Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 16 2015)

• Название: Литературная Газета 6495 ( № 16 2015)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

До недавних пор место захоронения Айбулата считалось неустановленным, единственное, упоминалось, что он был похоронен на одном из кладбищ Санкт-Петербурга. Не желая мириться с таким положением вещей, я принялся изучать различные архивные источники. И мои старания в конце концов были вознаграждены: в дореволюционном справочнике Владимира Саитова «Некрополь» мне удалось найти запись о том, что на Митрофаниевском кладбище города Санкт-Петербурга похоронен «Амбулат Константин Михайлович, коллежский асессор». Всё дело в ошибке – в одной букве: вместо «Айбулат» было написано «Амбулат»… Потому-то и трудно было его найти как Айбулата. К сожалению, найти саму могилу теперь уже не представляется возможным: Митрофаниевское кладбище снесли в 30-х годах XX века.

Память об этом поэте до сих пор не увековечена ни в Санкт-Петербурге, ни в Грозном. Нет ни улицы, ни переулка, названных его именем, ни простой мемориальной доски, напоминающей нам, ныне живущим, о выдающемся чеченце, но при этом русском поэте Айбулате. Многие его стихотворения до сих пор не опубликованы и ждут своего часа. В настоящее время подготовлена к печати книга о жизни и творчестве Айбулата, в которую войдут все его опубликованные и ранее неизвестные стихи. В 2017 году исполнится 200 лет со дня рождения Айбулата. Думаю, было бы справедливо, если бы к этой дате мы отдали дань памяти вернувшемуся из забвения выдающемуся сыну чеченского народа.

Изображённый на портрете работы Петра Захарова 

молодой человек с тростью с большой вероятностью является К. Айбулатом. 

Во всяком случае, соответствует его облику по воспоминаниям современников. Точно известно, что художник Пётр Захаров написал несколько портретов 

К. Айбулата. 

Константин Айбулат

ОНА

И тихо преклоняясь, в таинственной печали,

Она молилася Творцу,

И кудри чёрные сбегали

По бледному её лицу.

И встретился я вновь с той девой незабвенной

В садах Алгамбры. Перед ней

Переливался вдохновенный

Фонтан певучею струей.

Она, спустив с себя мантилью,

Покоилась небрежно средь цветов,

И любовался я её летучей пылью

Как изваянная, недвижима… без слов…

Потом в Венеции во время карнавала,

Беспечному веселью предана,

Толпе восторженной она

Богиней праздника предстала,

И улыбалася она на громкий плеск,

И промелькнув, как звёздочка в эфире,

В гондолу бросилась: раздался всплеск.

И скрылася близ Ponte dei Sospiri.

Потом в горах Кавказа, на коне,

Кремнистою тропой, воздушной амазонкой

Неслась она, и в мёртвой тишине

Лихого скакуна был слышен топот звонкий.

Потом в стране возвышенных искусств

В отчизне тассовой… но что за нужды…

Бог с нею! Ныне чужды

Мне впечатленья юных чувств.

Равно пора зажить сердечным ранам;

Венеция, Алгамбра и Кавказ,

Уж благодетельным туманом

Подёрнуло забвенье вас.

Но для чего же мне в завет воспоминаний

Оставил бог единый прошлый сон?

В минуты радостей, в часы страданий

Передо мной летает он:

Как, тихо преклоняясь в таинственной печали,

Она молилася Творцу,

И кудри чёрные сбегали

По бледному её лицу.

«Литературная газета», 1840 г.

Смерть

Она придёт неслышно и незримо,

И станет, светлая, у моего одра,

И скажет мне с тоской неизъяснимой:

«Пора!»

И буду я молить таинственную гостью:

«Я жить хочу!.. оставь мне здешний свет»,

И буду я молить с слезами и со злостью,

И – нет.

Она дохнёт в лицо прохладной вечной ночи,

Прозрачною рукой мою придавит грудь,

Закроет навсегда мои тихонько очи

И – в путь.

И в жизни той она меня пробудит,

Где, может быть, неведома печаль;

Но дней земных, печальных жаль мне будет,

Да, жаль!

Литературное прибавление к «Русскому инвалиду», 1838 г.

И ещё жалоба

И боль души, и ропот сердца,

Мои беды, кто их поймет?

Мне в мире нет единоверца,

Единомученика нет.

Зову друзей – мольбы напрасны;

Зову чужих – но для чужих,

Мои рыдания ужасны,

А мне ужасны ласки их!

