Илья Маркин - Курский перевал

• Название: Курский перевал
• Автор: Илья Маркин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1964

Вся жизнь и творческая биография Ильи Ивановича Маркина связаны с нашей Советской Армией и Великой Отечественной войной, о героях которой он написал несколько книг. В издательстве «Молодая гвардия» вышли романы Ильи Маркина «На берегах Дуная» (1953 г.), «Люди грозных лет» (1957–1958 гг.). Новая книга — «Курский перевал» — является самостоятельным продолжением романа «Люди грозных лет». Первый вариант этой книги, под названием «Впереди — Днепр», вышел в Новосибирском издательстве в 1962 году. Настоящее издание романа «Курский перевал» в результате авторской переработки уменьшилось в объеме и наполовину обновилось.

Судьбы героев романа прослежены на огромном поле Курской битвы, в которую Гитлер бросил почти миллионную армию, вооруженную 10 тысячами орудий и минометов, 2 700 танками и самоходными пушками и двумя с лишним тысячами самолетов. Семь суток советские войска, в том числе и герои этого романа, под командованием генералов Ватутина и члена Военного Совета фронта Хрущева отражали яростные атаки превосходящих сил врага, а затем сами перешли в контрнаступление и погнали гитлеровцев к Днепру.

Особое место в романе занимает показ героизма, мужества и отваги молодых воинов, воспитанных комсомолом и партией.

---

С тяпками и вязанками травы женщины послушно свернули к конюшне.

— Клевета, значит? — зло и насмешливо повторила Арина. — А ну, Федосья, — обернулась она к женщинам, — сколько самогонки стребовал с тебя этот самый вот Гвоздов за тую повозку, что ты дочь на станцию отвозила? Говори, говори, что жмешься?

— Ну, было, зашел, выпил, — робко проговорила пожилая женщина, скрываясь за спинами подруг.

— Выпил, значит! — укоризненно воскликнула Арина. — Ах, какая ты добренькая и жалостливая!.. А ты, Марья, что глаза опустила? Не с тебя ли он литру за воз соломы содрал? А ты, Марфуша? Ты, Анна? Нечего в молчанку играть да по углам шептаться! Этого паразита на чистую воду надо…

— Я не позволю!.. — задыхаясь от ярости, прокричал Гвоздов. — Да за такие слова… Да советская власть за оскорбление руководителей колхозных…

— Ты, Гвоздов, советской властью не прикрывайся, — прервал его незаметно подошедший Слепнев. — Советскую власть народ выбирает, и советская власть служит народу.

— А-а-а! — насмешливо протянул Гвоздов. — Вот откуда ветерок-то дует. Сам товарищ Слепнев все подстроил. За дело Гвоздова подкусить нечем, так давай несознательный элемент настраивать.

— Заткнись! — с хрипом выскочила из толпы высоченная женщина с темным остроскулым лицом. — Не смей марать Сергея Сергеевича! Он своей души за народ не жалеет. А ты только и знаешь, что тянуть с народа. Хватит, бабы, — призывно махнув рукой, крикнула она женщинам, — довольно молчать, натерпелись от этого толстомясого, и будет! Вот и Сергей Сергеевич тут и Федор Петрович. Он, говорят, теперь партийный руководитель. Давай собрание требовать!

— Правильно! Собрание! Нечего терпеть! — зашумели женщины. — Он вконец обнаглел. Пчел — как у помещика! Спекулянт без подделки…

Под гневными криками толпы Гвоздов сник, потом резко поднял голову, злобно взглянул на Слепнева, на женщин и, видимо поняв, что всякое сопротивление бесполезно, с хрипом проговорил:

— И пожалуйста, и собирайте и снимайте, в ножки поклонюсь, что избавился от должности от такой…

— Нет, ты запросто от нас не уйдешь, — остановила его Арина, — мы с тебя за все спросим, и не как-нибудь, а сполна…

* * *

Колхозное собрание закончилось под утро. Наташа с Галей и Слепнев с Привезенцевым вышли из душной, продымленной конторы и, не сговариваясь, направились сизым от росы пригорком к озеру. Говорить никому не хотелось, и все четверо шли молча, думая о совсем необычном, шумном и горячем собрании. Огромная луна свалилась почти к самому горизонту, и распластавшееся по лощине озеро тускло розовело в прозрачном тумане.

— Нет! Никак не могу опомниться, — остановясь на плотине, сказала Наташа. — Ну как можно такое? Что за председатель из меня? И выдумают тоже!

Наталья Матвеевна, вам известна такая пословица: «Не боги горшки обжигают»? — шутливо спросил ее Слепнев.

— Во! Видали? — кивнула Наташа Гале и Привезенцеву. — Уже Натальей Матвеевной величает! То была Наташка, Наташа, а теперь вдруг Матвеевна!

— А как же иначе, ты же теперь не кто-нибудь, а председатель колхоза. Верно, Федор Петрович?

— Ох, председатель, председатель! — горестно вздохнула Наташа. — Как натворит этот председатель делов несуразных и полетит вверх тормашками вроде Гвоздова и с должности и под суд! А я судов-то этих и в глаза не видела.

— Да что ты? — вступилась Галя. — Гвоздов жулик настоящий, а ты… Ты же как слезиночка…

Привезенцев слушал разговор и все еще никак не мог опомниться от всего, что произошло на собрании. Его нисколько не удивило, что почти все колхозники яростно обрушились на Гвоздова, решили снять его с должности председателя колхоза и отдать под суд. Совсем неожиданным, ошеломляющим было шумное единодушное требование женщин на место Гвоздова избрать Наташу. Вначале от радости у него запылало лицо, но, подумав, что за работа ляжет на ее плечи, он внутренне похолодел, жалея ее. У него даже мелькнула мысль выступить и попросить всех не наваливать на нее такую непосильную ношу. Но было уже поздно. Частокол поднятых рук окончательно сбил его мысли.

