Вера Панова - Смута

• Название: Смута
• Автор: Вера Панова
• Издательство: Художественная литература, Ленинградское отделение
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00859-1

Цикл исторических рассказов В. Ф. Пановой «Смута» посвящен Руси начала XVII вв. Он не публиковался при жизни автора и был впервые собран под общим заглавием «Смута» во втором томе избранных произведений Веры Пановой в 2-х томах (Л., 1980).

---

Да, близок локоть…

Звонить перестали, однако. Ничем не нарушался сон царственного младенца.

— Что будем делать теперь? — спросила Марина у Заруцкого Больше не у кого было спросить.

— Подумать надо, — сказал Заруцкий. — Подумаю — скажу.

И сказал:

— В Персию будем подаваться, в Тегеран. Войска у хана просить.

— А даст он нам войско?

— Даром не даст, а посулишь ему отдать твои города — почему же не даст? Даст!

— Это Новгород-то да Псков?

— Новгород, Псков. Жалко, что ли?

Верно, ей жалко стало. Ведь не монета из кошелька — цельные города с пригородами, весями, лесами, покосами, жителями… Отдаст хану свои города — уже и вовсе ей тогда не над чем царствовать и не над кем.

— Без ханова войска царства не вернешь, — сказал Ивашка. — А царства не вернешь — что с тобой будет? Знаешь?

Как не знать? Срам и смерть, что же еще?

— Никак нельзя тебе без царства, — говорил Ивашка. — Залезла лисица в кувшин головой — теперь не выпростаешь.

Прав, прав, дьявол.

— Хорошо, — сказала Марина. — Поедем в Тегеран.

Они сели в челн в летний жаркий день. Голубая река широко текла в своих берегах. Перекрестясь, отчалили. Вот и Астрахань позади. Купецкая торговая Астрахань с безмолвствующими звонницами. Что-то ждет их в Тегеране?

Она занесла ногу за борт челна, и Ивашка помог ей выйти на берег. Песок сразу насыпался в башмак, жаля нежные пальчики, шлейф волочился по песку, она рывками подтягивала за собой этот грузный шлейф, конца песку не было видно, лишь кое-где, серебрясь, шевелился под солнцем ковыль. Здесь был край ее царства, край света и край ее жизни. Последние свои шаги совершала она, вонзая в песок каблуки, опираясь на руку Ивашки Заруцкого — не на руку венценосных мужей-царей, а на руку любовника, злодея и негодяя — она знала, что он негодяй, — но шла за ним, ибо он был последний ее советчик и помощник, он поманил ее тем престолом, на котором ей так любо было восседать, и достигнуть этого перекрестка поможет Ивашка.

— Что ж, — спросила она, подтягивая шлейф, будто нагруженный пудовыми камнями, — долго нам так идти?

— Да покуда не дойдем до Персии, — отвечал Заруцкий.

— А вдруг, — спросила она, — хан не даст нам войска?

— Должон дать, — сказал Заруцкий.

— А как не даст все же? Куда тогда пойдем?

— Тогда, — он сказал, — идти уже некуда.

— И хорошо, — сказала Марина. — А то уж больно трудно идти.

И, оглянувшись, посмотрела на свой след на песке — длинный след от острых каблуков.

— Лучше умереть, чем так идти…

Но она не умерла — она прожила еще немало лет, все в России: никакой другой страны и знать не хотела. Над русскими просторами взошла и закатилась ее странная звезда.

Ее имя осталось в веках наряду с именами великих людей, хотя она не сеяла ничего, кроме зла, и не пожинала ничего, кроме бед. И кто скажет, к какому народу приложилась она, умерев, — к русскому или польскому?

Коротким и бедственным был и дальнейший путь ее последнего пособника — Заруцкого. Совсем кратким, будто искра, мелькнувшая на ветру, был путь ее несчастного младенца…

И словно того только надо было, чтобы ушли эти трое, — вслед за их концом стала угасать Смута.

1966–1973

Примечание

Впервые: Болотников. Каравай на столе // Аврора. 1969. № 4; Начинался век семнадцатый: Мозаики: Голод; Черный день Василия Шуйского; Марина. Кому набольший кусок // Звезда. 1975. № 3; Гибель династии: Рассказ // Аврора. 1976. № 1; Панова В. Избранные произведения: В 2 т. Л., 1980. Т. 2.

На протяжении 60-х гг. параллельно историческим повестям Панова работала над циклом мозаик из эпохи Смутного времени. Только один рассказ «Болотников. Каравай на столе», принадлежащий к этому циклу, был опубликован при жизни автора в 1969 г. На вопрос М. Г. Козловой из ЦГАЛИ[1] о судьбе рукописей названного цикла Панова ответила 31 марта 1971 г.: «Что касается черновиков по Смутному времени, то занимаюсь я этим уже давно, примерно с 1960 года и, видимо, кончить не сумею. По замыслу это не роман и не повесть, а бестолковое сборище новелл и эссе типа моих „Ликов на заре“» (ЦГАЛИ. Ф. 2223, оп. 2, ед. хр. 65, л. 30).

