Лев Гумилевский - Зинин

• Название: Зинин
• Автор: Лев Гумилевский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

В книге рассказывается о жизни и деятельности Николая Николаевича Зинина. Николай Николаевич Зинин (1812–1880) — выдающийся русский химик-органик, академик Петербургской академии наук, первый президент Русского химического общества (РХО)

---

— Отдыхают же люди, — сказал он жене, объявляя о полученном приглашении, — могу и я, наконец, взять себе месяц на отдых да, кстати, и посмотреть самому на Россию-матушку!

Путешествие началось в середине мая, после обеда в московском ресторане Дюзо, в отдельном вагоне Московско-Нижегородской железной дороги. Герцога сопровождал генерал-адъютант Константин Григорьевич Ребиндер, исполнявший обязанности не то гувернера при нем, не то надзирателя. Он долго служил в Англии и усвоил от общения с англичанами уживчивость, выдержанность, хорошие манеры. В отношении герцога он иногда переходил на строгий тон воспитателя, поучая, что тому должно делать и что не должно. Но для остальных участников экскурсии он оставался приятным собеседником, много, охотно и интересно рассказывавшим об Англии.

Участвовали в поездке, кроме Зинина, высокий специалист по минералогии академик Николай Иванович Кокшаров, толстый, добродушный человек, никогда ни о ком не отзывавшийся дурно, и доктор Николай Андреевич Белоголовый, ученик Глебова по Московскому университету, оставивший нам воспоминания об этой поездке на Урал, писатель с зорким умом и хорошим вкусом.

Рассказывая о своих спутниках, Белоголовый пишет:

«Академик Зинин, бесспорно, самое рельефное лицо в нашей свите, личность весьма даровитая, с колоссальными познаниями и памятью, перед которыми меркнут небольшие недостатки, наложенные на него частью годами и болезнью, частью общим складом русской жизни. Живой, как ртуть, нервный, как самая нервная женщина, рьяный до споров, в которых громит противника блестящею речью и громадным знанием, — это, повторяю, был бриллиант в нашей свите. Его ярая ненависть к немцам и филиппики против курения табаку — вот два конька, которых беспрестанно мы оседлывали, чтобы сражаться с ним во время путешествия».

Путешествие, собственно, началось на пароходе из Нижнего Новгорода, куда поезд шел одну ночь. День выдался чудесный, никто не уходил с палубы.

Пассажиров почти не было. Зинин и Белоголовый заняли всю большую каюту первого класса, а остальные расположились по отдельным каютам.

«В этот первый день, — продолжает свой рассказ Белоголовый, — Зинин решительно ослепил меня своими разнообразными познаниями; не было предмета, о котором заходила речь, где бы он не был как дома: химия, минералогия, ботаника, геология, астрономия, физиология и пр. — со всем этим он был знаком, казалось, фундаментально; при этом живость характера, страстность и блеск речи, наконец, изумительная память — он, например, как двенадцатилетний гимназист старого времени, в состоянии был, не запнувшись, перечислить все города какой-нибудь губернии, цитировать целые страницы Хераскова, Шиллера в переводе Жуковского и пр. — произвели на меня глубокое впечатление. Я положительно не встречал до сих пор в такой мере даровитого человека».

Остальные спутники Белоголового уже были знакомы с необыкновенностями в личности Николая Николаевича и как будто находили их естественными, не вызывающими удивления.

Белоголовый поделился своими впечатлениями о новом знакомом с Кокшаровым. Добродушный толстяк спокойно подтвердил:

— Да, Николай Николаевич как ходячая энциклопедия. Мне случилось однажды до начала заседания в Академии наук разговаривать с академиком Михаилом Васильевичем Остроградским, как вдруг подошел к нам Николай Николаевич и, взглянув на мемуар, который был в руках нашего знаменитого математика, произнес о нем короткое суждение… Я помню, с каким удивлением обратился тогда ко мне Остроградский и сказал:

— Посмотрите, пожалуйста, несколькими словами он охарактеризовал всю суть одной из труднейших задач математики!

Кокшаров не знал, вероятно, как и Белоголовый, что, и прославившись как химик, Николай Николаевич продолжал вместо отдыха наслаждаться чтением математических сочинений и был в курсе всех математических проблем, занимавших мировую науку.

Этой привязанности своей Николай Николаевич не изменил до конца жизни. Он внушил ее своему младшему сыну Николаю Николаевичу, который и стал впоследствии профессором математики.

