Дэвид Маккалоу - Вечная тайна лабиринта

• Название: Вечная тайна лабиринта
• Автор: Дэвид Маккалоу
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98720-042-1

Люди с древнейших времен создавали лабиринты. Они обладали необычными, загадочными свойствами и нередко наделялись магическим смыслом, символизируя спуск в огненную бездну ада, восхождение в небесный Град Божий или вполне земную дорогу в Иерусалим. В разные эпохи и на разных континентах лабиринты выцарапывали на стенах пещер, выкладывали из огромных валунов на берегах северных морей, набирали из мозаики в храмах и умело устраивали из кустарника в королевских садах. В XX веке они пережили настоящее возрождение — из непонятной старинной диковины превратились в любимое развлечение для публики, естественную часть парка, усадьбы или детской площадки. Что главное в лабиринте: красота или путаница ходов? В чем его загадка? Десять глав этой книги — как десять витков лабиринта; американец Дэвид Маккалоу проходит их, не разу не сбившись с пути, уверенно и со знанием дела.

---

В 1895 году деревня Комптон купила небольшое количество земли рядом с домом Уоттса — под новое кладбище. Но у Мэри родился уже более амбициозный план, чем просто надгробия. Она нарисует эскиз для часовни, которая будет стоять на этом кладбище, и покажет деревенским жителям, как делать глиняные архитектурные элементы-символы, благодаря которым это здание станет одним из самых удивительных в Англии — хотя кое-кто назовет его просто гротескным. Мэри устраивала занятия по лепке в поместье Уоттса, где можно было даже нарыть глины для работы, и скоро желающих заниматься у нее стало больше, чем она могла предположить. В своей тоненькой книге «Мир в узоре» Мэри пыталась растолковать значение символов часовни (и извинялась — не слишком, впрочем, убедительно — за то, что объяснять приходится так много) и перечисляла имена семидесяти трех человек, включая свое собственное, — тех, кто помогал ей в создании этого творения. Из местной глины лепились сотни ангелов, петухов, кораблей, мышей, переплетенные ветви кельтского Древа Жизни, псевдоарабские библейские цитаты и еще несколько десятков других деталей, среди которых было довольно много лабиринтов. А потом все это обжигалось в печи, которую помог установить Уильям Де Морган — блестящий плиточный художник Уильяма Морриса.

Дорога к часовне была доделана в 1898 году. Она проходит среди рядов густо посаженных деревьев и ведет через кладбище. Когда выходишь наконец из гущи деревьев, ощущение такое, будто вышел из лабиринта живой изгороди, а маленькое кирпичное здание, которое открывается твоему взору, даже после того, как оно сто с лишним лет выцветало на солнце, по-прежнему выглядит очень-очень красным. Второе, что бросается в глаза, — это массивная романская дверь, окаймленная замысловатой резьбой по камню (в действительности — глиной), которая вполне могла бы принадлежать средневековому ирландскому монастырю или любому из многочисленных зданий Генри Хобсона Ричардсона или Луиса Салливана из еще более далеких Новой Англии или Чикаго. В плане часовня представляет собой греческий (равносторонний) крест, вмещающий в себя круг меньшего размера. Купольная крыша выложена из необычно узких кирпичей, и от этого часовня кажется выше, чем есть на самом деле, а сверху ее украшает небольшая колокольня. И повсюду видны завитки тонкой резьбы по красному кирпичу.

На каждой стене, кроме фронтальной, изображен ангел с лабиринтом в руках — всего три ангела, символизирующие Путь, Правду и Любовь. Лабиринт, означающий Путь, напоминает напольную мозаику в церкви Сан-Витале в Равенне. Найджел Пенник указывает, что это и в самом деле копия итальянского лабиринта в том виде, в каком он представлен на неточном рисунке, опубликованном в книге «Архитектура, мистика и миф» Уильяма Летаби — одного из главных философов «Движения искусств и ремесел». Внутри, в единственном помещении часовни, на нас обрушивается головокружительное смешение кельтского искусства, ар-нуво и элементов в стиле «Движения искусств и ремесел», которые сама Мэри Уоттс называла (возможно, в шутку) «возвеличенными обоями», а алтарь украшает еще один лабиринт — большего размера и на этот раз одиннадцатикруговой.

Но самые необыкновенные лабиринты в часовне, к сожалению, обычно остаются без внимания — как и фигурки в нижней части колонн, окружающих окна. Мэри Уоттс пишет, что увидела этот узор на кельтском кресте в деревне Кэрью в Уэльсе.

Рисунок Мэри Уоттс, изображающий крестообразный лабиринт в Кэрью (Англия)

В нем сочетается изображение свастики (которая, по мнению Мэри, в дохристианском мире символизировала путь солнца), а также знак «Т», или «Тау», — символ, который предшествовал кресту Иисуса и который израильтяне в Египте вешали над дверями своих домов в ночь еврейской Пасхи. Завидев этот знак, Ангел Смерти должен был пройти мимо и пощадить иудейских первенцев. А кроме того, как пишет Мэри Уоттс, «Тау» был «символом, который на протяжении многих тысяч лет до прихода Моисея египтяне использовали для обозначения бессмертия».

