Светлана Багдерина - Ключ от рая

• Название: Ключ от рая
• Автор: Светлана Багдерина
• Жанр: Рассказы

«Мой Господин послал меня сказать, что обретешь ты покой и прощение, когда найдешь к вратам Рая ключ. Раз в сто лет в ночь на Песах будет даваться тебе попытка. Но знай, что ни единый ключ не подойдет к заветным воротам, кроме слепка с того, что принадлежит одному из тридцати шести праведников, на которых держится мир».

Ахашвейрош проснулся утром, сухой и не озябший посреди мокрой травы и деревьев, и понял, что сон его был истинным.

Ламед вав цадиким… Тридцать шесть праведников… среди миллионов людей… десятков стран… Ламедвавник… Ламедвавник… Праведник… Где отыскать тебя грешнику? Как узнать? Как получить слепок твоего ключа?..

Автор благодарит своего практически соавтора Иа за страноведческую помощь и советы при написании.

Весь путь, пройденный рассказом по Сети, был проделан исключительно с ведома и согласия автора.

---

— Я… — сконфуженно выдавил старик, — не предлагаю… мне просто показалось…

— Креститься надо, когда кажется, дедушка, — покровительственно усмехнулся второй лейтенант, глянул на часы, засунул в рот остатки пирожка и хлопнул по плечу приятеля. — Пошли, Серега. Скоро одиннадцать, а нам только до Управления двадцать минут отсюда пилить.

Старик проводил задумчивым взглядом удаляющиеся спины милиционеров, вздохнул, пожал плечами и вернулся к своему столику. Уж если гои не захотели искать своего мальчика… Тем более что они, скорее всего, правы: ведь неизвестно, был ли беглец в завалах вечером вообще, или это лишь его, Ахашвейроша, растревоженное воображение.

Ведь сегодня в полночь, меньше чем через полтора часа…

Он приложил руку к кармашку, где покоился заветный ключ, и заставил себя улыбнуться.

Конец пути.

Конец боли.

Конец одиночеству и неприкаянности.

Избавление от бесконечной жизни, превратившейся в бесконечную пытку — без дома, без родных, без любви и привязанностей — сухой лист, гонимый безжалостным ветром по дорогам планеты…

И не будет больше ему никакого дела до забот этого мира, как этому миру никогда не было дела до забот его. Кто ему этот мальчик, что он знает о нем, кроме имени? И имени друга? И дома его? И имени матери? И места ее работы? И…

* * *

Гроза успокоилась, но ливень, бесконечный холодный весенний ливень — и откуда на небе столько воды! — хлестал погруженную в ночной сон землю настойчиво и беспощадно.

Ахашвейрош засветил фонарик и обвел тусклым лучом груды битого кирпича, навалившиеся на остатки стены. В темноте выцветшей таблички «Ул. Пушкинская» видно не было, но ему и не надо было ее видеть: если прислушаться, то можно было различить, как частые капли барабанят по гнутой жести.

— Витя? — громко позвал он, чувствуя себя последним идиотом. — Йелед? Мальчик?

Как он и ожидал, ответа не было. Можно было идти.

И он пошел.

Неуклюже взбираясь по предательски скользящим под ногами обломкам, он скорее дополз, чем дошел до вершины мусорной горы и растерянно огляделся: куда теперь? Откуда днем вылазил этот сорванец?

Осмотревшись снова — теперь присев на корточки — он заметил, как в луче под исковерканной плитой перекрытия угольной чернотой мелькнул провал.

Сюда?..

Кряхтя, старик подобрался к дыре, опустился на колени и снова прокричал во тьму:

— Витя? Мальчик? Йелед?..

Ничего…

Да ничего тут быть и не может — постреленок уже как два часа дрыхнет в своей кровати, старый болван! Какой ребенок, если он не полный идиот, предпочтет ночевать в грозу под развалами, если можно просто получить заработанный подзатыльник, поужинать и улечься спать в своей постели?!

Ничего тут быть не может…

Если мальчишка внизу, отсюда он меня не услышит.

Кто и когда в семь лет был мудрецом?..

И проклиная, на чем свет стоит, собственную глупость, Ахашвейрош зажал в кулаке фонарь и стал спускаться в недра руин.

Ход — просторный для семилетнего пацаненка, но тесный и неудобный — ох, какой неудобный! — для старика, почти ровесника Колизея, шел полого вниз, потом, достигнув подвала, ветвился: направо, налево, прямо…

То и дело выкликая имя мальчика, старик облазил все: протискиваясь под просевшими сводами и гнутыми балками, перелезая через кучи разломанной мебели, арматуры и бетона, полз он, обдирая ладони и колени, по завалам — старым и свежим, полз и радовался, что его никто не видит: выживший из ума дед в поисках того, чего никогда не было… дурь… морок… прощальная шутка нечистого, не иначе…

Витьку он отыскал в последнем исследуемом ходу, и то не нашел бы, потому что засыпан он был битым кирпичом, кусками штукатурки, обломками мебели и обгорелой бумагой по самую макушку, но в ответ на один из его выкриков из непроходимого, казалось, завала донесся тихий стон.

— Витя? — не веря ушам своим, повторил Ахашвейрош, подсвечивая кучу мусора угасающим лучом, и стон повторился.

