Елена Басманова - Тайна серебряной вазы

• Название: Тайна серебряной вазы
• Автор: Елена Басманова
• Издательство: Нева
• Жанр: Детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-02678-4

В рождественскую ночь 1900 года в витрине магазина обнаружен труп младенца, вокруг которого начинается череда странных и необъяснимых событий. За расследование берется Мура Муромцева – и неожиданно находит разгадку Тайны русской истории...

---

– Понимаете, – извиняющимся тоном произнес доктор, глянув на посерьезневшую Елизавету Викентьевну и, уже досадуя на себя, что заговорил о мрачном событии, продолжил: – Все так нагнеталось одно к другому: и тетушка Полина весь день ждала неприятностей, твердила, что что-то произойдет, я чувствовал некоторое беспокойство – как легкую паутину какую-то. Потом первая рождественская звезда на небе явилась, клянусь, ни в прошлом, ни в позапрошлом году никакой звезды не видел, небо петербургское в декабре всегда заволакивает тучами, непробиваемыми тучами. А тут...

– А где сейчас младенец? – поинтересовалась Мура.

– Я не знаю, скорее всего в полицейском участке или уже в морге. Я дал следователю заключение о смерти младенца. Хотя...

– Что? Что? Говорите же скорее? Я чувствую, вы что-то недоговариваете! – вскричала Мура.

– Дочка, успокойся, ты и так слишком много внимания уделяешь всяким суевериям и вздорным книжкам. Ничего сверхъестественного не произошло. Скушай лучше пирожное, вот этот ширхановский марципанчик очень вкусный. – Профессор оставался совершенно равнодушным к истории с младенцем.

Протягивая машинально руку к соблазнительному марципанчику, Мура обиженно пробормотала, что многие солидные люди относятся к мистическим знамениям очень серьезно.

– Окончить гимназию – еще не значит стать взрослой, ангел мой, – успокоил насупившуюся Муру профессор. – Я тебя очень люблю и беспокоюсь о твоем будущем.

– Мы все тебя очень любим, – поддержала отца Брунгильда, – но дорогой доктор, кажется, не договорил фразу...

– Да. – Доктор опустил голову и отставил чашку с остатками чая. Он искренне раскаивался, что затеял этот разговор, но остановиться не мог, барышни провоцировали его на продолжение беседы. – Да, хотя... вы знаете, я и тогда не вполне был уверен и сейчас опять сомневаюсь – не поторопился ли я с заключением? Вы же знакомы, Николай Николаевич, с исследованиями европейского светила, доктора Дантека, в которых он утверждает, что смерть и глубокий обморок по сути одно и то же?

– Дорогой Клим Кириллович, – строго сказал профессор, – не убеждайте всех нас и себя в первую очередь, что вы могли совершить врачебную ошибку. Вы достаточно опытный и ответственный врач А исследования Дантека – всего лишь гипотеза, пока не подтвержденная наукой. – Тут Николай Николаевич хмыкнул и недоуменно добавил: – Но кому же понадобилась подбрасывать младенца в ширхановскую булочную, да еще в рождественскую ночь? Если Ширханов и впрямь набирает силу, – профессор повернул свою массивную кудлатую голову к жене, – могли и конкуренты постараться скомпрометировать таким диким способом. Экономическая борьба – штука суровая. А может, и управляющий кому-нибудь насолил.

– Ничего плохого про самих хозяев я не слышал, да и минувшей ночью они произвели на меня впечатление людей очень порядочных.

Разве что кто-нибудь хочет занять место управляющего? Такое тоже исключать нельзя. – Новый поток версий заставил Клима Кирилловича второй раз за этот день задуматься о причинах истории, которую он первоначально склонялся расценивать как банальную. – Но при чем тут чей-то ребенок? Нет, меня все-таки что-то во всем этом беспокоит...

– Такой специалист, как вы, – успокаивала Клима Кирилловича Елизавета Викентьев-на, расправив нахмуренные было брови, – да еще в святую рождественскую ночь – ошибиться не мог. Не укоряйте себя, не беспокойте. Несчастный младенец, конечно же, умер. Он просто замерз. Увы! – продолжила она. – Общество нетерпимо к женщинам, презревшим его законы, и положение женщины, родившей ребенка вне брака, да еще необеспеченной, крайне тяжелое. Иногда поиск выхода у таких женщин приобретает весьма жестокие формы. – Елизавета Викентьевна явно не поддерживала экономические версии, выдвинутые мужем. Некоторое разногласие в оценках в семье допускалось. И, слегка повернувшись к дочерям, она добавила: – Осуждая подобных женщин, общество защищает семью, и оно тоже право, только в семье можно воспитать полноценного ребенка.

Покорный облик немного смущенной Брунгильды давал основание предполагать, что материнская тирада об оступившихся женщинах произвела на нее нужное впечатление.

