Ромэн Яров - Творцы и памятники

• Название: Творцы и памятники
• Автор: Ромэн Яров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

В книгу вошли документальные очерки о пяти крупнейших русских инженерах: М.А.Бонч-Бруевиче, В.Г.Шухове, Г.О.Графтио, Я.О.Гаккеле, В.П.Горячкине. Каждый из них стоял у истоков развития отдельной отрасли промышленности, ныне развившихся до гигантских размеров.

---

Просто энтузиасты

Вот этого уж Бонч-Бруевич никак не ожидал — едва только он раскрыл рот, как швейцар вскочил со всей живостью, какую ему позволяли годы, вытянул руки по швам и отчеканил:

— Рядовой первой бригады четырнадцатой пехотной дивизии Петр Фролов…

— Оставьте это, — поморщился Бонч-Бруевич. — Покажите мне, как пройти в кабинет физики. Или проводите, если можете.

— Так точно, господин поручик, могу. Через пять минут, как звонок дам.

Прихрамывая, ветеран русско-турецкой войны — он успел рассказать, как под водительством генерала Драгомирова переправлялся через Дунай, — шел впереди. Гимназисты младших классов провожали Бонч-Бруевича восторженными взглядами; да и старшие тоже смотрели с почтением. Это радовало. Поручик знал, что форма царского офицера не пользуется у свободомыслящих выпускников гимназий особой любовью. Но сейчас в каждом военном хотят видеть героя.

— Вот тут. — Швейцар распахнул высокую дверь. Бонч-Бруевич вошел. Как будто он перенесся во времена своей учебы, в Инженерный замок. Ряды столов, стеллажи вдоль стен. Блестят за стеклами медные цилиндры, неподвижны катушки, покачиваются длинные нити с грузами. Сесть за тот стол, что в углу, — и все сразу оживет в памяти. Но с кафедры уже спускается стройный молодой человек. Там, в коридоре, учителя глядят настороженно, изучающе. Этот, несмотря на такой же синий вицмундир, приветлив.

— Поручик Бонч-Бруевич…

— Левшин, преподаватель физики. Садитесь за любой стол. Нам никто не помешает — этот час у меня свободен. А хотите, пойдем в комнату за кабинетом.

— Не будем терять времени… — Бонч-Бруевич сел, положил ногу на ногу, задумался.

С чего же начать? Предмет — предметом, но в курсе ли последних достижений науки этот учитель? Их ведь в программе нет! И электротехника в его изложении все еще лишь интересная новость, а о радиотехнике он и вовсе имеет самое смутное представление? Допустимо такое? Вполне. Капитан Аристов избавил поручика от восторженного отношения к людям.

— Вы знаете, что в окрестностях города выстроена радиостанция? Мачты трудно не заметить.

— Ну да, конечно. Я являюсь помощником ее начальника и пришел к вам за поддержкой.

— Рад буду, если смогу, — удивленно сказал Левшин.

— Один вопрос для начала. Вы знаете, что такое электронная лампа?

— Наконец-то! — Учитель хлопнул ладонью о стол. — Наконец-то я познакомился с человеком, который произносит слово «электрон»! Дошел, значит, свежий ветер и до нашей Растеряевой улицы!

— Так вы в курсе последних достижений науки?

— Я полагал, что в этом городе я единственный человек, кто в курсе. Слава богу, нет! Чего же вы хотите?

— Я хочу сконструировать и испытать электронную лампу.

— Ого!.. — воскликнул Левшин. — Скромное заявление! Первым в России сделать такую работу! И, как я догадываюсь, у вас, кроме желания, ничего нет? То есть оборудования, опытных людей? Проведение экспериментов ведь абсолютно не входит в задачу вашей станции, не так ли?

— Именно так. И тем не менее. Я не прожектер, прекрасно понимаю всю трудность задачи, а оборудования у меня даже меньше, чем вы думаете. Нет и поддержки официальных инстанций. Здесь недалеко, в Иваново-Вознесенске, хранится вывезенное имущество Рижского политехнического института. Я просил предоставить его мне. Какая разница, где ему находиться — в Иванове ли, в Твери. Здесь, меж тем, польза была бы огромная. Не разрешили. Теперь думаю набрать приборы из разных мест — кто что предоставит. Нужны насосы для откачки воздуха, а для изготовления герметической замазки — химикалии.

— Еще один вопрос — последний. Почему вы обратились ко мне, скромному учителю физики, и рассчитываете впредь, вероятно, не на сильных мира сего? Тверь большой промышленный город: есть сталелитейный, вагоностроительный заводы. А предприятие товарищества Тверской мануфактуры бумажных изделий! Десять тысяч рабочих! Один только кутеж Морозова требует в сотни раз больше денег, чем все расходы по вашему проекту.

