Юрий Аракчеев - Зажечь свечу

• Название: Зажечь свечу
• Автор: Юрий Аракчеев
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1985

Проблемы, затронутые в повестях и рассказах Юрия Аракчеева, близки всем нам. Разнообразными художественными средствами автор утверждает дорогие для нас принципы: честность, добросовестность, гражданскую активность, чувство Родины, верность человека тому лучшему, что он несет в себе; пишет о красоте и изначальности природы.

---

Он рассуждал так. Раз Пантелеймон Севастьянович приказал организовать комиссию и сказал: «Давай не мешкай» (эти слова и сейчас звучали у Нефедова в голове), — значит, он в этой проверке заинтересован. Нужно сделать все наилучшим образом. В комиссию должны войти люди такие, чтоб уж они смогли докопаться до сути. Вот только Нестеренко… Кандидатура эта не нравилась Нефедову, тем более на пост председателя, но раз Пантелеймон Севастьянович сказал… И он подобрал четырех человек — таких, чтобы они не только смогли разобраться в деле, но и как-то уравновесили Нестеренко.

Хазаров поморщился от первой кандидатуры, одобрил вторую и третью и решительно возразил против четвертой, предложив свою.

— Итак, пять. Достаточно?

— А ты сам-то? — удивился Хазаров. — Ты что, себя забыл?

О господи, действительно про себя-то совсем забыл Нефедов.

Состав комиссии был определен.

ГЛАВА II

Они собрались у входа в кинотеатр в девять часов утра, и это выглядело странным, потому что первый сеанс начинался в десять. Но так решил Нефедов.

Накануне он все продумал до мелочей — насколько мог продумать, потому что никогда не бывал ни в самом Управлении № 17, ни на его объектах. Конечно, он мог бы заранее, как бы невзначай, побывать там, чтобы потом уже лучше ориентироваться, но он боялся, что кто-нибудь знает его в лицо, а это — мало ли? — могло показаться подозрительным. А Нефедов хотел, чтобы все было так, как и нужно, самым лучшим образом, с соблюдением полной внезапности, врасплох.

День получения анонимки и санкции Хазарова он считал теперь своим звездным днем, он давно ждал чего-нибудь такого, что могло бы показать его, Нефедова, способности и убедило бы всех в том, что чего-то он все-таки стоит.

Прошло несколько дней, и все эти дни Нефедов плохо спал, неустанно прикидывая, как бы все сделать получше, обдумал все предстоящее до мелочей и узнал о каждом члене комиссии все, что только можно было узнать. Он соблюдал все в строжайшей тайне — никто, кроме него и Хазарова, не знал ничего о предстоящей проверке.

Накануне решающего дня Нефедов почти и совсем не спал.

В эту ночь всколыхнулось в его памяти многое пережитое, годы проигрышей и неудач, как бы всю свою пятидесятилетнюю с лишним жизнь увидел он день за днем наподобие серой ленты, в которой почти и не было белых кусков — разве кое-что в детстве, как у всех, может быть, какие-то блестки, но ведь и детство-то его было не из лучших — детдомовское. Погибли отец и мать, потерял все концы, потом тоже никак не везло, никак, никак не мог найти себя, понять, как правильно жить, как поступать, как относиться к людям, чего ждать.

Ворочался он всю ночь на своей постели, мучила проклятая болезнь, спокойно похрапывала у другой стенки, бесконечно далеко от него, жена, бормотал что-то неразборчивое младший, Сережа, и совсем тихо — как умер — спал старший, Саша, Александр.

«Я сделаю, сделаю как надо, все поймут, — думал он, беспокойно разглядывая стрелки часов, чтобы, не дай бог, не проспать. — Я ведь знаю, как надо, я смогу, все будет по-хорошему, правильно…»

Встал он бодрым, деятельным — как в молодости, когда вовсе не обязательными казались теперешние необходимые восемь часов сна. Быстро, по-деловому собрался, вышел и был у входа в кинотеатр на десять минут раньше срока, как и положено командиру, — не слишком рано, но и так, чтобы без суеты, без спешки.

И так же без десяти девять приехал на такси Петр Евдокимович Нестеренко, председатель комиссии. Нефедов видел, как вылезал из машины этот массивный седоголовый человек. И неприятно стало — показался ему председатель комиссии слишком большим, слишком сильным, несмотря на свои шестьдесят семь и на множество ранений и болезней, о которых Нефедов знал после знакомства с его личным делом. Подойдя ближе, здороваясь, ощутив крепкое, могучее пожатие его, увидев полное, тяжелое лицо с массивными складками и голубыми, слегка блекнущими уже, но все еще очень живыми глазами, он опять почувствовал неприятный холодок — как и недавно, два дня назад, когда узнал, что был Нестеренко у Хазарова в кабинете, пробыл сорок минут и ушел, не зайдя к Нефедову. И Хазаров тоже не сказал ему, Нефедову, об этом визите, не посчитал нужным.