– Милый доктор, – всхлипнула неожиданно Мура, – я прошу вас – если вы, действительно, нас любите и уважаете, – узнайте, где погребен этот крошка. Я думаю, на его могилке должны происходить чудесные явления. Может быть, она способна исцелять бедных больных... Я бы хотела посетить могилку. Доктор, ну, пожалуйста. – И обведя присутствующих округлившимися глазами, таинственным шепотом добавила: – Мне сегодня ночью снились вспыхивающие и гаснущие звезды, значит, надо ждать загадочных событий и перемен.

– Будут, будут перемены, – насмешливо хмыкнул Николай Николаевич. – Вот поедете на бал в Благородное собрание, все мистические шутки забудете.

И, окончательно уходя от уже вроде бы исчерпанной темы, хозяева и гость заговорили о планах на две ближайшие недели: о костюмах для маскарада в Благородном собрании, об открытии новой выставки картин в Академии художеств, вызывающей много толков в обществе, посетить ее следовало непременно. Семья Муромцевых готовилась на святках побывать в Александринке, на бенефисе Варламова в спектакле «Снегурочка». Кроме того, Брунгильду – она готовилась поступить в Консерваторию и стать виртуозкой – волновало, успеют ли они найти время для посещения концерта камерной музыки, замечательного пианиста Л. Концерт интересовал ее явно больше, чем подброшенные младенцы. Разговор переходил в более подобающее рождественскому празднику русло. Договорились и о том, что через три дня Клим Кириллович на правах старинного друга дома отвезет барышень в Юсуповский сад, где «Общество любителей бега на коньках» готовило традиционную Рождественскую елку. Ассистент Николая Николаевича, Прынцаев, входящий в организационный комитет по подготовке праздника, прислал Муромцевым пригласительные билеты и на репетицию, и на сам праздник, намеченный на 1 января. Святочная программа развлечений вообще складывалась удачно.

– Дорогой доктор, – через час, в прихожей, вдали от розовых девичьих ушек, сказал на прощанье Климу Кирилловичу профессор Муромцев, – не знаю, как насчет исцеления больных на могилке, но кто бы исцелил мою Мурочку от оккультной заразы?

Глава 4

Утром 29 декабря 1900 года доктор Коровкин просматривал газеты, накопившиеся за последние те дни, и обратил внимание на некролог: «В ночь с 25 на 26 декабря в своем особняке по Большой Вельможной улице скончался князь Борис Степанович Ордынский. Панихиды служатся в 10 часов утра в Троицком соборе». Широкая траурная рамка и набранная особым крупным шрифтом фамилия усопшего подчеркивали значительность покинувшей сей мир персоны, генерала в отставке, полного Георгиевского кавалера, кавалера Белого Орла, Св. Владимира 2-й, 3-й степеней, Св. Анны 3-й, 4-й, героя Крымской и Турецкой кампаний, в последние годы занимавшего должность консультанта в Казачьей Персидской дивизии.

Смерть князя Ордынского вызвала массу толков. Гадали, кому достанется его огромное состояние, перебирали фамилии, которые могут стоять в завещании. Поговаривали, что погребен князь будет в родовом имении под Ярославлем, в фамильной усыпальнице, и там же состоится отпевание... Особняк выглядел таким же безжизненным, как и всегда. Изредка какие-то люди в черном заходили в ворота, перед похоронами в этом не было ничего странного...

Необъяснимую тревогу вызвала у доктора Коровкина другая заметка, краткое сообщение в полицейской хронике о том, что труп младенца, подкинутый в Рождественскую ночь в витрину булочной Ширханова на углу Н-ского проспекта и Большой Вельможной, два дня назад предан земле на Волковом кладбище неким сердобольным монахом.

Клим Кириллович, вроде бы и переставший думать о своем необычном приключении, долго рассматривал газетную страницу. Тетушка, с которой он, вернувшись от Муромцевых, поделился новыми версиями, вероятность личной мести Егору Вострякову исключала. Востряковы, семья благочестивая, богобоязненная, пользовались уважением среди обитателей близлежащего квартала. Конечно, что-нибудь могло скрываться в их прошлом, но никаких слухов, порочащих Егора Тимофеевича, а тем более Марфу Порфирьевну, не возникало.

Егор Тимофеевич витрину все-таки застеклил и снаружи – таково было распоряжение самого Ширханова. Против ожидания, посетители не стали обходить стороной булочную, наоборот, их стало даже больше, чем в прошлые праздники. Многие хотели сами осмотреть место происшествия, выразить соболезнование пострадавшему семейству. Судя по поведению Егора Тимофеевича, расставаться со своей должностью управляющего он и не помышлял. Карл Иваныч Вирхов несколько раз наведывался в булочную, опрашивал подробно самого Егора Тимофеевича, домочадцев, прислугу. Он же сказал Егору Тимофеевичу, что и ближайшие соседи ничего подозрительного в ту ночь не заметили. К Климу Кирилловичу следователь не заходил...