Любовь Миронихина - Анюта — печаль моя

• Название: Анюта — печаль моя
• Автор: Любовь Миронихина
• Жанр: Современная проза

Написанное с живым чувством и искренностью повествование о том, как девочке Анюте жилось до войны, во время немецкой оккупации и после освобождения, разворачивается в картину жизни советской деревни.

Детство и юность в годы суровых испытаний, тяготы военного периода и, казалось бы, беспросветное будущее подрывают хрупкую и ранимую героиню, заставляя ее сделать отчаянный шаг… И всё же, переступив черту, приняв судьбу «деревенской дурочки», Анюта находит в себе силы остаться чистой, простой, светлой душой.

---

— Нют, ты ж зайди к нашей Дуське, она на улице Ленина живет, сразу коло бани, накажи — пускай срочно едет, мамка второй день без памяти лежит…

— Зайду, тетенька, зайду, печаль моя, — обещала Анюта.

И бежала в поселок уже не просто так, а за делом. Да еще крестная даст ей мелочи и велит купить в привокзальном буфете горячих булочек. И вечером не садятся ужинать, ждут ее, иногда и до восьми, до девяти часов ждут. А в награду Анюта им принесет какую-нибудь новость из поселка. О том, что в Петровское уже свет провели и потянули линию дальше, через год и у них будет электричество. Женщины недоверчиво ахали. Они знали, что это такое, не раз видели в поселке и в Калуге, но не верили, что такое чудо может быть и у них в глуши — когда щелкнешь выключателем, и стеклянная лампочка под потолком вдруг наливается таким жарким светом, что становится светло как днем.

— Пешеход ты наш, хоть побегаешь, мир повидаешь и всего наслухаешься, а мы тут сидим как мыши в норе, — причитала Настя.

А кума на это только хмурилась. Она не любила отлучаться из дому, и выгнать ее в дорогу могла только горькая нужда, желание повидаться с внуками и побывать в церкви. Но Анюта и ей умела принести из дальних странствий дорогой подарочек и тем оправдаться. Однажды возле Лужниц встретилась ей незнакомая старушка и улыбнулась издалека.

— Здравствуй, Нюточка, здравствуй, дитёнок!

— Здравствуй, бабушка! Здравствуй, печаль моя.

— Ты ж передай от меня привет, Анюта, своей мамке, мы с ней лет двадцать не видались, с самой войны, а были большие подруги, вместе в школу бегали, вместе замуж выходили.

Мать прямо посчастливела от этого привета и долго потом вспоминала свою молодость, такую беззаботную, такую радостную.

— Ах, Феня Григорьева, все бы сейчас отдала, чтобы с ней повидаться! — мечтала она.

— Садись завтра на автобус да поезжай в Липки, — отвечала крестная.

Но кума только повздыхала и успокоилась. Куда тут по гостям разъезжать, весна на носу, огород, потом сенокос навалятся. Иногда она с вечера робко просила Анюту: дочь, не ходи завтра никуда, пойдем погребем. И Анюта не могла ей отказать. Изо всех силенок работала она и день и другой, лицо ее темнело и сжималось, как печеное яблочко. В конце концов мамка жалела ее и отпускала на волю. Летом бродить по полям и лугам такая радость. Летом она оставляла большие дороги и выбирала тихие, глухие проселки. Могла просидеть на полянке до самого вечера, уставится в одну точку и не шелохнется, как будто слушает что-то и боится пропустить, недослышать. Нормальный человек, шагая по этому проселку, сказал бы себе: какая тишь и безлюдье, прямо жуть берет. Что могла слышать Анюта в этой глуши? Шептались березки у нее над головой, обиженно скрипело в лесу старое дерево, пиликали, звенели птицы, шуршал в траве ветер — все эти звуки сливались в упоительную лесную симфонию.

Убаюканная этой музыкой, Анюта засыпала в тени, сон ее был легким и сладким. Она отсыпалась за долгие осенние и зимние ночи, когда лежала, уставившись в потолок, читала у лампы «Справочник животновода» или бродила по двору. Пробуждение от сна было счастливым, как в детстве. Очнется Анюта, а в лесу уже вечер, грустный, задумчивый, и музыка стихла, потому что ветерок улетел, каждая травинка и веточка оцепенели от усталости и ждут ночи. И Анютина солнечная полянка давно в тени. Она выходила на дорогу и брела домой, тихонько напевая. На делянках до самой темноты копошился народ. Бабы кричали ей:

— Анют, ты что это для самой себя распелась, ты лучше нам спой!

Она никогда не отказывалась и покорно сворачивала к ним на покос. Пила молоко или теплый квас и заводила тоненьким, чистым голосом «божественную» песню.

