Семен Крутов - Синие солдаты

• Название: Синие солдаты
• Автор: Семен Крутов
• Жанр: О войне
• Год: 2003

Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…

Повесть автобиографична.

---

А потом снова бесконечный путь. Сергей совсем выбился из сил. Он смотрел слезящимися от пронзительного ветра глазами на спины идущих товарищей и ничего не видел. На какие-то доли секунды Сергей потерял сознание, но его поддержали соседи. Их посеревшие, мутные глаза и лица говорили о смертельной усталости, но люди не стонали, не жаловались, не ругались.

Пленные шли и шли сосредоточенно, лишь изредка переговариваясь между собой. Сибиряк, шедший справа, стараясь поддержать Сергея, начал рассказывать о том, как он однажды шел двое суток по следам чернобурой лисицы. Правда, оговорился он, ночью отдыхал. Сибиряк достал из своей котомки последний заветный сухарь, приберегаемый на самый черный день, и поделил его с Сергеем и тамбовцем. Сосредоточенно разжевывая сухарь, Сергей думал о том, что благотворительные миллионные пожертвования богачей ничтожны по сравнению с последним сухарем истощенного человека, поделенным им на троих голодных товарищей. Сухарь, казалось, прибавил силы: Сергей стал идти ровней и спокойней.

— Видишь, идем и идем, и нет конца пути нашему. Вчера хоть потеть могли, а сегодня и этого не можем, — пошутил сибиряк.

Сначала они шли в головных шеренгах, а теперь отстали и оказались почти в хвосте колонны. Внезапно впереди раздались крики, а потом послышались длинные автоматные очереди. Это конвоиры расстреливали голову колонны. Пленных остановили, приказали лечь на землю. Оказалось, что кто-то в передней шеренге не выдержал и в припадке ярости бросился на конвойного офицера, перерезал ему глотку бритвой, а вторым взмахом покончил с собой. Вскоре окровавленный труп офицера пронесли мимо палатки четыре солдата. А еще через десять минут остатки колонны быстро погнали вперед. Теперь от всей колонны осталось не более двухсот человек.

День клонился к вечеру. Последние силы покидали Сергея. Ноги подгибались, и он уже несколько раз падал. Друзья, поддерживавшие его, сами выбились из сил. Вот снова Сергей упал. Снова друзья стали поднимать его. Шедший сзади конвоир ударил тамбовца длинным обнаженным штыком. Тимофей, вскрикнув, выпрямился.

— Марш! Бистро! — заорал конвоир и положил палец на курок автомата.

Медленно, нехотя оставили они Сергея одного. Они шли и шли, все время оглядываясь, а конвоир все время подгонял их. В ушах Сергея все резонировала его обрывистая ругань, какие-то белые огненные пятна замельтешили в глазах.

Очнувшись, Сергей увидел огромное небо, багровое солнце, заходящее далеко-далеко за верхушки синеющего в стороне леса, и склонившееся над ним широкое солдатское лицо в шапке-ушанке.

— Вставай! — сказал солдат.

Сергей вгляделся в него: немец. «Ну, смерть», — подумал он и быстро встал, удивляясь, откуда взялись силы.

Но лицо конвоира было не злое. Сергей еще больше удивился.

— Там деревня, — показал конвоир рукой в сторону виднеющегося впереди селения. — Там ваш большой лагерь, — сказал он на ломаном русском языке. — Там конец вашего пути. Иди быстро. А там, — показал он на двигавшиеся далеко машины, — пук!.. пук!.. Понимаешь?.. — Показывая на свой висок, добавил он.

— Понимаю! — выдавил Сергей.

Шатаясь, двинулся вперед. Шел оглядываясь, опасаясь выстрела в спину. А потом вдруг радость нахлынула на него: значит, это правда.

Идти оставалось немного. «Там лагерь… Сон… А потом… видно будет». Он шел все быстрее и быстрее и вскоре догнал хвост колонны.

— Ребята, мне сейчас конвоир сказал, что там, в селе, конец пути. Там большой лагерь.

Они не сразу поверили ему: казалось, этот путь уже не может иметь конца. Но потом поверили в это известие, ибо им хотелось жить, хотелось верить в жизнь.

Наконец перед жалкими остатками колонны распахнулись тяжелые лагерные ворота. Измученные люди, шатаясь и цепляясь друг за друга, вошли на широкую вытоптанную лагерную дорогу.

— Туда! — Толстый розовощекий охранник показал на длинные каменные бараки в конце лагеря.

Глава IV Рождественская ночь

Утром Сергей почувствовал себя совсем плохо. Ныло все тело, кружилась голова. Даже противогазная сумка с лежащим в ней пустым котелком казалась тяжелой и резала плечо.

