В. Коровин - Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни

• Название: Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни
• Автор: В. Коровин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-77427-2

Перед вами книга из серии «Классика в школе», в которой собраны все произведения, изучающиеся в начальной школе, средних и старших классах. Не тратьте время на поиски литературных произведений, ведь в этих книгах есть все, что необходимо прочесть по школьной программе: и для чтения в классе, и для внеклассных заданий. Избавьте своего ребенка от длительных поисков и невыполненных уроков.

В книгу включены стихотворения и басни поэтов XVIII века: М. В. Ломоносова, Г. Р. Державина, А. П. Сумарокова, М. М. Хераскова, Д. И. Фонвизина, А. Н. Радищева, Н. М. Карамзина, И. И. Дмитриева и многих других.

---

Человек и хомяк

Наспавшися в норе, Хомяк окончил сон,
А только полгода изволил выспать он.
«Не стыдно ль засыпаться, —
Увидев Хомяка, вещает Человек, —
И, сокращая век,
В норе своей валяться?»
Хомяк ответствовал насмешке таковой:
«О бедный Человек! Живот скучнее твой.
Я лучше проводить хочу во сне полвека,
Чем, следуя тебе,
Полвека проводить в безделках и гульбе
И в свете представлять скота, не человека».

<1764>

Разные стихотворения

К сатирической музе

Оставь и не лишай меня, о муза! лиры,
Не принуждай меня писать еще сатиры.
Не столько быстр мой дух, не столько остр мой слог,
Чтоб я пороки гнать иль им смеяться мог.
Привыкнув воспевать хвалы делам преславным,
Боюсь сатириком стать низким и несправным.
Слог портится стихов от частых перемен;
К тому ж я не Депро, не Плавт, не Диоген:
Противу первого я слабым признаваюсь,
С вторым не сходен дух, быть третьим опасаюсь.
И так уж думают, что я, как Тимон, дик,
Что для веселостей не покидаю книг.
А сверх всего, хотя б за сатиры я взялся,
Чему ты хочешь, чтоб в сатире я смеялся?
Изображением страстей она жива,
Одушевляется чрез острые слова;
Взводить мне на людей пороки – их обижу.
Я слабости ни в ком ни маленькой не вижу.
Здесь защищают все достоинства свои:
Что кривды нет в судах, божатся в том судьи.
Что будто грабят всех – так, может быть, то ложно.
Не лицемерствуют они, живут набожно.
Отцы своих детей умеют воспитать,
И люди взрослые не знают, что мотать.
Законники у нас ни в чем не лицемерны;
Как Еве был Адам, женам мужья так верны.
Надень ты рубищи, о муза! и суму,
Проси ты помощи нищетству своему;
Увидишь, что богач дверь к щедрости отворит
И наградить тебя полушкой не поспорит.
Не щедрый ли то дух – взяв тысячный мешок,
Полушкою ссудить? ведь это не песок.
Размечешься совсем, когда не жить потуже,
А нищий богача, ты знаешь, сколько хуже.
Так вздумаешь теперь, что много здесь скупых, —
Никак! и с фонарем ты в день не найдешь их;
То скупость ли, скажи, чтоб денежки беречь,
Не глупость скупо жить, давнишняя то речь.
Что кто-нибудь живет воздержно, ест несладко —
Так пищу сладкую ему, знать, кушать гадко;
Хотя он редьку ест, но ест, как ананас,
Ничем он через то не обижает нас;
Что видим у него на платье дыр немало —
Знать, думает, что так ходить к нему пристало;
Ты скажешь, если он так любит быть одет,
На что ж он с росту рост бессовестно берет?
Изрядный то вопрос! Он должников тем учит;
Когда их не сосать, так что ж он с них получит?
Не философ ли он, что так умно живет?
В заплате нам долгов он исправляет свет.
Все добрым нахожу, о чем ни начинаю, —
Чему ж смеяться мне? я истинно не знаю.
Ты хочешь, чтоб бранил отважных я людей,
Но где ж бы взяли мы без них богатырей?
Герой из драчуна быть может и буяна
И может превзойти впоследок Тамерлана.
На что осмеивать великий столько дух?
Когда б не смелым быть, бояться б должно мух.
Картежники тебе, как кажется, не нравны,
Не все ли чрез войну мы быть родимся славны?
Не надобно ли нам и для себя пожить?
Когда не картами, так чем дух веселить?
«Стихами», – скажешь ты, – какое наставленье!
«Чтоб, благородное оставя упражненье,
Я стал читать стихи!» – картежник говорит.
Но что ж ты думаешь, он это худо мнит?
Поверь, чтоб, слыша то, я ввек не рассердился.
Конем родился конь, осел ослом родился,
И тяжко бы ослу богатыря возить,
А лошади в ярме пристало ль бы ходить?
Всяк в оном и удал, кто дух к чему имеет,
И каждый в том хитер, о чем кто разумеет.
Не слушает твоей картежник чепухи,
Масть к масти прибирать – и это ведь стихи;
И игры, как стихи, различного суть роду,
И льзя из них сложить элегию иль оду;
Сорвавши карта банк прославит игреца,
А, тысячный теряв рест, трогает сердца.
Итак, мы некое имеем с ними свойство;
За что ж нам приходить чрез ссоры в беспокойство?
Оставим их в игре, они оставят нас;
Не страшен нашему картежничий Парнас;
Итак, не нахожу в них, кроме постоянства.
Что ж, муза! ты еще терпеть не можешь пьянства.
Весьма бы хорошо исправить в этом свет,
Чтоб пьянство истребить, да средства в оном нет.
Притом подвержены тому вы, музы, сами;
Поите вы творцов Кастальскими струями,
И что восторгом звал ликующий Парнас,
Так то-то самое есть пьянство здесь у нас.
Чему же мне велишь, о муза! ты смеяться?
Коль пьянству? Так за вас мне прежде всех приняться;
Не лучше ли велишь молчанье мне блюсти?
У нас пороков нет, ищи в других; прости!