«Литературная газета», 1840 г.

ПАРКЕТНЫМ ДРУЗЬЯМ

Разочарован, други, я

Смешною модой и пирами,

И вероломными очами,

И вами, добрые друзья.

Нет, прочь от вас, забавы света,

Где всё притворством лишь одето,

Где всё пленяет только глаз,

Где мир снаружи только молод,

В пылу страстей где вечный холод, –

Простите; еду на Кавказ,

Под небо диких наслаждений,

Под небо неги и тревоги,

Где нет по моде заблуждений,

Где есть любовь, природа, Бог!..

Туда свободой насладиться

И своевольной простотой,

В кругу друзей воспламениться

Шираза светлою струёй;

Или с ватагою избранной

На горском пламенном коне

Срывать венки в губительном огне;

Иль полуночною порою

Грузинку юную лобзать,

Обвившися рука с рукою

«Люблю» ей пламенно шептать,

Ея дыханием упиться

И на груди её забыться –

И наслаждений розы рвать…

Кавказ угрюмый, величавый,

Страна воинственных сынов,

Среди твоей ненастной славы

Под блеском царственных снегов

Родился я. Дитя природы,

На лоне бурной я свободы

Улыбку первую узнал;

Средь поэтических ущелий

О битвах мне так чудно пели –

И я под песни засыпал.

Не пробудил их голос громкий

Моих младенческих страстей; –

Казбек, увенчанный снегами,

Увижу я твоё чело,

Где небо светлое легло

С луной и с мирными звездами, –

И там, задумчивый певец,

Твоей пленённый красотою,

Помчуся отдохнуть мечтою

На твой блистательный венец.

Литературное прибавление к «Русскому инвалиду», 1838 г.

Русский штык

Стоит властительно трёхгранный часовой

На рубеже двух граней мира;

Он Божий ангел в годы мира,

Он Божий меч в године боевой.

Всегда, везде он царь! И на снегах Балканов,

У Сенских берегов и у Евфратских вод,

В игре за Тереком и в битве великанов

Ему достойнейший почёт.

Он любит нас, он наш! Не твёрдостью булата–

Славянским духом он могуч:

В нём русская душа; он русского солдата,

Бессмертья луч!

Но чу! Я слышу вас, завистливые дети,

Ораторы в боях, герои в кабинете.

Что? Плохо помнится вчера?

Что? Видно, зажили борьбы последней раны?

Так их напомнит троегранный

Под Бородинское «ура!».

Постыдный ваш побег осветит вновь пожаром;

Не сломится, небось – Сам Бог его сковал,

И русскому вручил, и, кажется, недаром

Судьбой земли его назвал.

«Современник», 1841 г.

Галей-Мирза

Галей-Мирза не знает страха;

Его рука верна, сильна:

Он рубит с одного размаха

От головы и до седла.

Всегда его стрела доходит,

Куда назначил верный глаз;

Кинжал раздора не заводит,

Но мстит всегда один лишь раз.

Галей отрёкся Магомета,

Хулит, смеётся над Аллой;

В стенах священных минарета

Не очищается мольбой.

Галей с гяуром дружбу водит,

Пьёт с жадностью вино и кровь –

И, презирая бурю, бродит

Угрюм и дик среди лесов.

Но в битве той, когда явился

Буонаберди* перед ним,

Галей дрожал, Галей склонился –

И был во прахе недвижим!

«Современник», 1841 г.

___________

*Наполеон.

Памяти М. Ю. Л.

Ещё столь полная и слёз и содроганья

Над урной славного поэта моего,

Россия тёплою улыбкою вниманья

Почтила юного преемника его.

Он поднял сладкие в народе песнопенья,

Наитием божественным горя,

И каждый стих его был гордою ступенью

Любимого бессмертьем алтаря.

А ты свершил подлейшего убийства

Свой святотатственный удар;

И жажды адской кровопийства,

Как демон злой, со смехом залил жар,

Не пощадив певца, ни струны золотые,

Ни русского ума надежды дорогие.

И что ж, доволен ли злодейством наконец?

Позорнейшим проклятием Отчизны?

Перед тобой блистательный мертвец

С рукою на груди, с улыбкой укоризны,

Облитый кровью, поверженный в пыли

И завещающий в наследье роковое

Тебе смертельных мук отчаянье немое,

С названьем каина, по всем концам земли.

Но вечный мир певцу, под снеговым Кавказом