Мэри полагала, что лабиринт в Кэрью у первых британских христиан играл роль опознавательного знака, и иногда вокруг лабиринта приписывались слова: «благость Божия ведет»[42]. Она черпала в этом силы. Хотя часовня, вопреки распространенному убеждению, не была построена в память о Г.Ф. Уоттсе, его прах хранится здесь, рядом с алтарем, в небольшой шкатулке, которую Мэри сделала за много лет до его смерти совсем для других целей. Некоторые из жителей и жительниц Комптона, работавшие с глиной, образовали Гильдию гончарного искусства и изготавливали не только надгробные плиты из красного кирпича, но еще и популярную до сих пор глиняную посуду, за которой в наши дни охотятся коллекционеры. А когда начался новый век, Мэри Уоттс написала, что истинное значение лабиринта в Кэрью с его изгибами, поворотами и символами вечной жизни можно отыскать в пьесе Роберта Браунинга «Пиппа проходит»: «Бог в своих небесах — /И в порядке мир!»[43]

Восемь. Движение

В современном фольклоре лабиринтов половина десятого утра 5 августа 1991 года — момент, который по значимости можно сравнить с рассветом дня высадки союзников в Нормандии или ночью 12 ноября 1917 года, когда в Новом Орлеане снесли «веселый квартал» Сторивиль и джаз двинулся вверх по Миссисипи. В то летнее утро Лорен Артресс, молодая канонисса Сан-Францисского епископального собора Божьей Благодати с ученой степенью в психотерапии, привела небольшую делегацию из своей церкви в Шартрский собор, и там они отодвинули стулья и выставили лабиринт на всеобщее обозрение. Полностью очистив его тропу, они отправились по ней и с удивлением обнаружили, что за ними двинулись и другие люди — туристы и, возможно, даже кое-кто из местных прихожан. Это был, рассказывала позже Лорен, «золотой» момент, как будто бы «кто-то бросил в воздух звездную пыль».

День, когда были отодвинуты стулья, стал драматическим поворотным моментом, переходом через Рубикон, прибиванием тезисов Мартина Лютера к двери церкви в Виттенберге. Для тех немногих, кто о нем знал, таинственный шартрский лабиринт имел слишком большое значение. То ли из-за галльского безразличия к тому, что там находится, то ли из консервативной боязни «чрезмерного поклонения», служители собора держали лабиринт скрытым под стульями и открывали только на несколько часов во время летнего солнцестояния. Потому что это был единственный день в году, когда к собору гарантированно тянулись полчища тех, кто в глазах святых отцов, очевидно, были идолопоклонниками, язычниками или заблудшими протестантами. Только взгляните через Ла-Манш — и увидите, как в этот день тянутся к Стоунхенджу толпы «друидов». И вот 5 августа 1991 года в Шартре появилась эта небольшая группа калифорнийских освободителей.

Эта история изложена в нескольких абзацах книги Артресс «Следуя священным путем» (1995), но по мере того, как ее снова и снова пересказывали, она обрастала все новыми и новыми подробностями. Число стульев всегда было известно — их в соборе 256, — так же как были всегда известны имена большинства членов сан-францисской делегации. Но, как и в Евангелии, подробностей оригинальной версии всегда бывает недостаточно. Например, в тексте книги нет упоминания полиции, которую, как говорят, вызвали тогда в собор, а также ничего не говорится о комичном элементе — боязни быть застигнутыми. Старший священник церкви Благодати Алан Джонс рассказывает теперь с некоторым смущением, что сам не принимал участия в раздвижении стульев, а робко дожидался своих орудующих в церкви товарищей на противоположной стороне улицы за столиком кафе «Змей» — названия, достойного средневековой аллегории. В книжной версии истории, впрочем, сказано, что в перемещении стульев не принимали участия два члена группы, которые в случае необходимости должны были выручить остальных.

Сегодня в нефе Сан-Францисского собора тоже есть лабиринт. Он находится сразу у больших западных дверей — почти как в Шартре, а еще один, каменный, расположен на улице, чтобы ходить по нему можно было в любое время дня или ночи. В самом же Шартре лабиринт теперь бывает открыт в течение целого дня каждую пятницу — и, по словам Франсуа Л его, отошедшего отдел каноника собора, это прямая заслуга Лорен Артресс. Впрочем, лабиринт в Сан-Франциско и доступность шартрского лабиринта — далеко не единственные и даже не самые большие достижения канониссы. Трудно переоценить ее заслуги в деле возрождения лабиринта в конце XX века. Она говорила (едва ли не в каждом своем выступлении начиная с того августовского утра), что ее задача — «усеять мир» лабиринтами. И за каких-то десять лет Северная Америка да и остальной мир действительно стали поразительным образом обрастать лабиринтами. Но, конечно, лабиринты не являются для Лорен целью сами по себе. В фразе, которой она пользуется почти так же часто, как и образом «усеивания мира», говорится, что лабиринт — наше «духовное орудие». Она называла лабиринт еще и «чудесным упрощающим принципом» и «дорогой к Богу». Не так давно она начала называть его еще и «чертежом». Орудие, принцип, чертеж — как бы прекрасен ни был лабиринт, он еще и полезен. Лорен Артресс никогда этого не говорила, но исторический лабиринт, даже шартрский, возможно, не представляет для нее такого уж большого интереса. Куда важнее ей кажется то, что можно с его помощью сделать. Она говорит: «С помощью лабиринта я могу научить чему угодно, — и добавляет: — Всему, что имеет для меня значение».