Ли Ги Ен - Земля

• Название: Земля
• Автор: Ли Ги Ен
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1953

Писателя Ли Ги Ена (1895–1984) называют одним из основоположников современной корейской литературы. Вся писательская деятельность Ли Ги Ена была результатом его тесного общения с народом, из среды которого он вышел, чьим горем страдал и чьей радостью радовался. На долю Ли Ги Ена выпало немало бед и ударов. Испытания закалили его волю, приучили к преодолению трудностей, помогли ему глубже понять жизнь народа — его быт, его чаяния. Читая роман Ли Ги Ена «Земля», нетрудно убедиться, что только глубокое знание быта и жизни крестьян помогло автору создать эту книгу.

---

Вспомнив о разговоре с Кэгутянь, Сун Ок задумалась. Кто бы мог предположить, что она встретится с тем самым Куак Ба Ви, о котором Сун Ок впервые услышала от старухи.

2

Вот и в деревне Бэлмаыр был образован сельский народный комитет.

Помещик Ко Бен Сан не мог понять, что пришло другое время. Он мерил все на старый аршин и не хотел мириться с новым положением. Он сидел у себя в доме и, в бессильной злобе кривя губы, угрожая кому-то, рычал:

— Бездельники! Что могут сделать путного эти людишки? Что может значить сельский комитет? Ровно ничего! Пустое слово! Они не хотят считаться с самыми достойными людьми деревни… Подождите, придет время, и мы еще посмотрим, что вы запоете.

После того как в городе состоялась мощная крестьянская демонстрация, Ко Бен Сан целый день не мог найти себе места. Растерянный, встревоженный, он заглянул вечерком к соседнему помещику Тю Тхэ Ро. Но и сосед не мог сказать Ко Бен Сану ничего утешительного.

Ко Бен Сан владел в деревне десятками тысяч пхёнов рисовых и других полей. Кроме того, у него и в других деревнях имелись большие земельные участки, которые он сдавал в аренду. И вот эту землю у него отнимают! Забыв былую вражду к соседу, Ко Бен Сан горько жаловался.

— Если и дальше так будет, то я прямо не знаю, что и делать. Как можно прожить с такой большой семьей одним тем, что дает земля при моей усадьбе, которая у меня еще осталась? — говорил Ко Бен Сан голосом умирающего. — У вас-то дела не так уж плохи. Получше моих… У вас около усадьбы много земли; она за вами и останется. А у меня почти вся земля находится в окрестных районах, и я сдавал ее в аренду. И если у меня все это отнимут, что же со мной будет?

Тю Тхэ Ро тоже потерял немало земли. Но сейчас, слушая Ко Бен Сана, он злорадно усмехался, про себя: ему доставляла утешение мысль, что сосед его потерял земли больше, чем он.

— О таких, как Сон Чхам Бон, который живет в городе, и говорить нечего! — продолжал Ко Бен Сан. — Ведь недаром сказано: какой палец ни укуси — все равно больно… С каким трудом досталась ему эта земля! Эх! — Ко Бен Сан горько вздохнул. — Тут и сказать нечего!.. Когда сравниваешь его положение со своим, поневоле начинаешь думать, что дела наши не так уж печальны, иного выхода ведь нет… Правду говорят, что Сон Чхам Бон вслед за старшим сыном собирается перемахнуть на Юг?

— Да, поговаривают…

В недавнем прошлом Ко Бен Сан немало выручал от земли, сдаваемой им в аренду. Крупорушка его пропускала за весну и осень огромное количество зерна. И все-таки он всегда плакался перед людьми; все ему казалось мало… Недаром он по всей окрестности прослыл последним скрягой.

Рядом с кухней у него был устроен громадный подземный лабиринт, где находились склады для хранения риса. Таких складов было у Ко Бен Сана три или четыре; и каждый раз, когда ему нужно было взять оттуда зерно, он приносил лестницу и сам спускался по ней за рисом. С каждым годом у него накапливалось все больше риса. Тайком от соседей он продавал его людям из других волостей и на вырученные деньги покупал землю. В этом он видел единственный смысл своей жизни. А теперь настало такое время, что ни продавать, ни покупать землю нельзя было, и Ко Бен Сан горько сокрушался об этом. В жадности он нисколько не уступал жившему в уездном центре Сон Чхам Бону — одному из самых скупых людей в уезде.

Жителям уезда памятен был такой случай. Несколько лет назад, когда стопка водки стоила пять фун[13], Ко Бен Сан собрался со своими друзьями в трактирчик. Все пили водку, и Ко Бен Сану тоже захотелось пропустить рюмку-другую. Но пить одному было как-то совестно, а угостить приятелей скупость не позволяла. Повздыхав, покряхтев, он после тяжких раздумий предложил приятелям:

— Эх, давайте-ка соберем по пять фун да выпьем по рюмке водки!..

С тех пор его прозвали «Сборщиком пяти фун».

* * *

Кроме помещиков, все население Кореи восторженно приветствовало закон о земельной реформе. Ее благотворные результаты испытали на себе прежде всего бедные крестьяне.