Зинин полностью владел искусством привязывать людей к научным занятиям и пробуждать в них интерес к той или иной области знаний. В противоположность ему Николай Иванович Кокшаров, великолепный знаток своего дела, напрасно пытался в пути прочесть лекцию о кристаллографии своим спутникам. Признаваясь, что никто ничего не понял в делении кристаллов на системы, Белоголовый до полуночи в то же время вел разговор с Зининым о геологических периодах, а герцог еще занимался с Зининым физиологией.

В Перми путешественники перебрались с парохода в нарочно для того закупленные экипажи и отправились в дальнейшее путешествие по уральским горным заводам.

Не радовала сердце Зинина матушка Россия. На каждой пристани, пока плыли по Волге и Каме, на каждой остановке в поездке по Уралу Ребиндер выслушивал жалобы мировых посредников, принимал прошения и заявления от самых различных людей по самым необыкновенным поводам, иногда анекдотическим. Одна вдова, например, подала просьбу, чтобы ее наградили наследством, так как муж ей ничего не оставил.

Уверенность в том, что начальники обманывают крестьян, не ослабевала в народе. Какой-то солдат, служивший в Петербурге, возвратившись на родину, уверял, что он видел царя, пил с ним чай и царь сам сказал, что воля не настоящая, что настоящая еще будет. Не соглашаясь на предлагаемые им по «Положению» земельные наделы, крестьяне терпеливо ждали «настоящей воли».

Незадолго до выезда из Петербурга экспедиции там 4 апреля возле Летнего сада прогремел выстрел Каракозова, направленный в Александра II, садившегося в коляску. Покушение не удалось, но эхо его разнеслось в народе убеждением, что именно генералы и помещики теперь «сживают царя со свету», чтобы не допустить «настоящей воли», с землей и без выкупа.

Каракозовцы рассчитывали убийством царя вызвать революцию. Выстрел у Летнего сада явился сигналом к новому наступлению реакции на прогрессивные силы страны, уже ослабленные ссылкой Чернышевского, Михайлова, Серно-Соловьевича и других деятелей революции.

«Полицейское бешенство достигло чудовищных размеров», — свидетельствовал Герцен. Нижегородский губернатор отдал распоряжение, которым все женщины в круглых шляпах, синих очках, башлыках, с коротко остриженными волосами, не носящие кринолинов, признаются нигилистками. Таких женщин приказано забирать в полицию, требуя от них снятия их нарядов с заменой кринолинами.

— Если таковые не послушаются, то высылать их из губернии, — гласил приказ губернатора.

Именем 4 апреля произвол принимался за преданность. Выражением верноподданнических чувств один старался перещеголять другого. И даже внуку Николая I в уральской глуши приходилось спасаться от обременительной необходимости принимать их. Народ высыпал навстречу экипажам герцога. Одни подносили по обычаю хлеб-соль, другие несли просьбы на головах. В Екатеринбурге, едва герцог вышел из дома губернатора в сад, как на всех ближайших крышах показались зрители. Зинин нашел место под деревьями, где можно было скрыться от любопытных глаз и познакомиться с представленным герцогу маршрутом осмотра города. Но расфранченные дамы в кринолинах проникли в сад мимо часовых и стали высматривать столичных гостей из-за деревьев.

Тогда Зинин направился прямо к ним с грозной речью:

— Сделайте же одолжение, оставьте нас хоть теперь, пока мы дома, в покое! Ведь это, наконец, и неприлично забираться так в чужой сад. Ну, что бы вы сказали, если бы я вдруг ни с того ни с сего забрался к вам в спальню?!

Вместе с тем общее стремление сделать приятное герцогу выражалось и в подношении ему для коллекции редких минералов, разумеется задаром. С помощью Кокшарова герцогская коллекция стала одной из лучших в мире. Когда впоследствии вместе с владельцем коллекция перекочевала за границу, Кокшарову пришлось вынести немало упреков за излишнее его старание.

Не обходилось и без получивших мировую известность «потемкинских деревень», радовавших глаз Екатерины во время ее путешествия. На Пышминском заводе лесничий пригласил герцога со свитой остановиться на отдых у него в доме, осмотреть его хозяйство. Особенно всем понравился сад лесничего.

Зинин по своей химической привычке вздумал потрогать одну из молоденьких хорошеньких пихт. Оказалось, что она была без корня, только что недавно срублена и просто воткнута в землю. Такой же показной характер носило и все хозяйство лесничего, да и не у него одного только.

Горнозаводское хозяйство не радовало глаз. Насколько процветали частные демидовские заводы, настолько плачевно было казенное горное дело. Только что выстроенный Камский чугунолитейный завод оказался затопленным весенним разливом, унесшим годовой запас дров.