Александр Торопцев - Москва. Путь к империи

• Название: Москва. Путь к империи
• Автор: Александр Торопцев
• Издательство: Тверская, 13
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-89328-012-1

Книга А. П. Торопцева «Москва. Путь к империи» рассказывает о московском периоде в истории Русского государства, о возникновении города, об образовании вокруг него Московского княжества, о собирании русских земель Москвой, о возвышении и об укреплении Москвы. Уникальность книги в том, что впервые государственные, социальные и правовые проблемы молодого государства за продолжительный период времени нанизываются автором на судьбы московских правителей, их сподвижников и противников, что делает повествование занимательным и поучительным.

Книга снабжена таблицами, хронологическим и литературным указателями.

---

Заслушав послание царя, народ Москвы пришел в ужас. Москва-то привыкла со времен Ивана Калиты под царем-батюшкой жить. По-иному она и не могла. Такой уж он, народ московский. А тут на тебе: ни царя, ни власти. Что делать? Плакать конечно же!

«Государь нас оставил! — вопил народ. — Мы гибнем! Кто будет нашим защитником в войнах с иноплеменными? Как могут овцы жить без пастыря?!» Сокрушались люди, собравшиеся вокруг Путилы Михайлова и Андрея Васильева, а в Кремле другая часть московского народа — бояре, священнослужители, чиновники (их в Москве уже расположилось премного) — лила горькие слезы и говорила митрополиту: «Пусть царь казнит всех виновных, но не оставляет государства без главы! Мы все поедем бить челом государю и плакаться!»

Ах, как много людей погибнет из тех, кто ревьмя ревел в тот день в Москве! Они били челом государю, и он, повторив в пространной речи все, что уже знали москвичи из зачитанных им грамот, согласился-таки «взять свое государство», добавив при этом упрямо: «А на каких условиях, вы узнаете».

Как можно назвать это действо комедией? Это была завязка страшной (может быть, и преждевременной) трагедии.

2 февраля был обнародован устав опричнины:

«1) Царь объявлял своею собственностью города Можайск, Вязьму, Козельск, Перемышль, Белев, Лихвин, Ярославец, Суходровью, Медынь, Суздаль, Шую, Галич, Юрьевец, Балахну, Вологду, Устюг, Старую Руссу, Каргополь, Вагу, также волости Московские и другие с их доходами;

2) выбирал 1000 телохранителей из князей, дворян, детей боярских и давал им поместья в сих городах, а тамошних вотчинников и владельцев переводил в иные места;

3) в самой Москве взял себе улицы Чертольскую, Арбатскую с Сивцовым Вражком, половину Никитской с разными слободами, откуда надлежало выслать всех дворян, не записанных в царскую тысячу;

4) назначил особенных сановников для услуг своих: дворецкого, казначеев, ключников, даже поваров, хлебников, ремесленников;

5) наконец <…> указал строить новый царский дворец за Неглинною, между Арбатом и Никитскою улицею, и, подобно крепости, оградить высокою стеною. Сия часть России и Москвы, сия тысячная дружина Иванова, сей новый двор, как и отданная собственность царя, находясь под его непосредственным ведомством, были названы опричниною, а все остальные — то есть все государство — земщиною, которую Иван поручал боярам земским…»[176]

Через день царь приступил к исполнению данного в грамоте обещания. Утром палачи повели на лобную площадь князя Александра Борисовича Горбатого-Шуйского и его семнадцатилетнего сына Петра. Прекрасный полководец, герой взятия Казани, потомок святого Владимира, Всеволода Большое Гнездо и юный князь держали друг друга за руки и лица их были спокойны. Сын первым подошел к плахе, не желая видеть гибель отца. Но знаменитый воин, славный Рюрикович крепкой рукой отодвинул сына от места смерти (хоть минуту еще поживи) и положил голову свою на плаху. Палач был опытный. Голову Александра Борисовича, ловко отсеченную от тела, поднял сын, прильнул к отцовским теплым губам, посмотрел на небо, пожил подаренные ему отцом две-три минуты (палачи не торопили его в этот торжественный страшный миг) и, бесшабашно улыбаясь, положил свои кудри на плаху, холодную почему-то. Затем казнили нескольких князей, а также шурина Александра Борисовича Горбатого-Шуйского, окольничего Головина, грека. Больше всего досталось князю Шевыреву. Его посадили на кол, он весь день страдал, но не кричал от дикой боли, от нестерпимой обиды, от жалости к самому себе, умирающему в столь неестественной для человека разумного позе. Он пел канон Иисусу, на воскрешение не надеясь.

Двум князьям, Куракину и Немому, несказанно повезло: их просто постригли.

В тот же день царь придумал для обреченного рода Рюриковичей систему уничтожения, известную еще в древних странах. Он объявил князьям Салтыкову, Серебряному, Охлябинину, Осину-Плещееву, что те могут спасти свои жизни, представив ручателей за себя, которые, в случае, скажем, бегства своих подопечных, обязаны были внести в казну огромную сумму денег. Повязав Рюриковичей взаимной ответственностью, Иван в первые же дни опричнины подготовил прекрасную почву для полного уничтожения знаменитого рода. А чтобы чувствовать себя совсем уверенно, он вместо заявленной тысячи набрал в новую дружину шесть тысяч человек, молодых бесшабашных парней из незнатных родов.

