Виктор Шнирельман - Русское родноверие. Неоязычество и национализм в современной России

• Название: Русское родноверие. Неоязычество и национализм в современной России
• Автор: Виктор Шнирельман
• Жанр: Религия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-89647-291-9

Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему. Читатель также получит представление о формировании разнообразных неоязыческих общин и их союзов в последние двадцать лет. Дискутируется вопрос о ксенофобии в неоязыческой среде.

Книга представляет интерес для религиоведов, этнологов, историков, социологов, политологов, а также для всех, кто интересуется новыми религиями и радикальными общественными движениями. Она может быть использована для обучения студентов в ВУЗах гуманитарного профиля.

---

Отмечались и попытки представить русско (арийско) – еврейскую конфронтацию в виде извечной борьбы, пронизывавшей всю мировую историю. И если в произведениях Скурлатова эта мысль присутствовала лишь в виде слабого намека (Скурлатов 1977а; 1977б: 328), то, например, ассириолог-маргинал А. Кифишин детально расписывал едва ли не космических масштабов борьбу между праиндоевропейцами (праславянами) и прасемитами на широких пространствах Подунавья и Малой Азии (Кифишин 1977: 181–182)[38]. Одновременно делалась попытка оторвать финикийцев и хананеев от семитского мира или же, напротив, противопоставить евреев остальным семитам, чтобы доказать, что первоначально в Палестине обитало несемитское население, имевшее отношение к праславянам. В частности, утверждалось, что семитоязычные финикийцы происходили от браков пришлых индоевропейских воинов с хананейскими женщинами (Скурлатова 1979: 56; Скурлатов 1987: 215), или что первопоселенцами Леванта вообще были пеласги (т. е. индоевропейцы, по ошибочному мнению цитируемых авторов, близкие или даже тождественные праславянам), к которым относились как филистимляне, так и хананеи (Знойко 1984: 288; Щербаков 1987: 178; 1995а: 13; Никитин 1985)[39]. Тем самым, читателя подводили к мысли о том, что евреи якобы не имели никакого отношения к древним обитателям Леванта, и их вторжение в Палестину трактовалось как первый акт на пути к мировому господству. Именно эта историческая версия нашла широкое применение в антисемитской литературе (см., напр.: Емельянов 1979: 17–20; Степин 1993: 5).

Особое внимание авторы-патриоты уделяли проблеме дохристианской славянской письменности и литературы, в существовании которых они нисколько не сомневались. В качестве аргументов приводились как туманные и маловразумительные упоминания раннесредневековых авторов об использовавшихся славянами знаках (которые вовсе не обязательно были знаками письменности, либо не имели никакого отношения к славянам. В. Ш.), так и о надписях или знаках, найденных на раннесредневековых или более ранних археологических памятниках (которые имели малое отношение к славянам. В. Ш.) (Скурлатов, Николаев 1976; Жуков 1977; 1981: 120; Нудьга 1979; Скурлатова 1979: 56; Саратов 1988: 63, 71; Щербаков 1987: 198–199; 1991: 237; Василенко 1988: 161; Жукова 1989; Белякова 1991; Дмитрук 1993; Авдеев 1994: 163; Белякова 1994; Платов 1995: 82–83; Тороп 1995: 40–41; Озар 2006: 16–19)[40]. Например, А. И. Барашков (до того, как он стал Асовым) выступил с фантастической гипотезой о том, что славяне якобы издавна пользовались «узелковым письмом» (Барашков 1992).

Идея дохристианской письменности обнаруживается и в учении А. Ф. Шубина-Абрамова, одного из первых академиков самопровозглашенной Русской академии наук, искусств и культуры, возникшей в 1992 г. Он объявлял себя «учеником учителей» и пропагандировал некую «древнюю русскую ВсеЯСветную Грамоту» из 147 знаков, определяя ее древность в 7500 лет. Он заявлял: «Мы, русские, творим все правдивое, нравственное и прекрасное на Земле, пользуясь языком праотцов» (Соловьева 1992: 6; Белякова 1994). Об этой грамоте он начал писать еще в конце 1970-х гг., доказывая, что она содержала в себе колоссальные «ведические знания», когда-то сообщенные людям Творцом, или «Учителями». Якобы каждая отдельная буква являлась носителем важной информации. В результате любое отдельно взятое слово оказывалось аббревиатурой, «раскрытие» которой давало целые фразы, наделенные глубочайшим смыслом. В соответствии с эзотерической схемой Шубин-Абрамов рассматривал человеческую историю как прогрессивную деградацию от Золотого века до полного упадка и разложения. Он доказывал, что со временем большинство букв былой азбуки были утрачены, причем за этим стояли происки неких «злых сил». Сам же он полагал, что для «возрождения Отечества» необходимо вернуться к исконной азбуке, чем он и занимался как председатель Общественной организации «ВсеЯСветная Грамота» (Шубин-Абрамов 1996). Русские националисты познакомились с этим учением из публикаций Н. Е. Беляковой, считавшей себя ученицей Шубина-Абрамова (Белякова 1994).

