Лия Лозинская - Фридрих Шиллер

• Название: Фридрих Шиллер
• Автор: Лия Лозинская
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

Это книга о великом немецком поэте и драматурге Фридрихе Шиллере. «Благородным адвокатом человечества» назвал его Белинский. В историю мировой культуры Шиллер вошел как поэт юности, писатель, чьи лучшие образы дышат пафосом свободолюбия и дерзания, утверждают идеалы братства между народами и дружбы между людьми.

«Тот, кто теряет вкус к Шиллеру, тот или стар, или педант, очерствел или забыл себя», — писал Герцен.

Несвободным от противоречии было творчество Шиллера, трагичной его жизнь. Она не богата событиями. Но каждый ее день был днем борьбы против деспотизма, против гнетущей узости немецких общественных условий конца XVIII — начала XIX столетия.

Шиллер умер сорока пяти лет, сломленный физически этой непосильной борьбой. Но до конца своих дней остается он непримиримым противником феодально-буржуазных порядков. Во всех его драмах, в его замечательных балладах, в его статьях по искусству живет горячая вера в нравственно-творческие силы народа, в победу демократии и мира.

Прошло более ста пятидесяти лет со дня смерти Шиллера. Его драмы не сходят со сцены театров. Мощными и самобытными истолкователями шиллеровских образов были великие русские актеры Мочалов, Каратыгин, Ермолова, Южин… Вновь и вновь обращается к Шиллеру и советский театр.

Книга, которую мы предлагаем читателю, — одна из первых популярных биографий Шиллера, написанных советским автором.

---

О нет, на это Шиллер никогда не согласится: его муза свободна! Почтительно, но твердо поэт отклоняет предложение его светлости.

Они расстаются, затаив каждый свои намерения и мысли. Шиллер знает: Карл Евгений никогда не простит ему отказа от предложенной «милости» — высочайшей опеки. Теперь следует ждать мести.

Ждать пришлось недолго.

В конце мая, уступив просьбам друзей и приятельниц показать им спектакль, Шиллер снова поехал в Мангейм на представление «Разбойников».

Каким разительным контрастом после подневольного штутгартского существования показались ему эти несколько дней в Мангейме! Здесь он чувствует себя свободным, он осыпан похвалами, он вращается в обществе людей творческих: режиссеров, актеров, литераторов, видящих в нем надежду современной немецкой сцены. Там — лазарет, казарма, безвестность…

Шиллеру кажется, что именно в Мангейме находятся «счастливые созвездия и греческий климат», которые могли бы вырастить из него настоящего поэта. Если бы перебраться в Мангейм и постоянно работать в Национальном театре…

Но ведь это не просто переезд из одного города в другой. Для жителя Вюртемберга XVIII столетия Мангейм — заграница, столица другого «государства», курфюршества Пфальцского. А разве не должен он согласно обязательству, подписанному его родителями, «всецело посвятить себя служению Вюртембергскому Герцогскому Дому»? Многопудовыми цепями оказалось для поэта это злополучное обязательство.

И все же Шиллер не отказывается от надежды: он рассчитывает на помощь влиятельного директора Маигеймского театра барона Дальберга.

Если бы Дальберг обратился к герцогу с просьбой отпустить полкового медика хотя бы на время, написал так, чтобы у Карла Евгения не оставалось сомнений, что «все совершается его властью, по его воле и служит к его же чести»… Если бы к тому же в этом письме удалось польстить педагогической страсти герцога, «намекнуть, что не будь его, я бы ничего собой не представлял, ибо я обучен и воспитан в учрежденной им академии…» О, Шиллер не сомневается — в таком случае ему удалось бы вырваться из Штутгарта.

Но Дальберг только улыбается. Пожимает Шиллеру руки. Он светский человек и придворный, захочет ли он из-за какого-то молодого драматурга обострять отношения с всесильным Вюртембергским герцогом?

Между тем до Карла Евгения доходят слухи о вторичной отлучке полкового медика. Снова вызывает он Шиллера в Хогенхайм, но на этот раз не для отеческих увещеваний. Поездка автора на представление его драмы расценивается почти как политическое преступление, «связь с заграницей». Герцог устраивает ему форменный допрос. Грозит крепостью, обещает лишить родителей Шиллера куска хлеба.

В резких выражениях Карл Евгений запрещает Шиллеру иметь сношения с «иностранцами», приказывает ему отдать шпагу и, оставив коня в Хогенхайме, пешком отправляться в Штутгарт на гауптвахту.

Вряд ли на этот раз, идя длинной тополевой аллеей, благоухающей молодою майской листвой, размышляет поэт об искусстве архитекторов и садоводов. На фоне вечернего неба перед ним вырисовываются мрачные очертания Хогенасберга. Никогда еще не представлялась ему эта страшная крепость такой реальной угрозой, никогда не казалась столь близкой судьба Шубарта. Почти физически ощущает поэт гнет серых, покрытых плесенью стен, чувствует на своей коже гнилое, промозглое дыхание тюремного воздуха…

Надо сделать еще одну попытку расшевелить Дальберга. Решительную. Дать ему понять, что речь идет о свободе Шиллера, об его жизни.