<1760>

Время

Ты, время! быстрыми крылами
По всей подсолнечной паришь;
Пуская стрелы за стрелами,
Все рушишь, портишь и разишь.

Непроницаема завеса
Тебя от наших кроет глаз;
Ты движешь вечности колеса —
И в вечность с ними движешь нас.

Часы крылатые вращаешь —
В них жизненный песок падет —
И жизнь мгновенно прекращаешь,
Песчинка чья на дно падет.

Противу время обороны,
Ни силы, ни защиты нет:
Слагает лавры и короны,
Венцы и брачны узы рвет.

К чему серпом своим коснется,
Где время только пробежит —
Все гибнет, ржавеет и рвется,
Покрыто мхом седым лежит.

Ни юных лет не уважает,
Веселостей, ни красоты:
На что ни взглянет – пожинает,
Как сельные коса цветы.

Коль многи зданиев громады
Изглажены его рукой!
Колики веси, царства, грады
Исчезли под его пятой!

Не может мужество геройско
Противу время устоять, —
Твердыни гор, ни храбро войско
Его теченья препинать.

Представить в мыслях не умею
Следов, ты коими текло;
Лишь время вобразить успею —
Оно сокрылося, прошло.

О ты, который блеском мира
И суетами ослеплен!
Представь, что злато и порфира
Есть жертва времени и тлен.

А ты, кого злосчастий бремя
Терзает, давит и теснит!
Не плачь: промчит печали время,
С богатым нищего сравнит.

Но стой, о время! на минуту
И гласу лирному внемли:
Ты сеешь плач и горесть люту,
Текуще по лицу земли, —

Твоя безмерна скоротечность
За нас тебе отмстить спешит:
Тебя, тебя поглотит вечность,
Движения и крыл лишит.

<1800>

Прошедшее

Где прошедшее девалось?
Все, как сон, как сон, прошло;
Только в памяти осталось
Прежнее добро и зло.
Будущего ожидаем;
Что сулит оно, не знаем;
Будущее настает —
Где ж оно? Его уж нет!

Все, что в жизни нам ласкает,
Что сердца ни веселит,
Все, как молния, мелькает,
Будто на крылах летит;
Ах! летит невозвратимо,
Как река, проходит мимо,
И реке возврата нет —
К вечности она течет.

Я не тот, кто дней во цвете
На земле существовал,
И не тот, кто жизни в лете
Время числить забывал;
Зимнему подобно хладу,
Старость наших дней отраду
И веселости мертвит;
Уж не тот мой нрав, ни вид.

Те, которы восхищали
Взор мой, женски красоты
Жизни вечером увяли,
Будто утренни цветы;
Те, со мною что родились,
Возрастали, веселились, —
Как трава, тех век пожат,
И в земле они лежат.

В юности моей чинами
Мысли я мои прельщал,
Но, покрытый сединами,
Суетность чинов познал.
Во цветущи дни приятство
Обещало мне богатство:
Вижу в зрелые лета,
Что на свете все тщета!

Все тщета в подлунном мире,
Исключенья смертным нет;
В лаврах, в рубище, в порфире —
Всем оставить должно свет
Жизнь, как ветерок, провеет,
Все разрушится, истлеет;
Что ни видим, бренно то,
А прошедшее – ничто!

Солнце то же надо мною,
Та же светит мне луна;
Те ж цветы растут весною,
Но скучает мне весна.
Что меня ни утешало,
Время, время все умчало;
Жизни сей кратка стезя,
И продлить ее нельзя.

Что такое есть – родиться?
Что есть наше житие?
Шаг ступить – и возвратиться
В прежнее небытие.
Нет! когда мы век скончаем,
В жизни будущей встречаем
Наши прежние дела
В книге и добра, и зла.

<1806>

Василий Иванович Майков (1728–1778)

Ода о вкусе Александру Петровичу Сумарокову

О ты, при токах Иппокрены,
Парнасский сладостный певец,
Друг Талии и Мельпомены,
Театра русского отец,
Изобличитель злых пороков,
Расин полночный, Сумароков!

Твоей прелестной глас свирели,
Твоей приятной лиры глас
Моею мыслью овладели,
Пути являя на Парнас:
Твоим согласием пленяясь,
Пою и я, воспламеняясь.

И се твоим приятным тоном
И жаром собственным влеком,
Спознался я со Аполлоном
И музам сделался знаком;
К Парнасу путь уже мне сведом,
Твоим к нему иду я следом.

И так, как тихому зефиру,
Тебе вослед всегда лечу,
Тобой настроенную лиру
Я худо строить не хочу;
Всегда мне вкус один приятен,
Который важен, чист и внятен.

Но вкусы всех воспеть не можно,
Они различны у людей:
Прадон предпочитаем ложно
Расину «Федрой» был своей;
Но что? Прадонов вкус скончался,
Расин победой увенчался.

Не пышность – во стихах приятство;
Приятство в оных – чистота,
Не гром, но разума богатство
И важны речи – красота.
Слог должен быть и чист, и ясен:
Сей вкус с природою согласен.

Я стану слог распоряжати
Всегда по вкусу одному
И тем природе подражати,
Тебе и здравому уму.
Случайны вкусы все суть ломки
И не дойдут они в потомки.

<1776>

Нравоучительные басни