Здесь следует упомянуть и таких энтузиастов-дилетантов как украинский библиотекарь Н. З. Суслопаров, который, не имея каких-либо специальных познаний в лингвистике и никакого навыка дешифровки древних надписей, «открыл» «трипольский алфавит» и отождествил трипольцев с пеласгами (Суслопаров 1996–1997. Об этом см. Знойко 1984: 267–285). Между тем, у нынешних русских и украинских патриотов дешифровки Суслопарова никаких сомнений не вызывают, и они произносят его имя с благоговением (Белоконь 1982: 153; Щербаков 1988: 106–107; Знойко 1989: 15; Белякова 1991: 5; Акумулятор 1990; Iванченко 1996: 9; Довгич 1996–1997: 9; Лучин 1997а: 299; Даниленко 1997: 81). К сожалению, и специалисты порой не проявляли должной осторожности и допускали формулировки, позволявшие надеяться на обнаружение глубокой славянской письменной традиции дохристианской эпохи (см., напр., Буганов, Жуковская, Рыбаков 1977: 204; Трубачев 1992: 45; Бандрiвський 1992: 9), хотя они и отметали все рассмотренные выше построения и догадки как ненаучные (см., напр., Русинов 1995). Стараниями Рыбакова предположение о неких русских летописях IX в. даже попало в школьный учебник, популярный в 1990-х гг. (см.: Преображенский, Рыбаков 1999: 43).

Особый импульс эти поиски дохристианской славянской письменности получили после находок табличек с «шумероподобной» клинописью в Тэртерии (в Румынии) и в связи с изучением знаков на глиняной посуде энеолитической культуры винча на Балка-нах (Winn 1982), которые ряд самодеятельных авторов поспешили объявить древнейшей в мире алфавитной письменностью, созданной «этрусками-славянами» (Перлов 1977; Скурлатов 1977а: 193; Журавский 1988; Милов 1993: 1; Гриневич 1991: 28; 1993: 247–250; 1994; Федоренко 1994: 5). Миф о «великом дохристианском летописании» у славян культивировался и в определенных кругах русских историков-дилетантов в эмиграции, откуда и происходит, в частности, «Влесова книга» (Лесной 1966: LI; Миролюбов 1981: 178). Как бы то ни было, ажиотаж вокруг «праславянской» письменности и будто бы богатой дохристианской литературной традиции, следы которых так и не удается обнаружить, рождает еще один миф об уничтожении всего этого достояния христианами (Миролюбов 1981: 177–178; 1983: 115–116; Алексеев 1986: 37–57; Жукова 1989; Безверхий 1993: 49; Антоненко 1994: 55; Белякова 1994; Федоренко 1994: 10; Суров 2001: 29–30, 424–425; Островский 2001: 11–12)[41].

Этот обзор был бы неполон без рассмотрения взглядов уже упоминавшегося выше А. М. Иванова (Скуратова), оказывавшего большое влияние на формирование русского национализма в 1970–1980-х гг. Еще в те годы он излагал свои идеи в эссе на историческую тему. В отличие от многих из своих собратьев по вере он получил неплохое историческое образование, и это научило его уважительно относиться к разнообразным историческим источникам. Еще в начале 1980 г. он попытался разобраться в тех историософских концепциях, которые тогда еще только завоевывали умы русских националистов. Причем, в отличие от огромного большинства персонажей данной книги, он с презрением отметал построения почвенников-дилетантов и основывал свои рассуждения на данных и концепциях, почерпнутых у специалистов. Он высмеивал попытки вывести конфронтацию «арийцев» с «семитами» из борьбы кроманьонцев с неандертальцами, отвергал «Влесову книгу» как безусловную фальшивку, потешался над попытками считать хеттов «хатниками», оспаривал утверждение Емельянова о былом обитании венедов в Гиндукуше, называл вздорной идею о славянском происхождении Ахиллеса и участии славян в троянской войне, а также издевался над попытками представить этрусков «русскими». Примечательно, что и «Хронику Ура-Линда» он справедливо считал подделкой. К псевдонаучным концепциям он относил также построения эмигранта С. Лесного, а также стремление ряда авторов приписать урартским царям русское происхождение (Иванов 2007: 19, 27, 30, 36–38, 54, 357, 405). Его также выводило из себя стремление некоторых почвенников объявить раннесредневековых венетов славянами, чему он в 1980 г. посвятил специальную работу (Иванов 1995). Многие из упомянутых концепций казались Иванову «дикими фантазиями», и он связывал их с той интеллектуальной атмосферой, которая напоминала ему гиперавтохтонистские патриотические историософские построения, популярные в славянской среде в эпоху средневековья и на заре Нового Времени. Все это Иванов правильно характеризовал как посягательство на чужое историческое наследие, историческое мародерство и связывал с комплексом неполноценности. Его лишь удивляло, зачем все это было нужно русским националистам притом, что русские обладали своей собственной богатой и героической историей (Иванов 1995: 13–14).

Правда, в отличие от ученых, он не занимался исследованиями и не представлял себе все сложности историографии. Поэтому он использовал преимущественно ту литературу, которая имелась у него под рукой, и отбирал из нее то, что соответствовало его настроению; при этом он иной раз даже позволял себе «подправлять» ученых. Иногда в поисках аргументов он обращался к устаревшим и давно отвергнутым представлениям. Следует также отметить, что многие тексты, написанные им в 1980-х гг., были опубликованы только пятнадцать-двадцать лет спустя.