Сельский народный комитет, вымерив и установив общее количество земли, распределил ее по количеству членов семей между безземельными и малоземельными крестьянами.

Пак Чем Ди, кроме суходольной земли, которую он прежде арендовал у Сон Чхам Бона, получил еще семь мадиги[14] рисового поля.

— Есть ли на свете люди счастливее нас! — говорил Пак Чем Ди. — Вот возьмите хотя бы Куак Ба Ви. У него не было ни крова, ни земли. А теперь этому батраку выделили участок из земель его хозяина. А сколько таких крестьян в Корее!

Вечером в доме Пак Чем Ди собрались его сыновья — Дон Су и Дон Ун — и дочь Кан Нани. Настроение у всех было чудесное. Дон Ун, заложив руки за голову и глядя в потолок, затянул шуточную песенку, которую они всегда певали на досуге.

— Вот и мы получили землю! — певуче заговорила своим звонким голоском Кан Нани. — Если мы хорошо будем обрабатывать свои участки — как мы заживем! Ты ведь охотно займешься рисоводством, Дон Ун?

— Да разве только один он? У меня тоже руки чешутся! — вмешался в разговор старший брат, Дон Су.

— Давайте сегодня же начнем вывозить навоз в поле!

— Подождите, ребята, не торопитесь! Послушаем, что скажет завтра отец!

Безысходная нищета была прежде уделом семьи Пак Чем Ди. Земли своей они не имели; жили в ветхом, покосившемся домишке. Суходольный участок, который можно было за день вспахать сохой, давал им, в лучшем случае, один сем чумизы да десяток маров[15] бобов. Половина урожая уходила на арендную плату. А в годы войны, под видом многочисленных налогов, у них отбирали почти весь урожай. Не видно было конца нищете и лишениям…

Пак Чем Ди послал на заработки своего первенца Дон Су, едва ему исполнилось девять лет. Мальчуган косил траву и на своей хрупкой детской спине разносил ее — тяжелую, налитую соком — хозяевам, имевшим волов. Невесело прошло его детство. Три года назад Дон Су мобилизовали на угольную шахту Пукхэдо. Он вернулся домой лишь после освобождения Кореи. И Пак Чем Ди думал: «Бог милостив, не дал сыну умереть на этой шахте от голода и непосильного труда».

В семье Пак Чем Ди было пять пар здоровых рабочих рук. Была бы только земля, они хорошо обработали бы ее и жили бы не хуже других. Но никому раньше не было дела до того, что им нужна земля, что они не могут жить без нее.

После долгих мытарств Пак Чем Ди удалось арендовать у Сон Чхам Бона горный участок размером в один харукари[16]. С большим трудом вымолил он у помещика этот участок. Сколько кур да яиц перетаскал Пак Чем Ди, сначала чтобы умилостивить помещика, уговорить его дать землю, а затем из опасения, как бы Сон Чхам Бон ненароком не передумал и не отобрал ее обратно!

После уплаты аренды у Пак Чем Ди оставалось от урожая так мало, что его семье еле-еле хватало на полгода. Чем только они ни занимались, чтобы прокормить себя! Жена пустилась даже в торговлю… Но ничего не помогало, семья жила впроголодь.

Жена частенько ругала Пак Чем Ди, называла его безмозглым тупицей, упрекала в неумении жить. Но это были несправедливые упреки. Правда, Пак Чем Ди, по своей простоте и прямодушию, нередко попадал впросак. Но не в этом был корень зла. Ведь не только Пак Чем Ди — почти все крестьяне бедствовали и, как ни старались, не могли выбиться из нужды. Смех, радость, веселье были редкими гостями не только в доме Пак Чем Ди. Зато нужда и голод не оставляли крестьянских домов. Ничем не баловала крестьян судьба-злодейка: не матерью, а злой мачехой была она беднякам. Без устали карабкались они по крутизнам жизни — и все новые перевалы, один выше другого, вставали на их пути. Устав, измучившись до предела, они махали на все рукой и, словно в тяжелом сне, тянули трудовую лямку. Так вот и жили: не зная радости, потеряв надежду, всякую веру в свои силы. Порой они пытались утешать себя тем, что в трудностях и состоит радость жизни, что есть какой-то смысл и в их унылом существовании. Радуйся, мол, тому, что живешь, трудишься, что есть у тебя семья… Но это были тщетные попытки обманутых людей уверить себя, что они не обмануты.

Вконец разорили корейскую деревню японские хищники. Двойной, тройной гнет иноземных и своих захребетников согнул в три погибели корейских крестьян. Выращенный ими рис отбирали японцы. Крестьяне разводили шелкопрядов — и коконы сдавали японцам; сеяли мак, коноплю, табак — и сдавали японцам. Иного выхода не было: их принуждали это делать, и они это делали. Их единственная вина заключалась в том, что они трудились не покладая рук. За это их обрекали на голод и нищету. А те, кто ничего не делал, кто сидел сложа руки — помещики, чиновники, коммерсанты, — бесились с жиру.

Жизнь корейского крестьянина походила на хилую травинку, придавленную тяжелым камнем. Но и эти забитые, раздавленные ростки жизни тянулись навстречу солнцу и дождям.