Анатолий Степанов - Парад теней

• Название: Парад теней
• Автор: Анатолий Степанов
• Жанр: Детектив

---

Кузьминский поставил тарелочку и стакан на стол, хлопнул по плечу Антона, шлепнулся ладошками с Эдиком и уселся.

- Как жизнь? - страдальчески спросил Антон, имея в виду, так сказать, всеобъемлющий план. Воспользовавшись философской отстраненностью собутыльника, Эдик быстренько налил себе из бутылки заключительную сотку, выпил, и собрался откланяться.

- Мне пора, Тоша. Спасибо тебе. А Витя меня заменит. Заменишь, Витя? Пресс-атташе согласно кивнул.

- Как жизнь? - повторил он, на этот раз требовательно.

- Чья? Твоя, моя, современного общества? - уточнил Кузьминский, выпил и, раскусив, пососал оливку.

- Современного общества, - выбрал объект Антон. - А значит, твоя, моя.

- Хрен-то! Моя - это только моя приватная жизнь, Антон. Оно, конечно, человек, как утверждают марксисты, животное общественное, но марксисты, утверждая это, об одном не подумали: я - не животное. Давай поговорим о чем-нибудь другом, Антон. О качестве здешней водки, к примеру.

Услышав милое слово "водка", Антон потянулся за бутылкой и, увидев, что она пуста, удивился:

- Ай да Эдик! И когда успел ее прикончить?

- Успел, как видишь. Что, кстати, является косвенным подтверждением хорошего качества здешней водки. И второй вопрос снят с повестки дня.

- Нет, - не согласился Антон и встал, - не снят. Окончательный вердикт по качеству водки будет вынесен по проведении повторной, контрольной дегустации.

Шутил и одновременно проверял себя на устойчивость. Удовлетворился проверкой и направился к стойке. Поулыбался там с буфетчицей, вернулся с полной бутылкой, поставил на стол и отбыл за закуской. Принес колбаски и сыру. Утомился от походов к стойке и, уронив руки вниз, растекся по стулу, отдыхая. Встал и Кузьминский, чтобы сходить за очередной своей соткой. Проследив за ним и дождавшись его возвращения, Антон спросил с пьяноватой обидой:

- Моей, значит, брезгуешь?

- Что значит твоя или моя? Она одинаковая, Антон.

- Моя, - упрямо повторил тот. - Моя, потому что я ее купил.

- А я привык пить на свои.

- А я привык угощать на свои.

- По-моему, ты ошибаешься. Не на свои, а на праховские.

Антон часто поморгал глазами, соображая, что ему сказали. И понял: его оскорбили. Вскочил и взревел так, чтобы всем страшно было:

- Что ты сказал?!

- Что ты услышал, голубок.

- Что ты сказал?! - повторил Антон и стал медленно двигаться на Кузьминского.

- Может, я не прав, - примирительно пошел на попятную Кузьминский. Может, сегодня ты пьешь и угощаешь на свои. Может, у тебя сегодня зарплата.

- Ха! Зарплата! Это ты от зарплаты до зарплаты, - сказал Антон, усаживаясь на стул.

- От гонорара до гонорара, - поправил Кузьминский.

- Один хрен, - не принял поправки Антон. - А я в деле, понимаешь, в деле! И праховские миллионы мне до феньки.

- Тогда ты молодец, - похвалил его Кузьминский.

- Давай выпьем, - вспомнил, наконец, о приятном Антон.

Выпили. Кузьминский половинил. Антона после дозы потянуло к лирико-психологическим размышлениям. Покровительственно глядя на литератора, он рассуждал:

- Что есть материальная зависимость? Лишение свободы, тюремное заключение без видимых стен и решеток, рабство, рабство! А теперь я свободен, потому что независим. Теперь я - хозяин малой своей жизни, а не моя сучка Галька.

- Она что - разорилась?

- Она стала еще богаче, Витя. Я, я сделал так, что она стала богаче. Но нынче она, самая богатая дамочка в Москве, в моих руках.

- За твои успехи, Антон, - серьезно сказал Кузьминский и поднял стакан.

- За мои успехи ты должен пить мою водку, - вдруг вспомнил обиду Антон.

- Выпьем и твою, - пошел на компромисс Виктор.

Антон налил себе еще и, выпив, спросил в недоумении, расширенными глазами растерянно глядя на Кузьминского:

- А о чем я говорил?

- О любви, мой друг, о любви, - подсказал Кузьминский.

- О любви! - передразнил его Антон и взъярился ни с того ни с сего: Я ей дам любовь, этой суке!

- Дай, - согласился Кузьминский.

Антон ошарашенно замер и спросил с подозрением:

- Что тебе дать?

- Не мне. Ей. Любовь.

- Любовь - это сон упоительный! - пробормотал Антон и грозно добавил: - Я ей дам сон!

- Дай, - опять согласился Кузьминский. - Дай ей и сон.

- Подначиваешь, да? - разозлился Антон.

- Разве можно подначивать, все время с тобой соглашаясь?

- Значит, не веришь?

- "Веришь - не веришь" - это игра такая. И я в нее не люблю играть.

