Елена Ронина - Такой долгий и откровенный день (сборник)

• Название: Такой долгий и откровенный день (сборник)
• Автор: Елена Ронина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91763-233-9

В Черногорию в гости к бывшей балерине, 70-летней Ольге, приезжает старинная подруга Ядвига. Женщины познакомились еще в детстве; обе танцевали в Большом театре. Весь долгий день подруги вспоминают свою жизнь. У Ольги она спокойная, размеренная; у Ядвиги, напротив, бурная, драматичная.

О том, что нужно стремиться быть честным перед самим собой, не забывать добро, не предавать друзей, с терпением принимать сложность характера близкого человека, старательно выстраивать отношения с детьми, – повествует книга Елены Рониной.

---

Наконец, Ядвига очнулась, она закрыла лицо руками и разрыдалась. Оля вдруг поняла, что подруга банально боится, и боится в том числе и ее, свою лучшую подругу. На дворе стоял 1974 год. И их перед поездкой всех собирали и предупреждали, и человек из КГБ, естественно, был с ними в поездке.

Оля подбежала к Ядвиге, обняла ее за вздрагивающие плечи.

– Ядька, ну ты что? Не сомневайся, глупая, все останется между нами. Что ты, меня не знаешь, что ли? Если это действительно твоя родственница, это, наверное, счастье. Или нет? Вы извините нас, – Оля обращалась уже к неожиданной посетительнице, – мы в немного другой стране живем, все непросто, нас, знаете, как перед этой поездкой муштровали: «Ходить только по двое, с иностранцами не разговаривать», – и так далее. Ядвига сейчас отойдет, шутка ли дело, такое услышать, может, она и представления о вас не имела. Я, например, в первый раз о сестре Зои Борисовны слышу, хотя и общаюсь с ней регулярно.

Ядвиге удалось взять себя в руки.

– Да, все так. Мою маму зовут Зоя, и она – ваша сестра. Я про эту историю узнала несколько лет назад, незадолго до ухода из жизни бабушки. Мама с бабушкой всю жизнь были так напуганы, что хотели все от меня скрыть навсегда. Надеялись, что без этих знаний жить мне будет проще. Все равно все раскрылось. – Ядвига задумалась. Немного помолчав, она продолжила: – Мама всегда очень любила вас, это правда, и меня назвала так в надежде, что по имени вы меня и найдете. Ну что хоть какая-то возможность останется. Только сейчас это все уже слишком поздно. Маме шестьдесят семь, сердце больное, она просто не выдержит такого известия. Она вас всю жизнь ждала, понимаете, всю жизнь. Вы для нее каким-то эталоном были. С бабушкой очень вас вспоминать любили и мечтать, как ваша жизнь сложилась. В том, что живы, они не сомневались, а вот счастливы ли? Да нет, все сумбурно так. А если по порядку, – Оль, ты тоже сядь, слушай, – прости, я тебе никогда не рассказывала, мама запретила говорить об этом с кем бы то ни было, и Лева, естественно, тоже ни о чем не догадывается. Я всегда знала, что у мамы была сестра, старшая, и что она погибла. Что? Как? Мама не рассказывала, а я маленькая была, не очень и спрашивала. У мамы комод запирается, там документы хранятся, украшения. Ну, это громко сказано, все мамины украшения – это сережки с нефритами, по-моему, серебряные, невидные такие.

– Это сережки нашей бабушки, я их помню, изумруды в платине, камни там еще очень редкие. Серьги старинные, ручная работа, – вставила Ядвига-старшая.

– Да нет, вы путаете, там камни для изумрудов большие очень, да и мутные.

– Да-да! Именно большие и мутноватые, это достаточно редкие изумруды. На одном изумруде еще скол небольшой был, бабушка все время расстраивалась по этому поводу и надевала их не очень часто.

– Верно, – Ядвига помедлила, – скол там действительно есть. Изумруды, говорите? Странно как… Нуда ладно, собственно, я не о том. Так вот, комод. Как-то я сидела рядом, еще маленькая была, мама разбирала документы в комоде, и я увидела старую фотографию. Молодая девушка с веселым лицом и длинной косой. Такая задорная, с открытой улыбкой и россыпью конопушек. Вот тогда-то мама и рассказала про сестру и про то, что назвала меня в вашу, – Ядвига немного запнулась, – честь. Фотография эта так и хранилась в комоде. Мне как-то в голову не приходило удивляться, почему все фотографии в семейном альбоме, а эта одна хранится отдельно, взаперти. Оль, налей воды, – попросила Ядвига-младшая. – Вам тоже? – обратилась она к гостье.

– Нет-нет, не беспокойтесь.

– О том, что я знаю часть правды, мне рассказали не так давно. Может, и не узнала бы никогда, если бы не стала нечаянной свидетельницей разговора мамы и бабушки. Из него выходило, что никто, собственно, и не умирал, а просто уехал. Обеим было неловко от того, что я этот разговор услышала. Пришлось мне все рассказать. В том числе, что и дом, в котором, мы сейчас живем, принадлежал нам весь, а не вот эти две комнаты в коммунальной квартире. Я была просто поражена. Но больше всего тем, насколько напуганы мама и бабушка. Они взяли с меня клятву, что я никому и никогда не расскажу об этом и сама думать не буду. Испуг передался мне, вот я и молчала. Действительно, мало ли что. Хотя, конечно, задумываться начала. И когда в подъезд входила, мысли меня одолевали, а почему, собственно? Вот почему мне сейчас нужно подниматься в маленькую мансарду под самой крышей, а не входить в богатую резную дверь, за которой жили Фельцманы? И жаль было, что тех времен я уже не застала.

