Елена Лагутина - Солнце ближе

• Название: Солнце ближе
• Автор: Елена Лагутина
• Издательство: ООО «Издательство АСТ»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-018188-4

…Скромная серая мышка готова под влиянием многоопытной лучшей подруги превратиться в прекрасную принцессу и найти своего принца?

…Почти так. С одним маленьким «но» возлюбленный Вики — БЫВШИЙ МУЖ ее лучшей подруги Леры!

Что определит теперь решение Леры — зависть к удачливой сопернице или преданная многолетняя дружба?

Что решит судьбу Вики — женская солидарность или НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ?

---

Ей редко бывали интересны рассказы Павлика, но со временем она научилась очень искусно делать вид, что слушает его. Павлик увлеченно говорил о каких-то финансовых проектах, изо всех сил стараясь, чтобы рассказ его был Вике понятен. Вика кивала головой, улыбалась именно в тот момент, когда нужно было улыбнуться, и хмурила брови тогда, когда того требовало повествование. Но если бы Павлик хоть один раз в жизни попросил Вику просто повторить его последнюю фразу — два последних слова, которые он только что произнес, Вика, к своему стыду, ни за что не смогла бы этого сделать. Она его просто не слушала, все время думала о своем — возможно, о чем-то совсем не важном, но все-таки о своем. Порой Вику ужасно раздражало его бормотание, она бесилась от того, что он рассказывает ей, своей молодой любовнице, всю эту производственную скуку, какие-то сплетни, эпизоды из жизни чужих и неинтересных людей. Ей так хотелось, чтобы он наконец замолчал и просто посидел рядом с ней. Но и тогда, когда Павлик приходил не в настроении и, словно прочитав Викины мысли, сидел напротив нее, смотрел неподвижно в одну точку и молчал, слегка поглаживая ее пальцы, односложно и совсем без эмоций отвечая на вопросы, Вика тоже начинала злиться. Возникало какое-то странное, непонятное чувство вины перед этим человеком, как будто она могла быть виновата в том, что родилась на двадцать лет позже его. Ведь молодость — это не преступление. Это просто подарок, который дается один раз в жизни, в положенный срок, каждому человеку. Молодость — сладкий леденец, окрашенный в яркие пестрые краски, слишком быстро тающий во рту. Наступает момент, когда остается только горьковатый привкус, — но не она была в этом виновата. И тем не менее чувствовала себя виноватой, жалела Павлика, которому, к слову, очень многие завидовали. Случалось, что она тосковала по нему. Скорее это была просто грусть, вызванная какими-то другими, с Павликом никак не связанными, причинами, но в такие моменты Вика часто находила утешение в том, чтобы позвонить ему и просто поговорить, послушать все то же нудное бормотание, тоскливые вздохи, разозлиться еще сильнее, бросить трубку. Иногда она ощущала себя каким-то чудовищным энергетическим вампиром, но поделать с этим ничего не могла. Павлик, сам того не подозревая, со временем стал для Вики необходимой отдушиной. В минуты злости на саму себя и на весь окружающий мир Вика мрачно называла эту отдушину «канализацией», но в конечном итоге каждый раз возвращалась к мысли, что эта отдушина ей необходима. Она была для него дочерью и любовницей; он, конечно, никогда не казался ей отцом, скорее — домашним животным, преданным, как собака, и в то же время требующим заботы, внимания и ласки… Но обо всем этом Вика задумывалась очень и очень редко. Просто был Павлик — мужчина, который искренне любил ее и к которому она была привязана. Еще было дорогое белье и всякие безделушки, деньги на салоны и массаж, рестораны — но это к области чувств не относилось.

— Привет, моя радость. Соскучилась?

— Еще бы. — Вика попыталась изобразить на лице эмоции, в первый раз за долгое время испытав при этом чувство, отдаленно напоминающее стыд.

Павлик еще раз дотронулся влажными и мягкими губами до ее щеки, словно слепой котенок, жадно и беспомощно поискал в темноте ее губы, нашел…

— Как маленький. — Вика не могла отдышаться. — Что это за детство — целоваться в прихожей?

— Ты просто не представляешь, как я соскучился.

— Я тоже, — ответила Вика, наконец отстранившись, — проходи.

Не оглядываясь, она прошла в комнату и уселась в кресло, поджав под себя ноги. Нажала на кнопку — вспыхнул экран телевизора, замелькали чьи-то лица, послышались голоса. Почувствовав раздражение, она снова выключила телевизор.

— А я тебе подарочек привез, котенок.

— «Вискас»? С куриной печенью? — не удержалась Вика.

Павлик весь просиял, засмеялся беззвучно, одними глазами, прищурившись.

— Ах ты, какая у меня… Только уж не знаю, понравится ли…

Выдержав паузу, он извлек из полиэтиленового пакета сверток. Небольшой по размеру, и Вика удивленно подняла брови: похоже, что Павлик снова напрочь забыл о том, что она запретила ему покупать для себя одежду. Так и оказалось — смущенный любовник развернул сверток и извлек оттуда что-то голубое.