После раздачи утренней баланды немцы начали выгонять пленных из каменных бараков, заставляя выносить всю рухлядь и тряпье, валявшееся на нарах. Толстый сорокалетний унтер стоял у дверей барака с длинной суковатой палкой в руках и, мешая русские слова с немецкими, торопил:

— Я сегодня не бить! У нас weihhachten[5]. Nach hause[6] бистро надо, к матке. Давай, давай! Матрацы на двор! Стружка в огонь!

Сергей с трудом поднял матрац, набитый стружками, и медленно вышел во двор. Резкий, удушливый дым поднимался от костра к небу. Огонь разгорался все сильнее, и снег вокруг костра подтаивал и шипел.

Со стороны Северного моря дул пронизывающий декабрьский ветер. Воздух был холодный, но по-весеннему свежий. Погода стояла, как в марте, когда в воздухе чувствуется приближение весны, но еще и далеко до нее: впереди вьюги и заморозки.

Сергей с трудом высыпал из матраца стружки и присел на колени, грея озябшие руки. Взгляд его невольно упал на пылающую темно-серую массу. От нее шел отвратительный смрад; дымясь, она шевелилась и, казалось, была живой от миллионов копошащихся в ней вшей. От отвращения затошнило, и перед глазами поплыли кроваво-серые круги. Как в калейдоскопе, мелькали фигуры пленных, подходящих с матрацами к костру, немецкие солдаты, шагавшие из бани с распаренными физиономиями.

Очнулся он в приемной ревира (больницы), куда принесли его санитары. Первое, что увидел Сергей, — это склонившееся над ним широкое лицо, излучавшее добро. Он понял, что это врач.

— Что, брат, плохо? — спросил он, держа руку Сергея в своей и посматривая на часы.

— Плохо, доктор, — с трудом прошептал Сергей.

— В четвертый, — кивнул доктор стоявшему рядом горбоносому санитару-кавказцу.

В бараке, куда принесли Сергея, вповалку, прямо на полу, посыпанном стружками, лежали люди. Немного потеснив других, его уложили, засунув под голову вместо подушки ранец.

— Ну вот, будь как дома, дорогой, — гортанно сказал санитар-кавказец. — Тут все-таки потеплее: барак деревянный.

— Что признал доктор? — спросил Сергей.

— То же, что у всех, — сыпной тиф!

Этот диагноз Сергей воспринял с полным безразличием. За последнее время он почти смирился с мыслью о неминуемой гибели. Иногда думалось: скорее бы! За пять месяцев плена он видел, как умирали тысячи людей. Большинство принимало смерть спокойно, безропотно, молчаливо. Ослабевшие от голода и болезней, люди не в силах были даже поднять руки, только глаза их говорили о том, чего не выразить ни словами, ни жестами.

Но о смерти думать не хотелось. Он не раз замечал за собой — а в плену это проявлялось особенно, — что инстинкт самосохранения уводил его в мираж воспоминаний. И видения эти были настолько яркими, что казалось, это происходит наяву. И сейчас в памяти снова всплыло минувшее. Вот он, мальчик, везет коляску с маленькой сестренкой, а отец наказывает ему: «Смотри, не опрокинь ее!»

Странно, но эти воспоминания всегда были печальными, — может быть, оттого, что в жизни его радостей было мало. Едва ему исполнилось шесть лет, отец трагически погиб. Потом — тяжелое сиротское детство, школа, институт, армия… война… Кажется, было мало прожито, всего двадцать три года, но сколько испытаний уже было за его плечами! Сергей понимал, что самое страшное состояние в жизни — это состояние безразличия, равнодушия к смерти и жизни. Когда человек начинает поддаваться этому чувству, значит, конец близок. Но все чаще и чаще равнодушие подступало к нему на кошачьих лапах, вкрадчивое, манящее, волнующее, ласково шептало оно ему: «Отдохни, закрой глаза, полежи. Ты обессилел и очень устал. Заботы и тревоги бесполезны. Выхода нет. Помощи ждать неоткуда. Ты в руках врагов, друзья помочь бессильны, они так же, как и ты, голодны, раздеты, разуты и находятся за колючей проволокой, — говорило оно ему. — Ты голоден? Но ведь все равно ничего не достанешь. Не трать последние силы, береги их…»

Иногда он вспоминал Ее… Тихая, светлая, лунная ночь на окраине сонного провинциального городка. Они сидят у чьего-то домика на бревнах, держась за руки, и мечтают о будущем: она — пасти гусей у озера, ожидая его с работы, а он — о великом научном открытии. Они смеются над своими мечтами и говорят, что самое главное это любить друг друга. Глупые дети, они приняли предчувствие любви за настоящее чувство.

Где сейчас эти светлые чувства? Развеяны временем, а могло быть все иначе, ведь он, кажется, любил ее. А она любила его? Накануне отъезда в армию он назначил ей свидание, опоздал всего на пятнадцать минут, а она не пришла даже провожать к военкомату. Через три месяца, когда он был далеко, на Дальнем Востоке, она вышла замуж за директора леспромхоза и мечта ее осуществилась — она стала пасти гусей.