Анита Диамант - День после ночи

• Название: День после ночи
• Автор: Анита Диамант
• Издательство: Фантом-пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-68866-1

Роман о четырех девушках из разных стран Европы, которые выжили во Второй мировой войне и прибыли в Палестину. Они оказались в лагере для нелегальных эмигрантов и бежали оттуда, чтобы стать свободными людьми в своей стране. 

---

Теди усмехнулась:

– Это что, шутка такая?

– Меня Тирца послала. Ей рабочих рук не хватает.

– Давай. Я с удовольствием помогу, – ответила Теди. – Хорошо быть хоть чем-то полезной.

Следующей Шендл заметила Зору. Она шагала к бараку, низко опустив голову и засунув руки в карманы. Не самая лучшая на свете компания, подумала Шендл, но выбирать не приходилось.

– Зора, нам на кухне помощь нужна.

– Это приказ?

– Глупости какие!

– Значит, приказ, – буркнула Зора и побрела за ней на кухню.

Тирца смотрела, как Теди чистит картофелину.

– Посмотрите, как эта девочка держит нож, – сказала она, показывая им картофельную кожуру, аккуратно срезанную одной сплошной полосой. – Ну вот, теперь у меня появилась наконец помощница, у которой руки откуда надо растут.                             :                      

– Комплимент от шеф-повара? – Шендл решила закрыть глаза на колкость ради сохранения мира я возможности наслаждаться ароматами праздничной кухни. Жаль только, что Леони нет, подумала она.

– Я всегда хорошо по хозяйству управлялась. – Теди взяла следующую картофелину. – Дома я куклам одежду шила. А учительница говорила, что я буду художницей.

– Может, тут и правда станешь, – сказала Шендл. – А то и скульптором! Ведь должно быть в Эрец-Исраэль великое искусство, как думаешь, Тирца?

Тирца сгребла картофельные очистки и выбросила их в мусорное ведро.

– У нас и так важных дел полно. Не будете работать, кто даст вам гарантию, что к евреям не будут больше относиться как к безмозглой скотине? В мире всем место найдется, и таким, как ты, тоже.

– Ты о чем? – спросила Зора. – Каким это «таким»?

– Ни о чем.

Тирца отвернулась к плите. Ей было нелегко смотреть этим девушкам в глаза. Они пережили страшные невзгоды и нуждались в сочувствии. Жаль, она не может их обнять, как волонтеры, приезжающие в Атлит по зову сердца. Они подстригали женщинам волосы, или делали маникюр, или просто играли с их малорослыми нервными ребятишками.

Зора вспыхнула как спичка.

– Таким, как мы?! – возмущенно повторила она. – Небось думаешь, что будь ты там, победила бы немцев, спаслась сама и спасла бы своих стариков-родителей? Ты понятия не имеешь о том, что там было. Где ты была, год за годом, когда за нами приходили немцы? Где были союзники? Где был твой английский хахаль?

В тишине громыхнула крышка кастрюли с супом. Тирца проклинала себя за то, что вообще ввязалась в этот разговор. Она пыталась свести контакты с «бывшими» к мелким поручениям. О Шендл она почти ничего не знала, хоть ее манера держаться и готовность упорно трудиться Тирце нравились. Но она не выносила «бывших» – и тех, кто просто безучастно смотрел, и тех, кто плевался ядом. Ей были отвратительны их ночные кошмары, их слезы, их ужасные татуировки. Конечно, так нельзя. Она стыдилась своего гнева и иногда думала, что это назначение в Атлит было наказанием за ее жестокосердие. С людьми она всегда сходилась тяжело, еще с малых лет Тирца была осторожной и замкнутой. Она вышла замуж за Арона Фридмана лишь потому, что была беременна, и, когда он бросил ее через две недели после рождения Дэнни, семья Тирцы во всем обвинила ее. Она переехала в кибуц, где ее никто не знал, и долгие годы отказывалась разговаривать с родителями и братом.

– Нечего сказать, да? – ухмыльнулась Зора. Она сжала картофелину так крепко, будто хотела ее задушить, и моментально рассекла себе ножом большой палец.

– Смотри не залей мне тут все кровью. – Тирца поспешно сунула ей полотенце. – Пойди к медсестре, она тебе руку обработает.

Зора пулей вылетела из кухни, с треском захлопнув за собой дверь. После этого все трое работали молча. Тирца отступила в глубину кухни..

– Зора – тяжелый случай, – сказала Теди через несколько минут.

– Она была в лагерях, – добавила Шендл. – Иногда, рано утром, я слышу, как она плачет во сне.

– А помните ту девушку с ребенком? Она была в Бухенвальде, – сказала Теди, вытирая руки о полотенце. – Как ее звали? Она была очень приятная. Как это объяснить?

– Хватит болтать, – отрезала Тирца. – У нас работы непочатый край.

Зора широко шагала, загребая ногами пыль. Уже на полпути к больничке она вдруг осознала, что кругом ни души. Мальчишки не гоняют мяч, голые по пояс мужики не дремлют в теньке. Даже на скамейках позади санпропускника не болтают, как обычно, женщины.