Сама Панова назвала свои рассказы о Смуте «мозаиками». Это жанровое определение нуждается в разъяснениях. Мозаичное изображение, как известно, выполняется из готовых твердых материалов — разноцветных камней, смальты, керамики. Необходима большая точность укладки и сочетания каждого отдельного кусочка мозаики, чтобы разные цветовые пятна слились на одной плоскости и дали в перспективе необходимый художественный эффект.

Сходный принцип создания общей картины из отдельных небольших частей, или фрагментов, Панова применила в своем цикле о Смутном времени. Она использовала технику исторической мозаики и в каждом отдельном рассказе, и в общей композиции цикла, к сожалению, не завершенного до конца. Даже название цикла не было твердо установлено автором.

«Вы спрашиваете о предполагаемом названии новелл о Смутном времени, — отвечала Панова М. Г. Козловой 17 апреля 1971 г. — вот оно (сугубо условное): „Был век семнадцатый“. Увы, я очень отошла от этой работы, и, думаю, у меня уже не хватит сил к ней вернуться, тем более что замах (мысленный) был, видимо, слишком широк для моих возможностей» (ЦГАЛИ. Ф. 2223, оп. 2, ед. хр. 65, л. 31).

Несмотря на незавершенный характер цикла, основные очертания замысла Пановой отчетливо выступают в ее рассказах. Главные их герои — реальные исторические лица Смутного времени: Борис Годунов, Василий Шуйский, Иван Болотников, Марина Мнишек.

Участником событий является и еще одно, может быть, самое значительное историческое лицо — народ, тот самый народ, который в трагедии Пушкина «безмолвствует» при вступлении Самозванца на царство, выражая тем самым свое неодобрение происходящему и нравственный суд над ним. Точка зрения этого действующего лица выражена и в первом, вводном очерке «Голод»: и в других «мозаиках» «Смуты». Главные фигуры рассказов изображены, как правило, в одной критической ситуации — в кульминационный момент их жизни или перед окончательной развязкой.

Так именно строится рассказ «Гибель династии» — о смерти Бориса Годунова. Смерть его в 1605 г., в возрасте пятидесяти трех лет, была настолько внезапной, что ее склонны были приписывать самоубийству (см.: Платонов С. Ф. Борис Годунов. Пг., 1921. С. 152). Эта версия осталась неподтвержденной, и новейшие исследователи не разделяют подобных предположений (см.: Скрынников Р. Г. Борис Годунов. Л., 1978. С. 179). Но при отсутствии явных доказательств и предложенная версия не может быть начисто исключена из сферы исторической вероятности. Положение Годунова к 1605 г. стало критическим, и у него могли быть поводы к отчаянию. Конкретные обстоятельства страшной смерти Годунова — не более чем авторское допущение, возможно и фантастическое, зато общие исторические причины гибели молодой династии Годуновых — предмет реальный и наиболее существенный для художника.

Гибель династии Годуновых открыла новую страницу Смутного времени. Одного из главных противников Годунова — князя Василия Шуйского Панова показала в день его величайшего унижения. Именно Шуйский, признав Лжедмитрия I, открыл ему и польскому войску беспрепятственный путь в Москву. Он использовал Самозванца, чтобы поразить насмерть ненавистный ему годуновский род. Однако, как только эта цель была достигнута, он начал против нового царя борьбу за престол. Интрига была открыта, и молодой царь отдал Шуйского и его братьев под суд. Описанная Пановой инсценировка смертного приговора, приготовление к публичной казни на Лобном месте, замена ее ссылкой в Вятку были лишь преходящими эпизодами в сложной политической борьбе.

Шуйский скоро был прощен Самозванцем и вернулся в Москву, Начатую интригу против Лжедмитрия он выиграл. После смерти Дмитрия Самозванца и разгрома польского гарнизона Шуйский был «выкрикнут» московским царем. Он и царствовал четыре года (1606–1610), пока в свою очередь не был свергнут с престола боярами-заговорщиками.

Фигура Болотникова оказалась необходимой в мозаике Смутного времени, но тоже лишь как фрагмент, как часть лаконичного исторического рисунка. Поражение крестьянской армии Болотникова в решающих сражениях с войсками Василия Шуйского было одним из самых трагических моментов в истории России начала XVII в. Народ не смог освободиться от тирании самодержавного государства. Надеждам крестьянства на освобождение в эпоху Смуты был нанесен сильнейший удар. Крепостная кабала стала тогда еще более тяжелой. Но тем и велик был Болотников, что единственный среди всех соратников по восстанию умел смотреть дальше своего века. Приближаясь к трагической развязке, поражению и казни, Болотников в рассказе Пановой не теряет присутствия духа. Мотивы его поступков крупнее и глубже, чем у его врагов. Народная смута, которую он начал, не закончится с его смертью. Болотников сознает это, он уверен, что найдутся последователи, которые подхватят и понесут дальше его «хоругвь».