Ядвига отпила воды. Рассказ давался ей с трудом. Она привыкла держать эти мысли в себе. Может, и вся ее ожесточенность объяснялась существованием вот этой тайны и вынужденным молчанием. Оля задумчиво смотрела на подругу. И может, даже сама Ядвига не отдавала себе в этом отчета. В том, почему и за что выливала столько желчи на окружающих. Оле стало страшно. Как же мы порой невнимательны к нашим близким. Почему никогда не задавала Ольга себе вопрос: «Все ли у подруги в порядке?» Почему никогда и ничего ее не настораживало? А Ядвига, значит, живет долгие годы с тяжестью на сердце, не имея возможности поделиться, рассказать.

Ядвига смотрела себе под ноги.

– Им обеим стало легче, когда я все узнала. Бабушка и мама теперь не боялись вести со мной разговоры о прежней жизни, размышлять о судьбе старшей сестры и дочери. Только они думали, что вы в Вене. Письма же приходили оттуда, – она подняла глаза на Ядвигу-старшую.

– Да-да, это так, в Париж мы перебрались спустя несколько лет, – кивнула та.

– И всегда говорили, что я на вас необычайно похожа. Балетом, мол, занималась и Ядвига в детстве.

– Да. Все так, – Ядвига-старшая улыбнулась. – Конечно, на любительском уровне. Но на всех премьерах бываю обязательно, а уж если кто гастролирует, тем более.

– Ну, вот видите, судя по всему, вы моя тетка. Да, парижская тетка. И что мы теперь со всем этим будем делать?

– Деточка моя, – пожилая женщина подошла к Ядвиге и взяла ее за руки, – прежде всего, мы друг друга нашли. Я искала вас столько лет, и наконец такая встреча. Это чудо, это счастье. Мы не будем говорить на ходу. Когда вы уезжаете?

– Через три дня.

– Боже, как мало у нас времени, как бессердечно мало. Мы не будем терять ни минуты. Сейчас ты пойдешь к нам домой, и мы обо всем подробно поговорим. Ты мне расскажешь о Зое, мы закажем телефонный разговор с Москвой. Посмотришь, как мы живем. Ты даже не представляешь, какая это радость. Я ждала этого дня пятьдесят семь лет!

– Ну как же, мне, наверное, нельзя? Оль, что скажешь?

– Не знаю, – она в растерянности смотрела на двух женщин, которые смутно походили друг на друга. Тут они обе одновременно удивленно приподняли левую бровь и посмотрели на Ольгу с надеждой. Она должна была что-то придумать, чтобы Ядвига уехала в гости.

– Давайте сделаем так. Скажем Петру Ивановичу, что вы просто поклонница русского балета. И что мы идем пройтись. Я поеду в гостиницу, а ты, Ядь, приедешь завтра, на первую репетицию. Только не подведи. Встретимся у театра пораньше, зайдем вместе, никто ничего не заметит.

9. Категория избранных

ОЛЯ не спала всю ночь, все прокручивала в голове эту сказочную историю. Ну надо же, наша Ядька оказалась дворянкой! А еще говорили о какой-то аристократической крови, врожденных манерах. Конопатая, рыжая девчонка, скорее, деревенский сорванец, и вот поди ж ты. А главное, что дальше? Как к этому отнесутся в театре? Сейчас, конечно, не прежние времена, но в разряд невыездных можно загреметь запросто. Ну, карьера Ядвиги уже клонится к закату, это ясно. А Лева? Он младше на семь лет, и ему прочат как сценаристу блестящее будущее. Если сейчас откроется вот такая правда, все может рухнуть. Фильмы, снятые по его сценариям, лягут на полку, путь к известности будет закрыт. Ему просто запретят писать. Ну и что в таком случае ждет эту семью? Точно, ничего хорошего. И Гриша жену по головке не погладит, если она сейчас не вмешается. А Ольга видела, как загорелись глаза у подруги. Сначала, безусловно, Ядвига испугалась, это было заметно, потом – не могла поверить, а потом взгляд Ядвиги изменился. Что-то появилось в нем бунтарское. И это Олю очень испугало. И испугало больше всего то, что этот бунтарский дух присутствовал в Ядвиге всегда, только дремал. И вот сейчас он грозит не просто проснуться, а проявиться во всей красе! А у кого бы не загорелись глаза на ее месте? Ситуация понятная. Да нет, сейчас даже книгу на эту тему не напишешь, а уж если это все происходит в жизни…

Утром Оля долго прохаживалась вокруг театра взад и вперед – Ядвиги не было. «Боже, что делать, неужели не придет? – проносилось в голове. – Нет, не может быть. Придет, обязательно, не может она Ольгу так подвести». Просто Оля сама приехала слишком рано. Она пыталась как-то отвлечься, рассматривала здание театра. Но сегодня ее ничто не радовало, не вдохновляли ни многочисленные барочные фигуры, ни затейливая лепнина.