Брюс Стерлинг - Zeitgeist

• Название: Zeitgeist
• Автор: Брюс Стерлинг
• Издательство: У-Фактория
• Жанр: Киберпанк
• Год: 2004
• ISBN: 5-94799-187-Х

Понять Zeitgeist, поймать дух времени — вот залог успеха шоу-бизнесмена Лёхи Старлица, сумевшего организовать поп-группу из безголосых, но симпатичных девиц, устроить промоушн, отправить их в турне по развивающимся странам и добиться мировой известности. Только правильно ли угадал он дух времени?.. Тем более что времена меняются, близится рубеж тысячелетий...

Автор книги, Брюс Стерлинг, один из отцов-основателей литературного киберпанка, сам поймал дух времени, написав постмодернистскую фантасмагорию, закручивая захватывающий сюжет, в котором сталкиваются деятели шоу-бизнеса, спецслужбы, террористы и контрабандисты, космические спутники и духи, русские и гавайцы, Пелевин и некрореалисты...

---

— Когда Гонка встретится с Француженкой?

— Сегодня вечером, — пообещал Старлиц. — В казино. Все будет в порядке. У Француженки немного нестандартная матушка, но сама Француженка очень обходительна со своими поклонниками.

Гонку разбирало нетерпение. Ждать было не в ее характере.

— Мне пора, — вежливо сказал Старлиц, вставая и бросая взгляд на свой поддельный корейский «Ролекс». — Вечером у меня еще одна встреча.

— Вечером? А я заказал столик в «Ниази».

— Увы, дружище, никак не могу. Меня ждет разговор о железках с одним русским.

Эти слова не могли не задеть Озбея, как Старлиц и рассчитывал. Как Озбей ни корчил из себя космополита, он продолжал считать себя образцовым турецким патриотом, поэтому люто ненавидел греков, курдов, армян, арабов, иракцев, сербов, иранцев, евреев, черкесов и хорватов. Русские тоже фигурировали среди заклятых врагов Турции, но, в отличие от вышеперечисленных народов, никогда не были подданными Оттоманской империи. Поэтому Озбей смирил свой патриотизм и позволил себе полюбопытствовать:

— Ты наверняка заметил, сколько в казино русских шлюх?

— Понятное дело, этих Наташ трудно не заметить.

— Сейчас на турецких землях много русских. Россия — крупнейший торговый партнер Турции. Мой дядя-министр не устает нам это твердить.

Старлиц кивнул на прощанье мисс Уц. Та прицелилась и выстрелила в него сногсшибательной улыбкой.

Оставив позади казино, Старлиц прошел мимо портового кафе с щербатыми столиками и рекламой сигарет на зонтиках и аккуратно расковал прокатный велосипед, дожидавшийся его на цепи у столба. До того как попасть на турецкий Кипр, он не был заядлым велосипедистом. Его объемистый зад опасно свесился по обеим сторонам узкого велосипедного седла.

Заметный в своем мешковатом зеленоватом костюме, как неоновая реклама, он медленно поехал по узким улочкам Гирны. После пяти минут работы педалями он слез с велосипеда и поволок его вниз по лестнице. Это позволило ему избавиться от турецкого «хвоста», не проявив невежливости.

На содержании у Озбея состояло много людей, ему приходилось кормить много ртов и находить для них занятия. Старлиц не удивлялся, что количество шпионящих за ним утроилось. Он был заранее готов к пониманию таких тонкостей.

Он уже успел полюбить турецкий Кипр. Турецкая Республика Северного Кипра была придумана словно специально для него. Это маленькое государство-парию часто называли «неиспорченным», но это определение не передавало всех преимуществ его анонимного положения в мире. Сказать о турецком Кипре просто «неиспорченный» — значило ничего не сказать: двадцать пять лет этнической ненависти и стояния в политическом тупике привели его в полнейший упадок. Крохотное государство не было признано ни одной страной, кроме Турции. Невидимая рука мирового рынка еще не ухватила этот колючий эксклав.

Весь кипрский пейзаж был отмечен печатью нетронутости. Взять хотя бы местные руины. Турецкая Республика Северного Кипра была одним из последних уголков в Европе, где античные руины были натуральными, неподдельными античными руинами. Их никто не лакировал, никто не пытался в них прибраться. Они еще не превратились в памятники и достопримечательности, оставаясь попросту чудовищно старыми и заброшенными. Развалившиеся стены и колонны по-прежнему были повергнуты наземь, являя собой невообразимую смесь эпох — Древней Греции, Рима, арабов, крестоносцев, Оттоманской империи. То была размозженная история, безмолвно всасывающая в себя росу и запекающаяся на палящем солнце.

В редкие моменты одиночества Старлицу нравилось посидеть среди кипрских руин. Ему было полезно вырываться из сумасшедшей суеты вокруг «Большой Семерки» и превращаться ненадолго в бесформенный камень нового времени среди древних камней. Это доставляло ему странное наслаждение, сродни прикосновению к ноющему зубу. Здесь, среди забытых, заросших сорняками развалин, останавливалось время. Спешить было больше некуда, вокруг ничего не происходило, пропадал вектор развития. В эти редкие моменты свободы Старлиц буквально прекращал существование.