— Витя, погоди, потерпи, бен, сейчас я тебя откопаю, сейчас…

Положив фонарик на усыпанный каменной крошкой пол, старик принялся руками разбирать и отбрасывать в стороны все, что можно было сдвинуть с места, и из-под груды мусора скоро появилась головенка со слипшимися от крови волосами, закрывающие ее руки… и бетонная плита перекрытия.

Удержавшись одним краем за фрагмент стены, другой ее конец от взрыва рухнул в подвал, надломившись посредине и притиснув мальчонку к усеянному битым кирпичом полу.

— Витя, Витенька, бен, ты меня слышишь? — растерянно повторил Ахашвейрош, и руки его, покрытые пылью и кровью, бессильно опустились, а глаза при угасающем свете фонаря метались лихорадочно с плиты на мальчика, и обратно.

Что он мог сделать?..

— Слышу…

Голова мальчонки шевельнулась, приподнялась, и на старика уставились чуть мутным взглядом доверчивые серые глаза.

— А вы… меня откапывать… пришли?.. Откопайте меня… пожалуйста… только быстрее… мне домой надо… Мамка ругаться… станет…

— Я… я… бен, я тебя…

Ахашвейрош снова устремил беспомощный взор на плиту весом в тонны, наверное, на громоздящийся на ней строительный мусор, на мальчишку, на обломки камня под ним… которые можно разгрести.

И тогда можно попытаться его вытащить.

Но справится ли он один? Без инструмента? Голыми руками? В почти полной темноте?

Надо позвать кого-нибудь, привести помощь!

Старик стал подниматься, кряхтя и охая, мальчик, увидев, рванулся: «Не уходите!..», плита дрогнула… и отсеченная трещиной часть чуть опустилась.

Витя закричал, и Ахашвейрош испуганно бросился к нему, обеими руками хватаясь за острые края бетона.

— Лежи смирно, глупый йелед!

Мальчишка притих, словно мышь под веником — лишь глаза, наполненный слезами и ужасом, блестели влажно в полумраке.

— Тебе больно? — встревоженно заглянул в них старик. — Больно? Где болит?

— Ногу… не чувствую… левую… — еле слышно, одними губами прошептал Витя. — А не болит ничего… просто… просто… Не уходите только, дяденька… я очень прошу… я никогда сюда больше не полезу… честное-пречестное… только не уходите…

— Ты, самое главное, не шевелись, я тебя вытащу, обязательно вытащу, ты только смирно лежи, хороший бен, не двигайся, не ворочайся, не кричи… — приговаривая нараспев, точно стремясь заколдовать безжалостный кусок бетона, старик отыскал обломок арматуры подходящей длины, подпер им коварную плиту, чего бы такая подпорка ни стоила, и начал вытаскивать одной рукой из-под Витьки камни, придерживая мальчика другой. — В такой вечер — да не вытащу… не может такого быть…

— А какой сегодня вечер?.. — любопытство преодолело страх.

— Вечер?..

Застигнутый врасплох Ахашвейрош растерянно моргнул, не находя нужных слов, и воспоминания даже не вековой — тысячелетней давности нахлынули головокружительной волной, сжимая сердце, выворачивая душу, исторгая слезы из глаз…

* * *

Самая большая комната в доме, стол, жена, дети — мал-мала-меньше, традиционные на Песах угощения, красное как кровь, пролитая предками, вино в кружках… И вопрос трехлетнего Аарона, вопрос, который старшая сестра учила его задавать целый день с самого утра, и который гордый собой малыш забыл и перепутал, оставив, тем не менее, его суть:

— Аба… а какой сегодня вечер?..

* * *

— Сегодня самый замечательный вечер из всех вечеров… — начал сипло старик, бережно вытаскивая из-под худощавого тельца мальчика кирпичи и стараясь не думать, что он будет делать, когда длины его руки станет недостаточно. — Ибо в этот самый день много тысяч лет назад Господь наш раздвинул воды Красного моря, и пророк Моше вывел еврейский народ из египетского рабства…

* * *

Белый, ни с чем не сравнимый свет пролился на холодное душное подземелье, когда длины руки Ахашвейроша уже почти перестало хватать, и честно отработавшие батарейки его старого фонарика выдавливали из себя электричества ровно столько, чтобы волосок лампочки едва светился.

Забывший обо всем, кроме мальчика, камней и сказаний своих далеких предков старик вздрогнул и повернул голову.

Там, где только что темнела облупленной штукатуркой стена, в серебристом тумане сверкала лестница. Первая ступенька ее начиналась у пола, последняя терялась в сияющей выси у кажущихся огромными — даже с такого расстояния — ворот.

Ахашвейрош ахнул, выпуская из рук и Витькино плечо, и только что извлеченный из-под его живота кусок кирпича, и сел в пыль. Темный мир подвала, словно грубо намалеванный театральный задник, стал нереальным, отступил куда-то далеко и пропал…

Над нижними ступенями в ореоле нежного сияния, парил серафим.

— Сегодня снова день твоей попытки, Ахашвейрош, — сильным мелодичным голосом проговорил он, и по его лицу и интонации старик понял, что вестнику Господа известно о ключе учителя.