Лазарет был заперт, но и кровь уже остановилась. Возвращаться на кухню Зора не желала, так что ей оставалось только пойти в барак. Едва она отворила дверь, в лицо ей полетела чья-то юбка.

– Прости. – Какая-то девица в одной комбинации бросилась к ней и подняла юбку. – Я пыталась ее поймать.

Барак стал похож на сумасшедший дом. Повсюду валялись платья, юбки, блузки и нижнее белье. Женщины со сверкающими глазами метались от одной вещи к другой, все тараторили разом.

– Вот эта должна пойти.

– Дай примерить!

– Помоги завязать, пожалуйста.

Около койки Леони образовалась очередь: девушки ждали, чтобы та, одной подтянув поясок, другой подвернув рукавчик, объявила потом:

– Très jolie. Очень мило.

Зора плюхнулась на свою койку и повернулась лицом к стене, но, даже спрятав голову под подушку, она слышала легкомысленную болтовню девушек – наряжающихся, прихорашивающихся, раздающих комплименты.

– Ой! Тушь! Откуда она у тебя?

– Моя очередь.

– Нет, моя.

– Не слишком коротко?

Рош а-Шана всегда был любимым праздником Зоры. Когда заходило солнце, и начинался новый год, казалось, будто весь мир наполнялся надеждой. Отец, улыбаясь, возвращался домой после короткой вечерней службы. Он нахваливал мамин суп, семья мирно ужинала, а потом они пели песни. У отца был красивый голос.

Проходил месяц, один праздник сменялся другим, и отцово настроение неизменно портилось. Он жаловался на духоту или сквозняки в молитвенном зале. Возмущался тем, что ее брат не выполняет приказов, ругал богачей, занимавших лучшие места в синагоге и всю службу говоривших только о делах. К концу Суккот он уже снова вовсю распекал маму за переваренную курицу.

И все-таки на следующий год, на закате дня, знаменующего начало нового года, Зора снова начинала готовиться.

Кто-то мягко тронул ее за плечо. Она обернулась. Возле койки стояла Леони и протягивала ей белую блузку с желтыми пуговицами.

– Тебе пойдет, – негромко сказала она и, положив блузку в ногах кровати, отошла прежде, чем Зора успела отказаться.

Она выждала мгновение, потом села и провела рукой по мягкой швейцарской хлопчатобумажной ткани в горошек. Потом прикоснулась пальцем к одной из пуговиц – из тяжелой пластмассы, в форме цветочков, с пятью лепестками каждый. Интересно, заметит их Майер? Эта мысль потрясла ее, и она отдернула руку, словно обожглась. Зора обернулась, чтобы посмотреть, не видал ли кто-нибудь, как она почти поддалась искушению, этой глупой суматохе, которая, по сути, просто гормональное безумие. От Майера, сказала она себе, мне нужна только еще одна сигарета.

Дверь хлопнула, в барак ворвались Шендл и Теди.

– Вот погодите, вы еще увидите ребят, – объявила Шендл, на ходу стаскивая через голову рубашку. — Удивительно, как меняют человека бритва и расческа.

Теди остановилась у койки Зоры:

– Как твоя рука?

– Ерунда, царапина, – отмахнулась Зора.

– Идите сюда, – позвала Леони. – Смотрите, какие платья!.. Вишневое для Шендл и синее для Теди.

– Гляди какая щедрая! – Шендл проворно натянула платье.

Леони взяла щетку и принялась расчесывать ее волосы.

– Хорошо быть кому-то полезной, – сказала она.

Внезапно все услышали странный жалобный звук.

Болтовня стихла, потом и вовсе прекратилась, в то время как полумузыкальный, полуживотньй вой завис над лагерм на шесть, семь, восемь секунд, а затем внезапно перерос в высокий резкий вопль.

– Что это было? – Леони зябко поежилась.

– Шофар, – ответила Шендл. – Это такой специальный рог, бараний. В него трубят на Рош а-Шана и Йом Кипур. Ты что, когда шофара не слышала?

Лони покача головой:

– Мой дядя на дух не переносил всякие религиозные штучки.

– А родители?

– Я совсем маленькой была, когда поселилась в семье у дяди. Ужасный звук, правда? Первобытный какой-то.

– А мне он всегда нравился, – сказала Шендл.– В летнем лагере в шофар трубили, когда будили нас по утрам. Это, наверное, на маарив[8] зовут. Ворота между мужской женской половиной открыты для вечерей молитвы.

– Ты пойдешь? – спросила Леони.

Шендл пожала плечами:

– Вряд ли. Это короткая служба. Смотри, какой у меня на голове кошмар! Пока ты меня причешешь, она уже закончится.

Шендл вспомнила последний Рош а-Шана у себя дома. Она тогда отказалась сидеть с матерью и стояла у задней стены женской половины, перешептываясь и хихикая с другими девчонками-сионистками.