго затормозившего появление новых оперных и балетных спектаклей. Здоровье ухудшалось, время работы строго ограничивалось врачами. Написанные ради заработка произведения, вроде оратории «На страже мира», вызывали критику. Прокофьеву необходимо было знать, что его музыку понимают, что жизнь прожита не зря. Ростропович передавал ему свой энтузиазм, вливал в него уверенность.

Сергей и Лина Прокофьевы

Сам того не ведая, молодой виолончелист сблизил Прокофьева и Шостаковича — двух гениев.

Ростропович прожил в доме Прокофьева два лета, не разлучаясь с ним. Отведенная ему комната находилась рядом с прокофьевским кабинетом, и каждое утро он просыпался с тревогой о больном Прокофьеве. Рихтер замечал: «Наблюдая их вместе, можно было принять Сергея Сергеевича за его отца — так они были похожи».

На Николиной горе в Подмосковье Прокофьев жил постоянно, город он не любил. День начинался с того, что Прокофьев с помощью Ростроповича вытаскивал кресло на открытое крыльцо и подолгу созерцал окружающую природу. Музыку природы открывал для себя и Ростропович, перенося это открытие на собственное исполнение.