— Сколько раз просила… — начала было Вика и сразу же, поймав в его глазах знакомое затравленное выражение, пожалела о том, что сказала. «Да что я ему, нянька, в конце концов, что ли?!» Теперь она уже разозлилась сама на себя и принялась хмуро оглядывать вещь, которая, безусловно, стоила огромных денег. Как и все обеспеченные люди, Павлик никогда не покупал ничего дешевого. — Сколько раз просила, чтобы ты не покупал мне вещи, — произнесла она уже по инерции.

— Тебе не нравится? Я просто зашел в магазин, а мне девушка, продавец, посоветовала…

Вика отчетливо представила себе эту картину: Павлик, как будто случайно зашедший в магазин, его взгляд, блуждающий по прилавкам и витринам, и хищница-продавщица, сразу же углядевшая в нем потенциального покупателя… Наверное, ей не слишком долго пришлось уговаривать Павлика купить эту блузку, стоимость которой, вероятно, превышала две, а то и три месячные зарплаты этой самой продавщицы…

— Знаешь, — она придирчиво осмотрела вещицу и с удивлением поняла, что придраться практически не к чему, — как это ни странно… Очень даже нравится. Спасибо тебе. На этот раз ты молодец…

Она с искренним чувством чмокнула Павлика в щеку и приложила к себе тонкую трикотажную ткань. Но всего этого — и поцелуя в щеку, и простого «прикладывания» показалось Павлику слишком мало. В этот момент Вика почему-то вспомнила старый эпизод, наполовину смешной, наполовину грустный. Каждый раз он вызывал в ее душе разные эмоции. После первой их ночи Павлик, которого Вика еще накануне называла Павлом Анатольевичем, а последние несколько часов вообще никак не решалась назвать, поднял к ней свои полупрозрачные голубые глаза. Еще несколько минут назад он ревел как зверь, стонал и бился не хуже отчаянного гладиатора — теперь же, затихнув, превратился в ребенка, приникшего к материнской груди. Вика перебирала его волосы, что-то тихо говорила и осеклась, не зная, как к нему обратиться. Он это почувствовал, поднял на нее глаза и сказал: «Зови меня Павликом».

Это было настолько неуместно, странно и нелепо, что Вика просто обомлела от неожиданности. Одними губами она прошептала «хорошо» и подумала про себя: «Ну вот и познакомились…» — и едва сдержала приступ гомерического хохота. Вика и представить себе не могла, что со временем привыкнет к тому, что этот солидный великовозрастный муж носит такое глуповатое детское имя. Их совместное существование начиналось очень даже весело…

Павлик требовательно привлек ее к себе и заставил подарить более глубокий поцелуй, а потом попросил примерить новую блузку. Женское любопытство не позволило Вике отказать ему. Блузка сидела прекрасно…

Через два часа они сидели на кухне. Вика курила, а разомлевший от долгой и бурной любви Павлик смотрел на нее счастливыми и грустными глазами. Она была в одном халате, практически не запахнутом, он же уже успел принять душ и был при всем параде. Вику это почему-то немного раздражало, как обычно раздражает все то, что тебе навязывают, заранее известное и безусловное. Позанимались любовью, сходили в душ, оделись, даже галстук нацепили… Она дала себе слово, что заставит его еще раз раздеться и совершить еще одно путешествие в ванную. Рано он решил, будто бы ее можно предсказать.

— Ты во мне сейчас дыру просверлишь своим взглядом, — беззлобно произнесла она, выпуская дым, — достань пиццу, она уже разогрелась.

Павлик поднялся со своего места, достал пиццу, разрезал ее на части, наполнил сверкающие длинные бокалы прозрачной желто-коричневой жидкостью. Пиво и пицца были настолько традиционны, что с некоторых пор стали восприниматься Викой равнозначно с яичницей. Она знала — стоит только намекнуть Павлику, и пицца навсегда исчезнет. Он прекратит ее покупать и придумает что-нибудь другое — все, что угодно, хоть жареных лягушек, хоть пирожки с яблоками, — только бы Вика не скучала. Но, видя, с каким аппетитом он заглатывает эти ломтики теста с колбасой, сыром и кетчупом, с каким смаком он вытирает салфеткой блестящие жиром губы, как цедит прохладное горьковатое пиво, Вика не решалась лишать его этого удовольствия. В конце концов, она и сама любила пиво и не могла сказать, что ненавидит пиццу. К чему, в таком случае, нужны кардинальные перемены?

— Послушай, Павлик, — Вика опустила бокал на стол и некоторое время задумчиво смотрела, как преломляются в нем лучи света от лампы, как они оживают, играют и светятся в янтаре, — интересно, а что ты будешь делать, если я тебя брошу?

— Если ты меня бросишь? — повторил он механически, без выражения, как будто не поняв смысла фразы.