Сергей Реутов - Любовь в объятиях тирана

• Название: Любовь в объятиях тирана
• Автор: Сергей Реутов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-8141-0, 978-966-14-7657-7, 978-5-9910-3005-2, 978-966-14-8140-3

Владимир Ленин и Инесса Арманд, граф Дракула и прекрасная Марица, Чингисхан и Гулан-хатун, князь Владимир и Рогнеда Полоцкая… 16 историй о сильных мирах сего и их возлюбленных. Драматичные истории пылкой любви и жгучей ненависти, коварных интриг и безумной страсти…

---

А затем она словно потеряла сознание, растворившись в нем, словно летя куда-то меж звезд, горевших в далеком черном небе…

Ее пробудили горячие поцелуи, которыми Пилат осыпал ее мокрые щеки, и она поняла, что плачет от счастья. Теперь им не нужны были никакие слова…

Она вздохнула с облегчением и подалась навстречу его поцелуям, горячо отвечая на них. Рука его скользнула по ее шелковому животу.

Он на миг оторвался от ее губ и посмотрел ей в глаза.

— Любимая моя, прекрасная… Сколько в тебе огня и страсти!

Его прикосновения вновь воспламенили ее, она изнывала от желания снова ощутить его в себе. Губы его прильнули к ней горячим поцелуем, которому, казалось, не будет конца.

Все тело ее горело и томилось желанием. И тогда, повинуясь ее мольбам, он снова накрыл ее своим телом, издав сладкий стон.

Долгое время они лежали, сплетенные в объятиях… Тела их были влажны, сердца бешено бились, и было ясно без слов, что теперь они не смогут жить друг без друга…

* * *

Они вернулись в дом родителей Понтия безмерно счастливые и безмерно уставшие. Они скакали рука об руку по зеленым холмам, по оливковым рощам, мимо озер и речушек, и солнце светило только для них, и сердца их бились в унисон… Опьяненный любовью и близостью Клавдии, он говорил почти без умолку, рассказывая о своей жизни, о честолюбивых планах, о матери и отце, а она слушала любимого, не перебивая и не задавая вопросов. Иногда ему казалось, что она дословно запоминает все то, что он ей рассказывает.

Вот легли под ноги каменные плиты портика, вот знакомая колоннада, вот изысканная мозаика, созданная лучшими мастерами…

— Мальчик мой! Наконец-то ты дома! Как же я волновалась! Почему ты не предупредил, что хочешь отправиться в поездку, уехать из Рима? Мы не знали, где ты, и никто из твоих рузей не мог нам сказать! — Навстречу уже спешила мать.

— Прости меня. Я никуда не собирался ехать. Я был на прогулке, но встретил Клавдию. Ей пришлось спасаться бегством от разбойников…

— Ваш благородный сын спас меня от смерти и от бесчестия, — прервала его речь Клавдия. — Я безмерно благодарна ему за все, что он для меня сделал.

— Я хочу сказать вам нечто более важное, — даже несколько смущенно начал Пилат.

Валерий и Патриция вдруг поняли, о чем будет вести речь их сын, и с улыбкой переглянулись.

— Пройдемте же в дом. Отдохните с дороги, а там и поговорим. Нам подадут вино и фрукты, и вы сможете подкрепиться, — сказала приветливо Патриция.

«Какое у нее чувство собственного достоинства… Какая врожденная гордость, какая стать… Она создана жить во дворце, править народами… — думала она, глядя на избранницу сына. — Ее снисходительности будут добиваться с таким усердием, какого я даже не в силах представить… И при этом она столь кротка, что будет любима не только сильными мира сего, но и нищими, и несчастными и сможет всем оказать поддержку и дать каждому то, что облегчит его страдания…»

* * *

Стол ломился от кушаний, шелковые подушки, на которых возлежало семейство, были мягки словно пух.

— Так что же ты хотел сказать нам, сын?

— Отец, мать… Я хотел сказать вам, наверно, самое важное в своей жизни. Я люблю Клавдию и собираюсь взять ее в жены. Примете ли вы ее как дочь в нашу семью?

— Как мы можем быь против, если ты полюбил и выбрал себе достойную спутницу жизни? Но я думаю, что об этом лучше все-таки спросить саму Клавдию, — сказала Патриция, пряча улыбку.

Долго ждать не пришлось.

— Моя прекрасная Клавдия! — тут же воскликнул пылкий юноша. — Я люблю тебя всем сердцем! Согласишься ли ты стать моей женой? Я был бы безумно счастлив услышать от тебя «да»…

— И я люблю тебя и пойду за тобой хоть на край света, — тихо отозвалась она, глядя на него полными любви глазами.

— Счастливой может быть лишь семья, которую скрепляет большая любовь, — обняв сына и будущую невестку, произнес Валерий. — Перед величием любви меркнут и становятся мелкими все рассуждения о достойном и принятом. Ибо там, где царит любовь, нет места лжи и зависти, злобе и коварству. Однако часто жизнь заставляет нас измениться, и важно сохранить в себе чистые чувства и чистую душу.