«Ваше превосходительство, наверно, немало удивится, узнав, что за последнюю поездку к вам я был посажен под арест… Если ваше превосходительство еще верит, что мои надежды приехать к вам осуществимы, то единственная моя просьба поспешить с этим делом, — пишет он барону 15 июля 1782 года. — Теперь у меня есть причина вдвойне желать этого, но я не решаюсь доверить ее письму. Единственное, что я могу сказать вам наверное: если в течение ближайших месяцев мне не удастся приехать, то у меня уже не останется надежды когда-либо жить подле вас…»

Время идет, а Дальберг не принимает никаких мер.

Удивительно, что в эти полные тревоги месяцы Шиллер продолжает напряженную творческую работу.

Сразу же после окончания «Разбойников» он начинает трудиться над следующим драматическим произведением — «Заговор Фиеско». Это драма о реальных исторических лицах и событиях. В центре ее — образ генуэзского графа Фиеско ди Лаванья, возглавившего в 1547 году политический заговор против угнетавшего Геную тирана — принца Джанеттино Дория.

Не мало часов проводит Шиллер в Штутгартской библиотеке, знакомясь с книгами об Италии XVI столетия. Перед ним раскрывается одна из наиболее ярких страниц европейской истории — эпоха Возрождения, давшая миру выдающихся художников, прозорливых ученых, отважных мореплавателей, талантливых политических деятелей.

К этим последним принадлежит и заинтересовавший Шиллера герой — Фиеско.

Впервые Шиллер прочитал о нем в появившейся незадолго до того в Германии книге X. П. Штурца «Примечательные мысли Жан Жака Руссо». Единственное историческое лицо, которого Руссо считал достойным кисти Плутарха, рассказывает Штурц, это граф Фиеско. Ему все время указывали на герцогский трон Генуи, однако у него в душе не было иной мысли, кроме низвержения узурпатора.

Но чем ближе знакомился Шиллер с литературой по этому вопросу — двумя французскими исследованиями — «Заговор Жан Луи Фиеско» кардинала де Ретца и «Всеобщая история знаменитых заговоров, конспираций и революций» Дюпора; немецкой работой «Подробные историко-политические известия о республике Генуе» Геберлина и недавно переведенным на немецкий язык сочинением шотландского историка-просветителя Робертсона «История Карла V», — тем отчетливей вырисовывался перед ним образ Фиеско, противоположный тому, который сложился у Руссо. Это был хорошо известный из историй всевозможных дворянских заговоров и буржуазных революций образ честолюбца, изменившего делу свободы ради того, чтобы самому захватить власть.

Но как ни сложен и значителен был герой, увлекший Шиллера, он заинтересовал поэта не сам по себе.

Подобно всем писателям-просветителям, Шиллер видит в истории средство воспитания опытом прошлого. «Художник совершает свой выбор ради близорукого человечества, которое он намерен поучать…»— пишет он в предисловии к «Заговору Фиеско».

Чему же намерен был поучать своих современников молодой драматург в новом произведении?

Как и в «Разбойниках», Шиллер в «Заговоре Фиеско» ставит вопрос о путях борьбы за свободу.

Каковы те силы, которые смогут свергнуть несправедливый строй, основанный на произволе и насилии? Каким должен быть герой, посвятивший себя борьбе? Писатель стремится как бы всесторонне обсудить вместе с читателями и зрителями своей драмы эти вопросы, выявить истину в сложном столкновении взглядов и характеров действующих лиц, в переплетении их судеб: многие из этих личных судеб, как они изображены в драме, — это как бы возможные варианты решения общественных конфликтов. И прежде всего автор хочет предостеречь современников от серьезной опасности, которую представляет для демократической революции властолюбец, человек, способный использовать дело республиканцев в личных, корыстных, целях.

«Заговор Фиеско» был не завершен, когда юного поэта увлек новый замысел. Сидя по приказу герцога на гауптвахте, он задумывает драму, которая с еще большей определенностью, чем «Разбойники» и «Фиеско», должна обличать княжеский деспотизм. Драму о простой девушке Луизе Миллер, о том, что, пока существует абсолютизм, не может быть счастлив человек.

Значительно позднее появилось известное нам название этой драмы — «Коварство и любовь». Его подсказал автору незадолго до премьеры пьесы на сцене Мангеймского театра актер Иффланд.

Но между замыслом «Луизы Миллер» и днем премьеры «Коварства и любви» Шиллеру суждено пройти трудный путь. Все чаще появляется у него печальная мысль, что разлука с родиной неизбежна, а надеяться на то, что герцог отпустит своего полкового медика с миром, очевидно, не приходится. Остается только одно — бегство.

Дальнейшие события утверждают Шиллера в этом намерении.

Над его головой сгущаются новые грозовые тучи. Зреет заговор правящей клики Вюртемберга против жизни поэта и его свободы. О том, что в вюртембергских салонах имя Шиллера произносится с ненавистью, друзья его предупреждают.

Но что может поэт против мира коварства?

Надо бежать, бежать скорей!.. Однако бежать — это значит оставить в полной власти герцога стариков родителей и сестер. Не надумает ли Карл Евгений выместить на них свою «светлейшую» ярость? Эта мысль парализует все планы Шиллера.