— Я думал об этом, — ответил Бонч-Бруевич. — Фабрикант может выбросить миллион на прихоть, но на мое дело не даст ни копейки. Оно же не сулит доходов. Деньги дай, а окупятся ли они, неизвестно. Нет, с капиталистами мне не по пути — они люди жестокие; в случае неудачи растопчут. А неудача возможна, хотя я верю в себя. Новое в науке дается с трудом. Мне нужны энтузиасты, люди бескорыстные, понимающие, что немедленных результатов может и не быть, что исследование нового имеет огромную ценность даже само по себе.

— Меня восхищает ваша решимость, — сказал Левшин, — и, конечно, я дам воздушный насос. Никогда не предполагал, что гимназические приборы могут пригодиться для серьезного дела. А что касается химикалий, то… Вот что! Я познакомлю вас с владельцем местной аптеки. Он старый, добрый и умный человек, любит помогать тем, в ком видит способности. Конечно, он не разбирается в проблемах радиотехники, но задачу в целом поймет и вас поддержит.

…И хоть капитан Аристов категорически запретил вносить в техническое здание станции посторонние предметы, Бонч-Бруевич ликовал. Пусть нельзя переместить в здании часть перегородок и освободить две комнаты для лабораторных работ, но никто не может запретить ему проводить опыты в своей крохотной комнатенке, тем более когда на его стороне такие люди, как и учитель Левшин, и старый аптекарь, и директор завода осветительных радиоламп в Петрограде Добкевич, который дал еще два пароструйных насоса, вольфрамовые нити накала, трубки, ртуть, резину. Ничего нельзя было бы сделать, если бы не встречалось на пути так много хороших людей, если бы не заражались они энтузиазмом, если бы их самих не захватывал творческий порыв. И, кроме того, есть еще музыка. Все можно вынести из комнаты, оставить лишь кровать и большой черный рояль. Когда совсем скверно становится на душе, когда не идет работа и невмоготу переносить тупость капитана, музыка успокаивает, вселяет бодрость и уверенность. Есть высшие ценности духа, и над ними не властен никто…

Париж работает!

Капитан Аристов волновался тем временем все больше и больше. «Ну и беспокойного же помощничка бог послал!» — думал он, глядя на Бонч-Бруевича, разговаривающего с солдатами о каких-то лампах, о которых он сам, начальник станции, и слыхом не слыхивал. А тут еще неизвестное оборудование прибывает, которое ни в какой описи не значится. Правда, помощник держит его у себя в комнате, но все равно непорядок. Посторонние люди — учитель с аптекарем — повадились на станцию ходить. Уж не социалист ли этот самый Бонч-Бруевич? Избави бог! Сердце капитана трепетало.

Ртутный насос стоял рядом с кроватью Бонч-Бруевича; нужно было периодически переливать ртуть из нижнего резервуара в верхний.

Несколько ночных недосыпаний, отравление парами ртути — и Бонч-Бруевич заболел. В конце 1915 года он целый месяц провел в постели. Ночами он не спал, думал.

Работа уже подошла к концу. Теперь оставалось испробовать радиолампу. Сделать это так, чтобы капитан не знал, было невозможно. Денщик Яков Бобков, произведенный в лаборанты, мог крутить колесо воздушного насоса, чтобы привести его в движение. Но один этот насос не создавал нужного разрежения в лампе, требовалось, чтоб работал еще и ртутный. А этот приводился в действие только электромотором. Так как на станции электричества не было, то для работы электромотора нужно было запустить бензиновый двигатель. И капитан Аристов все немедленно бы узнал, потому что бензиновый мотор работал только тогда, когда надо было заряжать аккумуляторы, и в этот момент над столом капитана загоралась красная лампочка. Так что затеваемое испытание — прием сигналов с Эйфелевой башни — незамеченным не останется. Ну и пусть! Бонч-Бруевич размышлял недолго. Если для того, чтобы испытать первую русскую радиолампу, надо пойти на конфликт с тупым и недалеким служакой, он это сделает.

Капитан Аристов завтракал в своей комнате, как вдруг над столом его загорелась красная лампочка. Это означало, что заработал бензиновый двигатель, единственный на станции. В такое время работать ему не полагалось. Опять этот проклятый помощник! Не дожевав кусок, капитан выскочил из дому. Картина, которую он увидел, была совершенно невероятной. Унтер-офицер роты радиотелеграфистов Кабошин просовывал в форточку квартиры Бонч-Бруевича ввод от антенны. Он перенес этот ввод из технического здания! Неслыханное нарушение служебной дисциплины! Капитан немедленно вернулся домой, надел полную парадную форму, чтобы подчеркнуть официальность визита, и отправился к своему помощнику — потребовать отчета обо всем происходящем.

Но уже все понятия о дисциплине будто бы исчезли. Навстречу капитану с крыльца сбежал ефрейтор Бобков, не переводя дыхания, отчеканил: «Так что их благородие господин поручик приказали вам доложить: Париж работает» — и убежал обратно.