Илья Дубинский-Мухадзе - Ной Буачидзе

• Название: Ной Буачидзе
• Автор: Илья Дубинский-Мухадзе
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

О замечательном жизненном пути пламенного большевика Ноя Буачидзе повествует книга писателя И. М. Дубинского-Мухадзе.

---

Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе НОЙ БУАЧИДЗЕ

Летом 1914 года, спасаясь от преследования, из Турции в Болгарию в одежде странствующего монаха бежал российским революционер, известный в большевистском подполье под именем товарища Ноя.

У себя на родине двадцатитрехлетний учитель Буачидзе был приговорен к казни за «создание мятежной Квирильско-Белогорской республики», за «разоружение Тенгинского пехотного полка и казачьих сотен».

Но привести приговор в исполнение не удалось. Ной исчез. Этот хрупкий с виду человек в разгар зимы перешел через забитый льдом и снегом Мамисонский перевал на Главном Кавказском хребте. Вторично Ноя, неопознанного, судили в Москве. И снова Буачидзе бежит сначала в Грузию, а затем в Турцию. Здесь он поднимает революционное движение в защиту горцев, переселившихся с Северного Кавказа. Султанские власти отдают приказ об аресте Ноя, и тогда он переправляется в Болгарию. В мае 1917 года с мандатом ЦК Буачидзе приезжает во Владикавказ. Вместе с С. М. Кировым он борется за установление здесь советской власти. В марте 1918 года на II съезде народов Терека товарища Ноя избирают председателем Совнаркома Терской советской республики.

В июне 1918 года товарищ Ной был убит во время митинга.

О замечательном жизненном пути пламенного большевика Ноя Буачидзе повествует книга писателя И. М. Дубинского-Мухадзе.

«Судьба человеческая — судьба народная».

А. С. Пушкин
1

События развивались стремительно, как обвал в окрестных горах. Горы везде — на восход и на закат — синие от леса, почти совсем голубые от снега. И название поселка при железнодорожной станции — Белогоры [1].

С утренним поездом из Тифлиса пожаловал попечитель Кавказского учебного округа граф Карл Эрнестович Ренненкампф. Учеников двухклассного министерского училища выстроили в зале. Граф расправил роскошную, расчесанную на две стороны бороду, высвободил из-под нее звезду и ордена, приступил к речи. Вначале он нудно цедил сквозь зубы обычные нравоучения, так что мальчишки, не отвлекаясь, могли наблюдать, как напротив училища во дворе благочинного Романоза Деканосидзе разделывали барашка, резали кур и индюшек — должно быть, много персон пожалует на торжественный обед в честь графа. Расходы благочинного, конечно, возместят родители учеников.

Вдруг попечитель возвысил голос:

— Крестьянскому сыну расти — ослеть, дворянскому — умнеть. Поняли, что я хочу сказать? Дети дворян обучаются не зря: со временем они сделаются полезными членами общества. Ну, а дети мужиков лишены всякого благородства, они грубы и невежественны. Сколько их ни учи, они никогда не смогут проявить какие-либо светлые чувства, всегда останутся жестокими и тупыми тварями.

Вперед выскочил невысокий худощавый мальчик — Самуил Буачидзе. Не владея собой, он крикнул:

— Ложь, ложь!..

Ряды сломались. Торжества были безнадежно испорчены Попечитель пожелал незамедлительно отбыть в Тифлис. Перед отходом поезда приказал исключить Буачидзе из училища.

— Это черт знает что!.. Чтобы сын последнего мужика бросил в лицо дворянину, высочайше пожалованному в члены совета при главноначальствующем края, гнусное оскорбление?!

Кто-то из провожающих подогрел благородный гнев графа Ренненкампфа:

— Ваше сиятельство, яблоко от яблони не далеко падает. Отец этого безнравственного мальчишки заключен в тюрьму. Он позволил себе рубить дрова в казенном лесу и не только не повинился, а еще дерзко заявил, будто лес всегда принадлежал крестьянам.

— Исключить, обязательно исключить! — снова изрек заботливый попечитель народного образования.

Тем временем ученики заперлись внутри здания. Для верности входную дверь подперли партами, на лестнице, ведущей на второй этаж, воздвигли еще и баррикады.

Рослый красивый мальчик с большими светлыми кудрями — Серго Орджоникидзе (при крещении ему дали в честь деда имя Григория, но родные и близкие с детства ласково звали его Серго) кричал:

— Они не имеют права исключать Самуила! Пусть вернут Буачидзе, или мы все уйдем!..

В гневе Серго подбежал к окну, с силой ударил по стеклу локтем. Другие ученики тоже били стекла, ломали парты, столы, стулья. На пол полетели географические карты, глобус, кто-то сорвал со стены портрет царя.