Кипр переживал губительное лето. Летняя жара 1999 года ставила рекорды по всему миру и привела к чудовищной засухе. Старинные островные акведуки все больше приходили в негодность. Местные виноградники покрылись пылью и увяли, овечьи пастбища побурели и высохли. Все это не мешало киприотам-грекам и киприотам-туркам упорно оспаривать друг у друга грунтовые воды острова.

Наибольшей причудой Кипра уже четверть века оставалась безлюдная линия прекращения огня. Бывшая линия фронта, нареченная Зеленой линией, прорезала весь остров, его вершины и долины, разделила его столицу и протянулась от берега до берега. Ничейная земля, достигавшая кое-где в ширину пяти миль, была щедро напичкана ржавыми противопехотными минами, увита почерневшей колючей проволокой, изъязвлена осыпающимися окопами и блиндажами. Это чистилище патрулировали «голубые каски» ООН, за которыми с покосившихся наблюдательных вышек следили вооруженные греческие и турецкие призывники.

Благодаря множеству незаконных стоков на Зеленой линии хватало воды. Свободная от человеческого бремени, зона цвела наперекор окружающей суши. То была случайно возникшая полоса дикости, подобие постмодернистского неолита. Впрочем, безжалостная погода повлияла даже на Зеленую линию: в выросшем там лесу то и дело вспыхивали пожары, играючи подрывающие мины и заволакивающие весь остров дымом.

Хозяева острова, греки и турки, вели непрекращающуюся культурную войну со своими меньшинствами — соответственно турками и греками. У греков была мощнее пропагандистская машина, зато вооруженные до зубов турки были сильны близостью метрополии и более свирепы, более экстравагантны.

В разгар летнего зноя безвестные гении в турецком министерстве окружающей среды придумали, как бороться с засухой. Турки создали целый флот из гигантских поливиниловых водоналивных шаров. Большие буксиры поволокли эти водные дирижабли, раздувшиеся от пресной воды и похожие на могучих китов, из портов Анталия и Хатай к Кипру. С помощью пожарных насосов воду перекачали в цистерны Турецкой Республики Северного Кипра, и Турецкий Кипр стал обладателем бесценных водных запасов. Тем временем Греческий Кипр вынужден был экономить воду, довольствуясь гневными радиотрансляциями и русскими зенитными ракетами.

Однако схема была не без изъянов. Как выяснилось, район возделывания мака вокруг Хатая мог дать фору знаменитому Золотому треугольнику по части наркоторговли и связанной с этим коррупции. Местные жители мгновенно сообразили, какие огромные возможности таят подводные перевозки.

Старлиц, мирно катясь на велосипеде по пригородам Гирны, быстро переехал из прозрачных средиземноморских сумерек в роскошную звездную ночь. На узкой прибрежной дороге путь ему преградил блокпост: скучающие юнцы в военной форме проверяли документы. Старлиц слез с велосипеда и беспрепятственно миновал заставу пешком, а потом покатил с песчаного холма к пляжу. Там он тщательно приковал велосипед к бетонному телефонному столбу, не поленившись обмотать толстой стальной цепью раму и оба колеса.

Пляж был усеян старыми машинами, изъеденными ржавчиной. Под прикрытием откинутых капотов, при неверном свете подкапотных лампочек и керосиновых фонарей люди шустро занимались куплей-продажей. Кое-где на углях жарили кебабы. Все контрабандисты были мужчинами, почти все — средних лет, поголовно в местной униформе — мешковатых серых штанах, клетчатых рубахах, вытянутых на брюхе шерстяных свитерах и в кепочках. У многих висел на плече дробовик, однако картина оставалась мирной. На пляже под звездами процветал выгодный бизнес.

Появление Старлица никого не удивило. На такие встречи не приходят без серьезной цели. У Старлица цель была: он искал своего связника, русского эмигранта Пулата Хохлова.

Хохлов нашелся рядом с надсадно ревущим тягачом, увязшим задними колесами в песке и обложенным для надежности кирпичами и принесенными морем стволами деревьев. От машины тянулся к морю звенящий от напряжения толстый трос.

Пулат Хохлов был ветераном афганской войны, бывшим пилотом советского истребителя, сорока с чем-то лет. Он даже не пытался походить на киприотов: в отличие от них, он щеголял в черной рыбацкой фуражке, туристической футболке, шортах и сандалиях. Он обгорел дочерна и был неимоверно тощ. Хотя из-под его фуражки выбивались белокурые вихры, на самом деле голова его была с проплешинами, как после химиотерапии.

— Как жизнь, ас? — обратился к нему Старлиц по-русски. — Давно не виделись!

— Что за наряд, Леха? — отозвался Хохлов, рассматривая зеленый костюм Старлица. — Ты похож в нем на фруктовое мороженое на палочке.

— Рад тебя видеть, Пулат Романович. — Старлиц заключил русского в медвежьи объятия. Хохлов стал ужасно щуплым, ребра у него были, словно тефлоновые.