Антон из своей бутылки разлил по двум стаканам. Виктор не сопротивлялся. Молча выпили. Антону очень захотелось доказать писателю, что он, Антон, не говно, а говно - именно он, писатель. И все другие прочие. Необходимо возвратиться к разговору об этой суке. Нет, не писатель главное говно. Он просто говно. Главное говно - эта сука.

- О чем мы говорили? - еще раз спросил Антон.

- О любви.

- Что ж, поговорим о любви! - обрадовался пресс-атташе.

- А лучше "поговорим о странностях любви", - предложил Кузьминский.

- Именно о странностях! - Антон возликовал, услышав столь нужное ему определение. - Обязательно о странностях. - Передразнил Лермонтова: - "Вы странный человек". А я - не странный! Она приходит от него в высоких чувствах, истомленная нежными пистонами, а я ее раком! И по жопе, по жопе! Все терпит, высокомерная курва! И старается, работает, подмахивает. Они по вторникам и пятницам трахаются, и я ее по вторникам и пятницам! Терпит, все терпит!

- Лопнет когда-нибудь ее терпение. Кстати, кто она?

- Как кто? - обиделся на непонятливость Кузьминского рассказчик. Галька. Моя благоверная. Стерва. Сука. Тварь.

- И с такой живешь? Ну если раньше из-за бабок, то сейчас почему?

- Нравится потому что! - гримасничая, сообщил Антон.

- Садист, что ли?

- Нет, не садист, - серьезно возразил Антон. - Мне по острию ходить нравится. Я ее замазал так, что могу сдать в любой момент. Но и она, если захочет, может заложить меня с потрохами.

- Ты ее - за глотку, а она тебя - за яйца?

- Именно, Витя! - обрадовался сообразительности Кузьминского Антон. Но у нее только страх, а у меня еще и удовольствие от остроты ощущений.

- Тогда ты не садист. Ты - мазохист.

- Фуюшки! - в очередной раз возликовал Антон. - Я - сверху!

- Как и положено в этом деле мужику.

- Ты не понял, Витя! Мне есть что топтать. Ее изысканную любовь, ее надежды на тихое семейное счастье, ее мечты о будущем. А ей топтать нечего!

- Это уж точно, - охотно согласился Кузьминский.

- Не понял, - насторожился Антон.

- Чего уж тут понимать. Ты - сверху.

- Я - сверху, - удовлетворившись объяснением, повторил Антон. - Я теперь во всем сверху, понимаешь, во всем! - Загорелся вдруг в желании облагодетельствовать: - Хочешь, я твое собрание сочинений издам? Без всякой для себя выгоды, просто так. Сколько ты там томов написал? В Финляндии отпечатаем. На роскошной бумаге, в бумвиниле с золотым тиснением, целофанированная суперобложка. У меня там связи, я там наш рекламный журнал печатаю. О деньгах не думай, денег - навалом. И гонорар по пятьсот за лист. Аванс хоть сейчас можешь получить. - Полез в карман пиджака и вытащил толстую пачку стодолларовых, тысяч на двадцать. - Сколько тебе?

- Давай об этом в другой раз поговорим. О таких вещах в забегаловке не договариваются.

- А я договариваюсь.

- А я - нет.

Помолчали. Но вскоре Антон вдохновился новой идеей:

- Сейчас допьем и в гости поедем. К Олегу. У него сегодня прием. Да ты его знаешь! Олег Радаев, певец такой знаменитый.

- Бывший, - напомнил Кузьминский. - И что мне там делать? Вместе с хозяином, дуэтом так сказать, петь про то, что коммунизм зовет?

- Ты - скотина, Кузьминский. У тебя ничего святого за душой.

- Чего нет, того нет, - весело согласился литератор.

- Ты - подлец, - дополнил характеристику собеседника пресс-атташе.

- Рыло начищу, - предупредил Кузьминский.

- Руки коротки, - вскинулся Антон.

- Я и короткими, - пообещал литератор, и по его глазам пресс-атташе понял, что этот действительно сможет и короткими.

- Ну, бей, бей!

- В следующий раз, - пообещал Кузьминский и встал. Сейчас надо уйти так, чтобы Антон, задыхаясь в ненависти, помнил только обиду и забыл о разговоре. А для этого: - Но аванс ты получишь сейчас.

Он наотмашь тыльной стороной ладони врезал по одутловатой щеке. Антона кинуло на спинку стула. Он вскочил в ярости, но, увидев пустые глаза Виктора, понял: этот убьет- и сел.

- В следующий раз так в следующий раз. - И взревел: - Но бойся меня, скот!

О том, что ему надо бояться, Кузьминский услышал уже у выхода. По двум мраморным пролетам он поднялся в вестибюль-раздевалку, где уже в полной боевой готовности пожилые гардеробщицы ждали вечернего наплыва. Кузьминский завернул в коридорчик и постучал в скромную дверь.

- Войдите! - мелодично отозвались за дверью.

Моложавая подобранная дама была единственной в комнате с тремя столами. Но и она собиралась на выход, уже в плаще подкрашивала губы.