Смотритель училища прислал для переговоров священника, преподавателя закона божьего. Ему не открыли дверей.

— Пусть придет Симон Георгиевич, его пустим, — послышалось из классной комнаты.

Недавно переведенный в белогорское училище однофамилец и дальний родственник Серго — Симон Георгиевич Орджоникидзе сразу завоевал любовь мальчиков. Его уважали крестьяне и сторонились «коллеги». Граф Ренненкампф сегодня строго предупредил смотрителя училища:

— Внимательно следите, не осмелится ли Орджоникидзе снова, как это он и позволил себе в Хоби, тайно преподавать грузинский язык в нарушение запрета самого монарха…

Никто так и не узнал, каким образом Симону Георгиевичу удалось выполнить данное в этот бурный день мальчикам обещание. Но Буачидзе был оставлен в училище.

Самуил и Серго подружились за несколько месяцев до описанного события, притом совсем неожиданно. На перемене они из-за чего-то не поладили, дело быстро шло к драке. Самуил изловчился, подпрыгнул, чтобы достать своего более рослого противника, и… на землю упала засунутая за поясок книжка. Серго нагнулся, поднял книгу, стал листать. Фамилия автора была мальчику не знакома, и, позабыв о ссоре, он спросил:

— Что, интересно?

Самуил ответил, что успел прочесть только один рассказ. Называется «Распоряжение».

— Очень интересно, и все совсем как в жизни. После уроков почитаем вместе?

Серго кивнул головой:

— Я поведу тебя на поляну в ущелье. Там никто не помешает

Мальчики хорошо знали: грузинскую книгу можно читать только тайком, тем более если в книге «все совсем как в жизни».

Эгнате Ниношвили не называл селения, где жил герой его рассказа Кация Мунджадзе. Но едва Самуил и Серго прочли первую страничку, как им показалось, что это кто-то из их близких соседей безнадежно сказал: «Я так устал, что мясо от костей отходит». Значит, всюду в Грузии судьба крестьян одинаково безысходна?

Весь долгий летний день — от зари до густых сумерек — Кация махал мотыгой. Едва он приплелся домой, как постучал помощник старосты, приказал бесконечно усталому крестьянину отправиться караулить железную дорогу. Должен пройти поезд, в котором едет какой-то очень большой начальник, возможно даже царь.

— «Из-за горы выплыла полная луна и осветила чистое небо, — все более увлекаясь, читал вслух Самуил. — Бледный, трепетный свет ласково лился на безмолвный мир. Черные тени больших деревьев неподвижно лежали на земле, как некие таинственные существа, сладко уснувшие среди общего покоя. А соловей самоотверженно щелкал и заливался, как бы убаюкивая затихшую землю.

Кация продолжал стоять на своем месте, уставившись взглядом под куст, куда не проникал лунный свет.

Не думай, читатель, что его волновала красота этой чудесной ночи. Никакие сладостные воспоминания не связывали его с такой ночью: ни поцелуй возлюбленной, ни юношеский кутеж на зеленом лугу. У него никогда на это не было времени… Если когда-нибудь он вспоминал о лунной ночи, то только в связи с пахотой, прополкой, ночными полевыми работами.

«Сколько забот в голове у горемычного мужика, — размышлял Кация. — Семью прокорми, одень, обуй, плати налоги, плати и учителю и писарю… И на дорожные работы выходи, и железную дорогу покараулить надо, всем прислуживай, всем кланяйся!.. Вот едет теперь большой начальник… Так много больших начальников на свете, что никак не успеваешь им услужить…»

Серго положил руку на плечо Самуила:

— Ты устал, наверное, давай я дочитаю.

«Луна клонилась к закату, а поезда все не было. Сон налил все тело Кация сладкой истомой. Он не мог больше сопротивляться. Кация лег, положил голову на рельс и рукой прижал к себе ружье. «Когда поезд станет подходить, рельс задрожит, я тотчас же вскочу», — успел он подумать и крепко заснул.

Не прошло и получаса, как показался поезд. Вагоны ослепительно блестели при лунном свете. Колеса скользили по рельсам бесшумно, словно берегли сон Кация. Поезд приближался. Кация задышал учащенно, казалось, вот-вот он проснется и вскочит на ноги. Но, увы, ему только приснилось, будто он услышал приближение поезда и вовремя вскочил.

Поезд весь золотой, и сидят в нем люди в золотых одеждах с бритыми лицами и смотрят на Кация сердитыми глазами. Как будто они уже узнали, что Кация не выдержал до конца и заснул. Кация хочет оправдаться, но язык не подчиняется ему.