Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

• Название: Бродяги Севера (сборник)
• Автор: Джеймс Кервуд
• Жанр: Проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-7491-7

Лучшие приключенческие романы знаменитого американского писателя-натуралиста и путешественника Джеймса Оливера Кервуда посвящены животным и суровой природе Северной Канады и Аляски, которую автор очень любил. Под обложкой этой книги собрано пять удивительных историй о невероятной дружбе, верности и мужестве: «Бродяги Севера», «Казан», «Сын Казана, «Золотая петля», «Долина Молчаливых Призраков».

---

Целые минуты после этого он стоял и напряженно прислушивался, но тишина снова воцарилась среди ночи. Затем он забрался под бурелом и улегся рядом с Нивой.

Он провел ночь в беспокойном, отрывочном сне. Ему снилось то, что он уже давно успел забыть. Ему приснился Чаллонер, привиделись холодные ночи и большие костры; он слышал во сне голос своего хозяина и почувствовал опять прикосновение к себе его руки. Но над всем этим распространялся и все это могуче застилал собой дикий, охотничий призыв его далеких предков.

Едва забрезжил свет, как он уже вылез из-под бурелома и стал обнюхивать ту дорогу, по которой пробежали вчера олень и стая волков. До сих пор Нива руководил Мики в их взаимных скитаниях; теперь их роли переменились; Нива стал следовать за ним. Ноздри Мики наполнились густым запахом, оставленным волками, и он определенно повел Ниву по направлению к равнине. Чтобы выбраться к опушке леса и выйти на равнину, для него потребовалось всего только полчаса.

Здесь он остановился.

В двадцати футах ниже его и в пятидесяти в сторону оказался полуобъеденный скелет молодого оленя. Но не это заставило Мики почувствовать разлившуюся по всему его телу дрожь, так как сердце его оставалось спокойным. Из ближайших кустов выходила отставшая от стаи волчица, чтобы воспользоваться мясом животного, которого она вовсе не ловила. Это было противное на вид, вислозадое, с оскаленными зубами существо, страшно похудевшее после болезни от отравленной приманки, на которую оно попалось; от нее так и отдавало коварством, трусостью и тем, что она пожирала своих же собственных волчат. Но для Мики это было все равно. В ней он видел живые плоть и кровь своей матери, воспоминание о которой смутно еще жило в нем и которую он чуял в ней благодаря инстинкту. С минуту или две он провел весь дрожа, а затем спустился вниз с таким видом и чувством, как если бы подходил к Чаллонеру; он сделал это с большими предосторожностями, с еще большей нерешительностью, но со странным томлением духа, какого не могло бы вызвать в нем присутствие даже человека. Он находился от волчицы всего только в двух шагах, когда она почувствовала около себя его близость. Запах матери вдруг теплом донесся до его обоняния и всего его наполнил неизъяснимой радостью. И все-таки Мики еще боялся. Но это был не физический страх. Растянувшись на земле и положив морду между передними лапами, он жалобно заскулил.

Волчица тотчас же обернулась, оскалила зубы во всю длину челюстей, и ее налившиеся кровью глаза вдруг прыснули в него угрозой и подозрением. Мики не имел времени, чтобы отпрыгнуть прочь или издать какой-нибудь звук. С быстротою кошки старая чертовка бросилась на него и укусила его. Ее челюсти сомкнулись, и она тотчас же убежала. От ее укуса у него из плеча потекла кровь, но не боль от раны заставляла его некоторое время оставаться на месте настолько спокойно, что его можно было бы принять за мертвеца. На том месте, где была только что волчица, все еще держался запах матери. Его мечты разлетелись в прах. То, что сохранила еще для него память, тотчас же и умерло с первым же глубоким вздохом от невыносимой боли, и для него, как и для Нивы, теперь уже больше не существовало ни Чаллонера, ни матери. Но вместо них перед ним открывался весь мир! В нем восходило и заходило солнце, из него истекали трепет и аромат жизни. А тут же около него – совсем близко от него – веяло густым приятным запахом сырого мяса.

Он жадно его понюхал. Затем он обернулся и увидел, что черный, со смешною обезьяньей мордочкой Нива уже неуклюже сползал к нему вниз, чтобы вместе с ним приняться за завтрак.

Глава IX

Они ели, как только могут есть проголодавшиеся животные. Будучи в высокой степени практичными, они не оглядывались назад и не думали о том, что с ними случилось, а целиком погрузились в использование настоящего. Несколько дней встряски и приключений, через которые они прошли, показались им целым годом. Скорбь Нивы по матери стала все более и более затихать, а Мики уже совсем примирился с потерей своего хозяина и уже освоился со своим положением. От последней ночи у них еще свежи были в памяти громадная таинственная птица в лесу, олень, затравленный и зарезанный волками, и (в частности для Мики) короткая, жестокая расправа с ним волчицы. В том месте, где она хватила Мики зубами за плечо, у него все еще стояла жгучая боль, но тем не менее это не лишало его аппетита. Все время ворча во время еды, он нажирался до тех пор, пока наконец, как говорится, не отвалился от нее совсем.

