Татьяна Чернявская - Пешки

• Название: Пешки
• Автор: Татьяна Чернявская
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2015

Когда разыгрывается партия, на кон которой поставлена власть Светлого Князя и существование одной из старейших чародейских организаций, нельзя упускать из виду ни одной мелочи. Каждая пешка способна решить исход игры, особенно если отличается рвением и сама не понимает, на чьей стороне доски стоит. Вот и две юные чародейки, получившие странное направление на прохождение летней практики, не предполагали, что одним своим желанием сэкономить на транспорте смогут сорвать операцию по поимке реликтовой нежити, препятствовать похищению младшего сына Главы Совета, подорвать боевой дух целого штаба и отправить под откос план, вынашиваемый несколькими поколениями.

---

Алеандр долго рассматривала хитросплетения веточек с нежными ещё зелёными связками ягод, пытаясь мучиться угрызениями совести. Хорошее воспитание и собственные высокие идеалы говорили ей о необходимости если не глубочайшего раскаянья (всё же не их вина в обвале края карьера), то мучений от вынужденного бездействия. Совесть, очень уставшая и голодная, мучиться не соглашалась, она хотела спать, гречневой каши с молоком и яичными блинами, подушку и матрац. Кожа слегка зудела от грязи и лёгкого подёргивания, навевая совершенно неприемлемые мысли о вшах и небольшой блошиной деревеньке. Это, конечно, не способствовало возвышенному терзанию души от предположительных страданий людей. Девушка постаралась отвлечься от собственных терзаний по поводу жёсткой подстилки, представив, как должны были мучиться провалившиеся. Богатое воображение уже щедро вырисовало ей глубокое ущелье, покрытое острыми камнями и торчащими в небо хребтами выбеленных солнцем скелетов. В тяжёлое месиво грязных грозовых туч отчаянно стремятся отвесные, зыбкие песочные стены, туда же устремлены и взоры жалкой кучки перепуганных людей. У некоторых из них небрежно и совершенно уродливо перевязаны головы и оторваны конечности. Военная форма времён Великой Битвы Чародеев перепачкана подсыхающей грязью и копотью, тускло блестят погнутые медали. И лишь тихие хриплые голоса читают молитвы в пустые небеса, и вторит им протяжный вопль главнокомандующего — лося…

Алеандр попыталась утереть скупую патриотическую слезу и проснулась. По щеке катилась не слеза. Араон, не нашедший себе лучшего места, как у неё под боком (его, в принципе, можно понять, аки других мест с хоть какой‑то подстилкой не было вовсе), сидел в совершенно немыслимой скрюченной позе, откинувшись спиной на её бок и совершенно не замечая, как из приоткрытого рта свисает тонкая струйка слюны.

— Фе, — сонно скривилась травница, потирая грязной ладошкой щёку.

Она уже хотела в качестве профилактики запихать чародею в рот горсть очень удачно подвернувшегося мха, как краем глаза уловила какое‑то движение. Эл убрала с лица некстати опавшие волосы и недоумённо уставилась на источник шума. Яританна сидела ровно, словно нанизанная на шпажку, глаза её были прикрыты, но из‑под ресниц выбивались пёстрые лучики света, озаряющие лицо мистическим сиянием. Бледные руки крестом сложены на груди с замысловатым сплетением кистей, а губы растянуты в странной застывшей усмешке. Девушка ловко, чего за ней раньше не замечалось, расплела ноги и одним медленным тягучим движением встала. Алеандр только слышала о таких последствиях транса, как проводимость и поиск.

— Вставай! — злостно зашипела травница, откатываясь в сторону и не спуская глаз с медленно движущейся фигурки подруги.

— А? Что? — всполошился спросонья молодой человек, подскакивая и воинственно оглядываясь по сторонам.

— Тсс, — Алеандр спешно зажала ему рот руками и кивнула в сторону живой статуи. — Ты же знаешь, что в посттрансовом шоке медиумы могут находить клады. А с её‑то жадностью…

Мужчина, нахмурившись, смотрел, как Яританна, пребывающая в явно ненормальном состоянии, спокойным прогулочным шагом двинулась куда‑то сквозь кусты.

— Чего встал? Пошли! — травница нетерпеливо дёрнула его за левую руку и запалила свой косоватый болотный светляк.

* * *

Паскуднейшая была ночка. Вроде и тёплая, и сухая, и вечной мошкары не много роилось, а всё одно — паскуднейшая. Бывает так, что смотришь вокруг — и ничего не радует, вызывая лишь глухое раздражение и странное желание рычать и материться. Место было удобным и затишным. Низко нависал край неглубокого оврага, оставшегося от чьей‑то заброшенной землянки, густо покрытый мхом и кустарником. Ровная глинобитная площадка пола, теперь служила замечательной платформой с уже готовым углублением для кострища, по её краю чётко ложился охранный контур. Не сильного, так, исключительно отгонять лесную живность. Нечисти здесь браться неоткуда. У карьеров такая поскудь не селится. Карьеры, с пробитой жилой природной силы, вообще никому не по вкусу. Искорёженные на энергетическом уровне, уродливые ямы в земле, полные пустоты и ошмётков былой жизненной силы. Людям чутким и настроенным на голоса природы в подобных местах обычно становилось неуютно и противно, словно при виде гнойного больного, которого и пожалеть стоило бы, а приблизиться всё сил нет. В такой обстановке и чистенькая ночёвка не в радость, и светлое звёздное небо не чарует, и плотная мясная похлёбка с настоечкой не греют нутро.