Разумеется, Нефедов был главным в комиссии, именно он представлял Хазарова, он отвечал за ее результаты, за все, а Нестеренко, как человек приглашенный, должен был фактически ему подчиняться, тем не менее Нефедов ощутил смутное беспокойство.

— Здравствуйте! — бодро говорил он каждому из приходящих, пожимая руки. — Здравствуйте! Здравствуйте!

Все собрались. Теперь нужно было объяснить им все, познакомить с планом, посоветоваться — больше всего Нефедов опасался, что кто-нибудь может отнестись к делу формально, без интереса.

Направились в закусочную — Нефедов и это предусмотрел, не хотел приглашать в какое-то официальное место, чтобы, не дай бог, кто-нибудь узнал бы и позвонил Бахметьеву, и тогда вся внезапность была бы сорвана. А именно на внезапность делал он ставку.

Когда шли по улице — двое впереди, трое за ними и один сзади, Нефедов, — он и тут заметил, что слишком уверенно, по-командирски держится Нестеренко, не пропускает никого вперед себя и, поскрипывая протезом, беседует о чем-то с Гецем.

Лев Борисович Гец — высокий и худощавый, с прямым тонким носом и тонкими же, однако слегка оттопыренными губами, что делало его лицо капризно-высокомерным, был главный инженер СУ-15, то есть специалист из параллельной организации. Именно его предложил Хазаров взамен нефедовского прораба Агафонова.

Один из троих, идущих за первой парой, Старицын, был совсем еще молодой мужчина, лет двадцати шести, белозубый, черноглазый, с решительными манерами. Он первым пришел на ум Нефедову, когда зашла речь о подборе кандидатур.

Рядом со Старицыным шел уже и совсем парнишка — студент Петя Успенский. Подвижной, в очках, в пестрой ковбойке под пиджаком. Он держался независимо, и чувствовалось, что ему льстило это приглашение, хотя он, конечно, знает себе цену и не позволит, чтобы кто-то командовал им.

А с краю, ближе к домам, ссутулившись, угрюмо вышагивал бухгалтер Сыпчук — лохматый, в огромных роговых очках. Большой крючковатый нос его, растрепанные, хотя и недлинные волосы, сутулость, острые вздернутые плечи, темный костюм и вообще какая-то замкнутость, исходившая от него, придавали ему вороний вид.

В закусочной Нефедов слегка засуетился, как директор-распорядитель, но вовремя поймал себя на этом. Внушительный Нестеренко и здесь держался особняком вдвоем с Гецем, говоря, он обращался только к нему. Вроде бы он не пытался пока проявлять свои председательские полномочия. Худощавый же, палкообразный Гец невозмутимо сохранял на лице чопорное выражение. Из специалистов он был самый представительный здесь, и это чувствовалось.

— Ну, так, товарищи, теперь перейдем к делу, — сказал Нефедов. — В общих чертах вы уже знаете, а что касается роли каждого, то вот это мы сейчас и обсудим. Петра Евдокимовича Нестеренко я предлагаю выбрать председателем — у него уже есть опыт в таких делах.

При этих словах Нефедова Нестеренко чуть наклонил свою седую голову к Гецу и сказал ему что-то с усмешкой. Однако большое тело его, грузно сидящее в стуле, как-то подобралось и приосанилось.

А Нефедов, обежав быстрым взглядом всю компанию и убедившись, что возражений нет, перешел к сути их предстоящей миссии, а также к роли в ней каждого из присутствующих.

Он действительно все продумал до мелочей. Не проговорили и двадцати минут, а все уже было совершенно четко намечено.

Льву Борисовичу Гецу доверялся, конечно, самый ответственный, самый почетный участок операции — проверка бухгалтерской отчетности и всей документации. Помогать ему в этом должны были Сыпчук и Старицын. Правда, эту самую главную роль Нефедов предполагал поручить Сыпчуку как конечно же самому опытному в таких делах (Сыпчук работал бухгалтером двадцать девять лет), однако сейчас, видя перед собой высокомерное лицо Геца, Нефедов как-то не смог сказать наоборот — Сыпчук, мол, главный, а Гец ему помогает, — не повернулся у него язык. Но ведь и неважно, кто главный.

Проверку работы главного инженера он поручил Старицыну. Это — помимо помощи Гецу и Сыпчуку. Себе Нефедов взял начальника управления Бахметьева — методы его руководства, «зажимы», на которые особенно обращал внимание автор анонимного письма. А вот Пете Успенскому, как тот, грешным делом, и предполагал, не досталось никакого определенного участка. Он должен был, по словам Нефедова, «лезть во все дыры», «помогать». В первый момент, услышав об этом, Петя расстроился так, что глаза у него покраснели, но Гец вдруг проявил снисходительность и, похлопав Петю по плечу, объяснил, что его, Петина, роль, пожалуй, самая интересная и выгодная — и не отвечаешь ни за что, а в то же время облечен полномочиями. Петя подумал и согласился, затаив все же неприязнь к Нефедову.