«Остается только одно, — встревоженно думая, решил он, — всеми силами помогать ей, на каждом шагу, в каждом деле. И главное — учить, учить. Она хоть и окончила семилетку, но, видать, многое перезабыла».

— А вы что, Федор Петрович, загрустили? — спросил Слепнев.

— Загрустишь, — весело рассмеялась Галя, — жена-то, чай, теперь не кто-нибудь, а председатель! Ой, Федор Петрович, и вредные же эти председатели! По себе знаю. Мой председатель ни днем, ни ночью покоя не знает. Только вы не горюйте. Пусть они председатели, а мы с вами вдвоем против них.

— Это что же, вроде заговора? — усмехнулся Слепнев.

— Конечно! — задорно воскликнула Галя. — Критику на вас наводить будем, чтобы не очень-то нос задирали.

— Точно, Галя, — оживился Привезенцев, — мы в обиду себя не дадим.

— Милые вы мои, — восторженно прошептала Наташа, — а хорошо-то как! Озеро — и конца не видно! Рыбки там плещутся, сил набираются, утятки подрастают. Ведь это же благодать, озеро это наше!

— Тихо, — легонько подтолкнул Слепнев Привезенцева, — в эту минуту рождается новый председатель колхоза.

XIX

Четыре странички бисерного почерка Веры Нина прочитала, почти не дыша, и, ошеломленная нахлынувшей радостью, прижала письмо к мокрому от слез, разгоряченному лицу. И сразу же, как наяву, она увидела его, его самого, Сережу Поветкина! Нет! Теперь он не тот вихрастый, всегда чем-то занятый детдомовский Сережа и не тот строгий секретарь комсомольского комитета техникума Сергей Поветкин. Теперь он не Сережка, не Сережа и не Сергей, а Сергей Иванович, подполковник, командир воинской части! Неужели все это правда? Неужели два года надежд в этой страшной безвестности войны и оккупации не обманули ее? Неужели наконец-то все мучительные раздумья, призрачные, как сон, ожидания, вспышки одинокого, таимого от всех отчаяния сменились светлой радостью сбывшейся мечты?

Нина еще раз жадно перечитала письмо подруги юности. Нет! Никакой ошибки! Никакого обмана и ложных иллюзий! Все правда! Долгожданная, светлая правда! Жив, жив Сережа Поветкин! Год назад он был в Москве, заходил к Вере домой, говорил с нею. А зимой, прошлой зимой вместе с Петром Лужко воевал на фронте и теперь чуть ли не каждую неделю присылает Вере и Петру письма. Жив Сережа, жив и ничего не забыл, все помнит и хранит. Два года, все эти два года войны он разыскивал ее и не мог найти. Как это не мог? Почему не мог?

Нина не заметила, как по щекам потекли слезы и соленой горечью скатились в уголки рта. Она всхлипнула, сквозь застилавший глаза светлый туман посмотрела на письмо и улыбнулась и осуждающе, и радостно, и виновато.

Дурочка! Где же он мог найти тебя, когда ты и сама не знала, кто ты есть сегодня и что будет с тобой завтра? Ты же в мире была вроде невидимое «ничто», и настоящую тебя знали всего несколько человек, да и те и хотели всей душой, но не могли сказать, где ты и что с тобой.

А он ждал, надеялся, разыскивал. И Вера искала и Петро… Бедный Петро! Инвалид, без ноги, на протезе… А может, и с Сережей что? Нет, нет! Этого не случится, не может случиться!

Нина, как в полусне, встала с замшелого пенька, торопливо поправила волосы. Косые лучи послеобеденного солнца упрямо пробивались сквозь толщу густого сосняка. Легкие блики мягко скользили по иглистому ковру прошлогодней хвои. Изредка в разморенной тиши леса, едва уловимо возникая, тут же замирал ласковый перешепот ветвей. В густой тени узенькой просеки Нина увидела Васильцова. Видимо не замечая ее, он шел неторопливо, в раздумье склонив лысеющую голову. В военном обмундировании, без погон, в ярко начищенных сапогах и с командирской сумкой в руке, он был совсем не похож на того Степана Ивановича, который вывел ее из Орла.

— А-а-а, Ниночка… — увидев ее, приветливо улыбнулся Васильцов и, мгновенно погасив улыбку, спросил: — Получили? От него?

— Нет, — в порыве радости встряхнула головой Нина и, словно оправдываясь за неладный ответ, тихо добавила: — От подруги, от Верочки. Жив он, жив, Степан Иванович! — захлебываясь словами, торопливо выговорила она, устремляясь к Васильцову. — Воюет на фронте! Меня разыскивал… Но война же, понимаете, везде отвечали, что я… Что про меня… Неизвестно…

— Рад за тебя, дочка, — мягко пожал ее трепетные пальцы Васильцов. — Уверен, что будешь счастлива.

— Буду, буду, Степан Иванович! — с жаром воскликнула Нина. — Все прошло… Теперь все другое будет.

Васильцов пристально смотрел на ее разгоревшееся лицо, и какое-то гнетущее предчувствие охватило его. Он отпустил ее руку, отвел свой взгляд от ее наполненных счастьем сияющих глаз и встревоженно подумал:

«Нельзя тебя на задание сегодня пускать. Ты взволнована, и это может погубить тебя».