Тогда он сел на задние лапы и стал смотреть по тому направлению, куда скрылась волчица. Оказалось, что она ушла на восток, по направлению к Гудзонову заливу, через обширную долину, тянувшуюся между двух невысоких горных хребтов, которые, как две стены леса, окрашенные утренними лучами солнца в желтый и зеленый цвет, уходили далеко-далеко к горизонту. Мики даже и не воображал до сих пор, как все на свете обстоит совсем иначе, чем он это себе до сих пор представлял. Перед ним широко открывался полный чудес, многообещающий рай: широкие, мягкие, зеленые луга, группы лесов, похожие сперва на городские парки, а затем переходившие постепенно в более густые и более дремучие леса, большие полосы кустарников, весело зеленевших на солнце, там и сям проблески воды, а в полумиле далее – озеро, точно гигантское зеркало, оправленное в ярко-зеленую раму из листьев и хвои.

Вот туда-то и ушла волчица. Он подумал: не вернется ли она обратно? И понюхал: не пахнет ли ею воздух? Но в его сердце уже больше не было тоски по матери. Что-то уже стало говорить внутри его, что между волком и собакой – большая разница. Вначале он еще смутно надеялся, что где-то на свете еще есть его мать, – и вот ошибся, приняв за нее эту волчицу. Но теперь уж его не проведешь! Еще бы немножко – и волчица вовсе откусила бы у него плечо или, что еще хуже, точно в клещах сжала бы его горло. Но уж это больше не повторится. В него уже стал внедряться Единый Великий Закон, непримиримый закон, состоящий в том, что выживает всегда и остается победителем всегда только сильнейший. Жить – значит бороться, убивать; уничтожать все, что только ходит и летает. Повсюду подстерегают его опасности – и на земле, и в воздухе. После потери Чаллонера только в одном Ниве, в этом осиротевшем медвежонке, он нашел сердечного друга. И он направился к Ниве, оскалив по дороге зубы на какую-то ярко оперенную птицу, которая по крошечным кусочкам склевывала с оленя мясо.

За несколько минут перед тем Нива весил двенадцать фунтов; теперь же стал весить целых пятнадцать. Его брюхо распухло, как бока туго набитого дорожного мешка, и он сидел теперь, сгорбившись, на теплом солнышке, облизываясь и безгранично довольный собою и всем окружающим. Мики потерся об него, и Нива по-приятельски захрюкал. Затем он повернулся на спину и пригласил Мики поиграть с собой. Это случилось с его стороны в первый раз; и Мики с веселым лаем стал на него прыгать. Царапаясь, кусаясь, давая друг другу пинки и сцепившись в дружеской свалке, во время которой Мики сердито ворчал, а Нива хрюкал и взвизгивал, как настоящий поросенок, оба они неожиданно скатились с откоса вниз. До конца откоса было не менее сотни футов, и они полетели, точно два шара, перевертываясь через головы на всем его протяжении. Ниве это понравилось. Он был кругл и жирен и катился вниз легко.

Совсем другое дело было для Мики. Он весь состоял из ног, кожи и выступавших наружу костей и, катясь, то и дело сбивался, перекувыркивался и съеживался в комок, пока наконец, скатившись вниз окончательно, не шлепнулся об землю с такой силой, что почувствовал головокружение, и уже решил, что из него уже и дух вон. Кое-как с глубоким вздохом он поднялся на ноги. Некоторое время весь мир кружился и вертелся вокруг него с такой настойчивостью, что его стало тошнить. Затем он встряхнулся, овладел собой и отошел от Нивы на несколько шагов.

Нива только что очухался от такого развеселого открытия. После мальчика на санках и бобра на его плоском хвосте никто так не наслаждался катаньем с горы, как маленький черный медвежонок, и, пока Мики приходил в себя и собирался с духом, Нива уже вскарабкался обратно на двадцать или тридцать футов в вышину и преспокойнейшим образом скатился вниз еще раз! Мики даже раскрыл рот от удивления. И опять Нива взобрался наверх и снова скатился вниз – и у Мики даже перехватило от этого дыхание. Целых пять раз он наблюдал, как Нива то поднимался наверх на двадцать или тридцать футов, то скатывался обратно. После пятого раза он набросился на Ниву и дал ему такого тумака, что дело чуть не кончилось дракой.

После этого Мики стал производить разведки вдоль подошвы ската, и на пространстве сотни футов Нива охотно следовал за ним, но далее наотрез отказался идти. На четвертом месяце своей жизни, полный юношеского самоудовлетворения, он был доволен тем, что природа произвела его на свет и что поэтому он с бесконечным удовольствием мог наполнять свой желудок. Для него еда была единственной и главной целью его существования. То же, что Мики, по-видимому, задумывал вовсе бросить такой вкусный и сочный остов молодого оленя, наполнило Ниву тревогой и вызвало в нем дух сопротивления. Несмотря ни на что, он отбросил в сторону всякие помышления об играх и прямо отсюда отправился к тому занятию, которое составляло сто процентов всей его деятельности.