Жила б, жила я на белом свете, много нагрешила.
Нагрешемши я Господу Богу, стану помирати.
Остается у меня злато-серебро, дорогие одежды.
Мне не надо, ох и мне не нужно ни злато, ни серебро,
Только надо, только мне и нужно — четыре тесинки.
Еще надо, еще мне и нужно — един сажень земельки…

Это чистая правда, пригорюнятся бабы, зачем мы бьемся с утра до темна? Какая хорошая песня! А у Анюты все песни хорошие, и божественные и веселые скоморошины. Много чему она научилась, лежа по больницам, сначала у Терентьевны, потом у других «высокознающих» старух. Ее подзывали на вокзале скучающие в ожидании пассажиры и старушки, посиживающие на лавочке у дома: спой, Анюта! Она с удовольствием пела и радовалась, когда ей бросали в карман телогрейки копеечки и бумажки. У Анюты долго не было пенсии. Могло бы и совсем не быть. Федька-дурачок из Прилеп так и прожил всю жизнь без пенсии. Для пенсии нужно много бумаг выправлять, не раз и не два съездить в район, а кто этим будет заниматься?

Спасибо Карпу Васильевичу. Хоть и называл его молодой фельдшер душегубом и феодалом, но для Анюты он много сделал добра, всегда ее жалел и опекал. Когда вышел на пенсию, решил на свободе заняться ее делами. Сговорились они с Любашей и вместе выходили, выхлопотали ей пенсию, сначала двенадцать рублей, потом двадцать четыре. Для деревни большие деньги.

Сама Анюта и с пенсией и без пенсии жила одинаково беспечно, как птичка Божия. Не замечала, чем мать ее накормит, во что оденет. Не слыхала насмешек и горестных бабий причитаний о ее злой судьбе. А если бы ей сказали, что она давно стала местной достопримечательностью, она бы таких слов и не поняла.

В каждом городке и сельсовете есть свои дурачки и дурочки, но дубровцы считали, что их Анюта совсем особенная, нигде такой больше нету. Дурости в ней как будто совсем не видно, только странности, она тихая, ласковая, в общем, Божий человечек, с гордостью рассказывали они соседям. Все дурачки и дурочки — люди Божьи, в старину их особенно почитали. Даже когда народ стал потихоньку дичать, многие это понимали и называли Анюту «божественною». Хотя в церкви она бывала редко.

Как-то на Троицу Настя с кумою собрались в церковь в Песочню поминать дорогих покойников. Только что умер Анютин крестный, и они повезли землю с его могилки, чтобы заочно отпеть, а потом отслужить панихиду. Анюту не взяли с собой, она боялась толпы. А в праздник в церкви такая толчея, что затопчут ее и напугают. Анюта погоревала немного, а потом сказала соседке:

— Не взяли в церковь, пойду в лес, там Бог повсюду живет, под каждым листочком, на каждой веточке.

Вот какие истории про нее рассказывали. Люди слушали и умилялись: вот тебе и дурочка, и умный так не скажет. Время как месяцы и годы для Анюты давно перестало существовать, она замечала только приход весны, угасание лета, багряную осень и снежную зиму. Перемены она замечала, а счет этим переменам никогда не вела. Но время остановилось только для Анюта, для других оно не перестало незаметно утекать. Быстро прошли десять, двадцать и тридцать лет…

Эпилог

Вечером Анюта подошла к автобусной станции. На перевернутых ящиках посиживали пассажиры и тревожно рассуждали — пойдет нынче автобус или не пойдет? Нынче они стали ходить не по расписанию, а единственно по настроению — не захочет, не поедет. Говорят — нету бензина.

Три старичка из Починка приезжали в поселок специально за водкой. Весь день простояли в очереди — и им не досталось. Да еще помяли их в давке, еле живые остались. Один старичок даже заплакал от обиды: как выпрашивал у продавщицы дать ему, ветерану войны, инвалиду, четвертинку жену помянуть — не дала! Дояркам из Липок больше повезло. Они надеялись разжиться хлебом, у них в сельпо только по талонам, буханка в день на душу. А в поселковом магазине они захватили по несколько буханок белого и черного и возвращались домой радостные. Все дружно ругали перестройку: накасалась на их головы проклятущая, по талонам едим и пьем, все исчезло — хлеб и водка, мыло и табак. Анюта послушала-послушала, стало ей скучно, и она пошла в привокзальный скверик.

— Нюр, ты куда? Спой-ка нам частушку про перестройку. Вот кто много припевок знает, — крикнул вслед один из дедов.

Анюта грустно покачала головой: она знает только старинные, про любовь, а современные ей неинтересны. Молодая доярка тихонько напела.

Трактор пашет, трактор пашет,
Тракторист платочком машет.
Ты платочком не маши
Перестройку запаши!

Старики радостно загалдели. Всем частушка понравилась, вот бы кто запахал эту беду. В это время Анюта нашла золотистый кленовый лист, чудом уцелевший на ветке, и бережно спрятала его в карман телогрейки. В маленькой рощице возле станционной будки летом яблоку негде упасть. Под каждым кустом посиживали проезжающие, уставившись сумками и корзинами, перекусывали, дремали. В конце октября рощица стояла пустой и голой. Вчера, поторопившись, выпал первый снег, на дорогах его тут же съела осенняя грязь, а здесь под деревьями снег уцелел и перемешался с побуревшей травой.