— Надеюсь, мои милые, вы будете очень счастливы, — добавила Патриция, — а нам с отцом останется только гордиться вами и терпеливо ждать встречи. А теперь вам нужно отдохнуть, так как впереди еще очень много дел, связанных с подготовкой к свадьбе. Мы будем безмерно рады, когда вы соединитесь в браке. Мы видим, что вы любите друг друга всем сердцем.

Губы Клавдии дрожали, а прекрасные глаза были полны слез. Понтий обнял ее и нежно поцеловал в губы, прошептав:

— Ничто не заставит меня отказаться от тебя, возлюбленная моя. Жизнь моя принадлежит тебе, и даже в смерти я буду рядом с тобой.

Руки их переплелись. Маленькая ладонь Клавдии легла в сильную, привыкшую к тяжелому мечу руку Понтия.

Теперь они были навсегда вместе.

Клавдия Прокула и будущий великий прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Мария Темрюковна. Тебя назовут Иваном Грозным…

Широкая степь стелилась под ноги, устремлялась занимающемуся новому жаркому дню. Кибитка мерно покачивалась, изредка подпрыгивала на ухабах, и тогда Гуащэнэ подпрыгивала вместе с ней, выглядывала в маленькое окошко, торопя рассвет, и снова уютнее устраивалась в уголке, закутываясь в новый, расшитый серебром халат. Всадники по бокам кибитки негромко перекликивались, копыта лошадей мирно стучали по сухой земле, и Гуащэнэ, убаюканная, снова засыпала, незаметно проваливаясь в сладкую спокойную дрему.

Ей снился отцовский дворец с расписными стенами и мраморными полами, мягкие диваны и роскошные ковры, резные беседки и прохладные освежающие фонтаны, возле которых так приятно посидеть в изнуряющую жару, безмолвные слуги, бесшумно скользящие по залам, и прекрасные наложницы отца, смех которых беззаботно звенел в дальней части сада. Ей снились прогулки на лошадях и чадящие костры, горячая степная пыль и запах хорошо выделанной кожи, сухой изнуряющий ветер и звон шаманских бубнов. Она безмятежно спала, лишь изредка просыпаясь, и снова засыпала, полная светлых ожиданий и надежды…

Путь ей предстоял дальний — в Россию, в Москву, на смотрины к самому царю Ивану…

* * *

Тесны, ой как тесны показались ей темные московские палаты после степного раздолья! Она присела на лавку, стоявшую у стены, и с любопытством оглядела широкую беленую печь, кровать, накрытую ярким рядном, огромный кованый сундук, маленькое зарешеченное окошко. Она выглянула в него — внизу простиралась площадь, мелькал люд, шумели торговцы. Ей стало весело: до того все это было не похоже на привычный, утоявшийся, знакомый до мелочей мир ее отца!

Очень красивая девушка с длинной светлой косой и в голубом, до пят, сарафане помогла ей умыться, Она немного отдохнула, а потом ее пожелал увидеть царь. Она надела тяжелые браслеты и серьги, сама заплела косы — так, как было принято у женщин в доме отца, — и внимательно посмотрела на себя в большое зеркало, стоявшее у стены.

Оттуда смотрела на нее смуглая черноволосая девушка, с нежными чертами, глубокими раскосыми черными глазами и длинными густыми ресницами и тонким станом. Яркий наряд необыкновенно шел ей, подчеркивал благородную линию плеч и шеи, нежно-бронзовый оттенок кожи…

— Хороша! — сказал царь, оценивающе оглядывая ее. — Хороша…

Гуащэнэ слегка смутилась — никто и никогда не позволял себе так бесцеремонно разглядывать ее, ханскую дочь. Однако это был, возможно, ее будущий муж, а мужу следовало покоряться. И она кротко улыбнулась, чуть склонив набок голову, и приветливо взглянула на него раскосыми черными глазами.

На бояр, сидевших и стоявших вокруг, она старалась не обращать внимания.

Царь коротко кивнул, подал ей руку, и они вместе последовали на пир. О, здесь было на что посмотреть! Стол ломился от яств, бояре, оглаживая бороды, громко хохотали, кубки звенели, вино лилось рекой…

— Скоро окрестим тебя, — шепнул Иоанн, склонившись к ее уху. — А тогда можно и за свадебку!

Она снова улыбнулась, не зная, что сказать, растерявшаяся, оглушенная и потерявшая дар речи от этого изобилия, от духоты, от красочных нарядов и окладистых бород, от незнакомых музыкальных инструментов, которые оглашали огромный зал своей игрой — тоже незнакомой, непривычной и оттого режущей слух. Шум стоял страшный… А Иоанн, сидевший рядом с ней, был так красив, что захватывало дух. От него исходила сила и властность, которые подчиняли и будоражили ее, он был могуч и прекрасен, он был неистов в пиршественном буйстве своем, и она вспомнила, как отец говорил, что равных на поле брани московскому царю Иоанну нет и не было, а равно и в делах государственных он со временем велик станет, ибо умен и изворотлив, а еще смел и несдержан во всем, до забытья, до безумия. И она уже смотрела на него восхищенными глазами, мечтая о том времени, когда воцарится рядом с ним и будет единственной полновластной хозяйкой огромной страны и его сердца — царского, всемогущего…