Арсэн в который раз отхлебнул из заветной фляжки и поморщился. Паскудная ночь паскудного дня. Не любил он свою работу, хоть и был мастером своего дела. Ну, и как можно любить мотаться по мелким поручениям, да служить живым пугалом для зарвавшихся толстопузов, словно цепная собака, что шкуру сдирает за кость с барского стола. Да была бы то кость, так крошки, ни тебе квартиру приобрести, ни в клубе отдохнуть, как почтенный горожанин. Плюнуть бы на все и уйти, вернуться в вольные стрелки…. Только кому они сейчас нужны? Через рекрутство каждый второй проходит, и мышцами да умением махать кулаками никого не удивишь, а после трёх лет службы в подмастерья идти охоты никакой. Охранников да вышибал, что собак не резанных, в егеря сейчас без обучения тоже неохотно берут, вот и остаются вольные стрелки. Стреляются себе по кабакам да притонам, выискивая поживы. Арсэн и сам понимал, что радоваться должен хоть какой работе. Да, молодому здоровому организму без избытка денег радоваться совершенно не получалось. Хотелось и квартиру, и ступу новую, и большой шар в гостиную, и болтуна многозарядного, и девушку понеприличнее да в самом престижном клубе. Парень снова приложился к горлышку.

Жизнь была такой же паршивой, как и выдавшаяся ночка. Сперва весь день по лесу шарили в поисках какого‑то чародея, который, как заправский супер — пупер агент, отказывался находиться, размечали энергетические жилы, устанавливали камни слежения. Потом по хвосту старого заклятья пытались вытащить слепки с его иллюзий и гнать уже по ним. Затем скакали по буеракам аки козлы горные, пробиваясь к основной группе. А теперь уже битый час эту основную группу ждали с драгоценным беглецом под мышкой, а всё никак. Впрочем, если начальство знало, насколько парень крут, то и само могло бы зад от кресла оторвать и за этим зайцем — переростком носиться. Ох, и не прост был их объект, если одна его иллюзия так следы путала, что в пору было рвать на себе волосы. Таких просто для удовольствия по кустам не отлавливают. Арсэн давно подозревал за начальством тёмные делишки, но они его не особо волновали до сегодняшнего дня, когда дурными предчувствиями буквально измотало душу.

Вот неспокойно было и всё тут. Всем хорошо. Всем всё нравится, а ему не спокойно. Даже отрядный чародей, хиленький пацанёнок с жутким лисвинским акцентом, только отмахивался от его предостережений, словно сам ничего подобного не ощущал. Это чрезвычайно раздражало Арсэна, его, по сути, раздражал то и сам заносчивый выскочка. Вот и теперь попёрся один в лес на разведку. Пацан ещё совсем, чуть не убился за переход и туда же ночью на разведку. Он, конечно, что‑то лепетал про знакомую ауру и какие‑то подозрения, но уж слишком невероятно было, чтобы искомый чародей смог отвязаться от их загонщиков.

— И тут оно попёрло на меня! — в который раз взмахнул руками Перович, расплескав содержимое своей фляжки и продолжая с пеной у рта доказывать правдивость своей истории немногочисленным слушателям. — Глаза светятся, клыки наружу с когтей яд капает и ревёт так…

— Да какая же это русалка? — беззлобно хохотнул Свят. — Совсем допился, старый, русалку от упыря не отличает.

— Для упыря уж больно голосистое страшилище было, — поддержал его другой молодчик, приподнимаясь со своей лежанки. — Может ты бабу свою с пьяни попутал?

— Да чтоб тебя так лешак пару раз попутал и сзади, и спереди, — плюнул на скептичного сотоварища щуплый, но на диво крепкий мужичок, не на шутку разошедшийся после оприходованной фляжки настойки. — А я правду говорю! Сверхновая‑то нечисть! Её сейчас ото всех нор повылезло, как комету почуяли. Вон сколько наши по подвалам этой гадости навыводили, думаете, сама не плодится? Вон хоть по карьерам пошарить, что мертвечинки не найдётся на дурное место?

— Бред, Перович! Тут отродясь нечисть не селилась, — долговязый лысый парень, здорово чувствующий звериные тропки и обожающий холодное оружие игрался в ножички возле кострища.

— Не скажи, Лис, — покачал головой слегка прихмелевший товарищ лысого по игре. — Может, кормушка здесь и слабенькая, только места вполне подходящие. Фон весь в дырах аж рябит, любую нишу занимай и тяни себе энергию, если мяса не хватает.

— А есть такие твари, которым мясо и без особой надобности, — подал голос из полумрака бывший пограничник, ныне щеголявший большим лиловым ожогом на пол — лица, — Питаются они соками души, выпивая эмоции, чувства и жизнь из бренного тела. Подлетают почти бесплотные твари в жертве бесшумно, опутывая своими чарами, и присасываются к ауре. И ходит с таким паразитом человек на загривке, пока не иссохнет или какой тенегляд не сорвёт заразу. Но самое страшное это твари, плоть имеющие. Приходят в глухой ночи безмолвные тени, лишь ликом подобные людям, а силою — зияющей дыре. Кто ни глянет на них, своё видит: кто прекрасную девицу, кто сослуживца своего убитого, кто дитятко маленькое. Это уж смотря, что тварь от человека захочет. Глянет оно своими сияющими глазами на человека, а тот и падает, безволием подкошенный, а оно к душе присасывается и эмоции тянет, у кого обиду, у кого боль, у кого радость, у кого страх. Да только не выдерживает человек такой силы эмоций, весь аж заходится. И нету спасения от неё, коль чувства твои твари по вкусу пришлись. Присосётся, замедлит, а там монстром обернётся, чтоб мясо безвольное заживо дожрать…