Почему же Рюриковичи смирились с горькой участью почти бессловесных баранов, которых хозяин выбрал на шашлык для знатного пира, а его слуги повели «молчаливых животных» под нож? Почему летописцы и позднейшие историки ничего не пишут о сколько-нибудь серьезном, организованном сопротивлении Рюриковичей, опытных воинов, полководцев, богатых людей? Потому что — и это понял Иван IV Васильевич, — отправив из Александровской слободы одно послание боярам и духовенству, а другое — народу, имея все для успешного противостояния царю, они не имели в стране, где правили шестьсот лет, опоры в людях. Это обстоятельство явилось одной из причин удачно осуществленной расправы над родом основателей Русского государства.

Опричники получили от Ивана IV Васильевича странную символику. К седлам они прикрепляли собачью голову и метлу. Собаки олицетворяли собой грызунов, которые грызли князей и бояр беспощадно, а метлами опричники якобы выметали (только куда — непонятно) из Московии мусор. Собака, как считают почти все естествоиспытатели, произошла от волка. Г олова волка была изображена на знамени тюрков, которых водили в походы в VII–VIII веках Кутлуг, Тонъюкук, другие знаменитые полководцы Великой Степи. Волки Кутлуга принесли неисчислимые беды многим народам. Тюркский каганат одно время занимал территорию от Волги до Маньчжурии. Народы этого региона разгромили тюрков, разодрали на куски знамена с изображением волков, но память о кровожадном оскале вечно голодного животного запечатлелась на генных негативах злой половины человечества. Волчья символика не раз еще всплывет в памяти этих людей на беду людям другим.

Иван IV Васильевич неплохо знал историю. На Руси, как и во многих других странах, волков не любили, волками пугали детей. Царь заменил волка собакой. Собака уже тогда считалась другом человека. Сколько же собак нужно было обезглавить, чтобы каждому опричнику повесить знак принадлежности к псам-охотникам царя на седло? С этим знаком опричники носились по всей земле Русской, грызли Рюриковичей и их доброжелателей и метлами выметали из страны. С этими метлами тоже не все понятно. Бабу-Ягу, любительницу покататься на своем метлолете, побаивались в русских деревнях и селах… Странную символику изобрел Иван IV Васильевич, было в ней что-то сатанинское.

Аппетит у псов-опричников был огромный. С каждым днем метлам приходилось работать все больше. Но они не уставали, исполняя волю царя, сметали с земель земщины бывших ее владельцев, пытали и душили, морили голодом и сажали на кол, убивали самыми изощренными способами новых и новых врагов Ивана IV Васильевича, а он свирепел все больше. Митрополит Колычев, поставленный царем против своей воли, в Успенском соборе однажды во всеуслышание отказался благословить царя, сказал ему все, что думает о бесчинствах и злодеяниях. Иван IV не сдержал себя от гнева, с силой ударил жезлом о каменный пол, затаил лютую злобу на владыку, а на следующий день в ответ на дерзость первосвятителя в Москве начались новые казни, а также пытки всех, близких к Филиппу Колычеву людей.

Но этого опричникам уже не хватало для полного куража. Летом 1568 года, ночью они во главе с Афанасием Вяземским, хоть и князем, но оказавшимся в опричниках, Малютой Скуратовым, Василием Грязным пошли к боярам. С диким шумом врывались они в дома бояр, купцов, дьяков. «Бояре, мы невесту выбирать!» Из домов налетчики выволакивали молодых и красивых дочерей боярских, бросали боярынек в телеги и с грохотом неслись по городу. Москва молчала.

За городом по утру ждал их сам царь. Услужливые слуги, постоянно облизывая губы, подводили к нему лучших боярынек, купчих, дьячих. Иван IV Васильевич в этом деле знал толк. Он выбрал себе девушек получше, отдал остальных верным сподвижникам, и началась кутерьма. Боярыньки не сопротивлялись, опричники дергались от счастья, как дергается несчастный в эпилептическом припадке. Радость прерывалась попойкой и бешеной скачкой по июльскому Подмосковью. Отряд налетал на беззащитные селения, горели усадьбы опальных бояр, в шум пожаров врывались вопли и стоны пытуемых, лилась на июльские густые травы, уже созревшие для второго покоса, кровь бояр, их слуг; тихонько плакали боярыньки, некоторые из них при этом грустно-грустно осматривали мир, прощаясь с ним.

Поздней ночью вернулись погромщики в столицу, где в домах и избах при свечах сидели грустные родители уведенных насильно от них дочерей. Опричники отпустили по домам боярынек, купчих, дьячих. Кто-то из молодых женщин пересилил беду, кому-то из них повезло, они (позже, конечно, когда тревожный шум души утих) вышли замуж, нарожали деток, взрастили их, может быть, их потомки даже дожили до сего дня. Но многим участницам той оргии детей рожать было не суждено: умерли они от горя и от стыда за мужчин, за будущих отцов своих детей. Есть такие женщины на белом свете, целомудренные. Нелегко живется им, особенно в минуты роковые, когда обрушиваются на мир разные волки и собаки.