Андрей Дмитрук - Битва богов

• Название: Битва богов
• Автор: Андрей Дмитрук
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1996
• ISBN: 966-530-004-0

В книгу вошли первая и вторая части дилогии «Битва богов»: «Мы лишь пена морская» и «Хроника тысячелетней войны».

В первой части нас встречает ожившая глубочайшая древность с ее жестокой реальностью працивилизации, технические артефакты, созданные на уровне технологий XX века, всемирная катастрофа и гибель сверхцивилизации.

Вторая часть открывает панораму Второй мировой войны. Действие происходит в фашистском Третьем Райхе и в загадочном мистическом Тибете. Именно туда, в заоблачную гималайскую высь, в легендарную страну Меру-Агарти, оккультный Черный Орден СС направляет своего посланца за смертельными знаниями для создания «Оружия возмездия».

---

— А если ты спустишься туда, вниз, и бросишься в пропасть, — какая сила победит тогда?! — не в силах больше сдерживаться, закричал Вирайя.

Удивительно легкими были мгновенные переходы настроений носатого. На крик Вирайи он ответил улыбкой, забил себя руками по коленям и долго смеялся мелким, сотрясающим все тело смешком…

— О, если бы я до сих пор не знал, что я единосущ, — то догадался бы сейчас! Ты — это я, я! Тысячу раз говорил себе: прикажи летчику открыть люк — и прыгай! Возьми у Вестника пистолет — и выстрели в себя! Попробуй, познай границы бытия!.. Ха, тысячу ра-аз! Это ис-ку-ше-ние-е, мой дорогой двойник, этого делать нельзя!

— Кто же может искушать тебя?

Опять посерело лицо, тоскливо опустились концы губ.

— В глубинах моего «я» заложены и семена гибели.

Неловко цепляясь длиннопалыми руками за язвы скалы, он встал и выпрямился во весь рост — на худых, как палки, ногах, сутулый, с развевающимися жидкими прядями над курчавым воротом.

— Раз я всеобъемлющ и всемогущ — значит, могу уничтожить и себя. В конце концов, разве Вселенная не гибнет и не заменяется другой, когда я засыпаю?

Шагнув вперед, он вдруг цепко схватил Вирайю за локти. Зубы сжимали мундштук, и речь стала совсем невнятной.

— Никто из вас никогда не говорил со мной, как ты… никто, кроме нее!

— Кроме… кого?

— Ну, это глупо. Зачем я буду рассказывать самому себе?

Его зрачки сливались по цвету с радужкой — словно одни безумно расширенные зрачки чернели на фоне красноватых белков. Такие страшные «глаза» бывают на срезе агата. Вдыхая табачный перегар пополам с запахом сладких духов, Вирайя вдруг представил себе, как он схватит носатого за горло, повалит и будет до изнеможения топтать ногами. Тот, наверное, что-то увидел во взгляде архитектора, поскольку сразу отпустил его локти и попытался затянуться погасшей трубкой. Снова явилась на свет зажигалка — золотая коробочка с узором светоносных камней.

Он тщательно раскурил трубку, отвернулся и, не попрощавшись, не оглядываясь, побежал вверх по осыпи. Нелепый, тощий, голенастый, в расхристанном кожухе с мотающимися полами. Взобравшись с неожиданной ловкостью паука, сутулым силуэтом мелькнул на фоне холодной синевы, в свете двух дисков — Солнца и серебристой звезды, которая уже была не намного меньше Солнца. Исчез.

Постояв еще немного, архитектор зарылся лицом в цветы, жадно втягивая ноздрями горьковатый, почти воображаемый запах сырых лепестков. Разгадка вертелась у самой поверхности, но в руки не шла. А может быть, он просто боялся принять разгадку?

О, эта вечная борьба с собственной трезвостью! Хлестнул по натянутым нервам суматошный, оглушительный треск. Из-за свинцового, морщинистого утеса выплыла тройка пузатых черных «стрекоз». Одна из них отделилась от строя, и как-то боком, со страшной быстротой понеслось на Вирайю. Мгновенно оглохший, исхлестанный пыльным ураганом от винтов, он увидел совсем близко крылатый каравай на брюхе машины, и стертый протектор одного из колес, и — в прозрачном синем пузыре кабины — каски Вестников…

Ожили вековые, выцвевшие кадры Савитри: прямо в лицо Вирайи смотрел черный круглый глаз пулемета. Выронив букет, архитектор побежал, споткнулся, ободранными руками обнял валун… Ему показалось, что за спинами Вестников мелькнуло лицо знакомого старика-иерофанта, злое и растерянное, а затем — алый плащ.

И «стрекоза», взяв крен на другой борт, чуть ли не хвостом вперед унеслась от Вирайи. Две другие уже скрылись за краем осыпи.

Дрожащими руками подобрал он цветы. Сердце бешено колотилось, плясали пятна тьмы, словно дефекты пленки. Брезгливо содрал с букета бурый от пыли жгут…

Вирайе трудно было держаться на ногах, не то что лезть наверх — и все-таки он торжествовал. Он карабкался по качающимся глыбам древнего обвала, смеясь и прижимая к груди охапку цветов. Он смеялся, хотя пальцы его были окровавлены.

Больше не существовало ни загадок, ни сомнений, ни бередящих душу вопросов. Впервые за долгие годы, начиная с горячечной, втайне от всех, работы над городом мечты в зеленом альбоме, с первых крамольных вечеринок у Эанны, пришла звонкая, солнечная ясность. Такая же солнечная, как вершины этих великолепных гор, — изгаженных, изгрызенных железными кротами, залитых кровью тысяч рабов во имя сохранения жизни… чьей? Горы великие, чьей?

Он смеялся и плакал, поднимаясь и утирая слезы обшлагом орденской рубахи. Теперь Вирайе хотелось только одного: чтобы скорее подошла к Земле белая, праведная, разящая звезда и одним ударом уничтожила всю копошащуюся человеческую слизь…

Глава XI

Существо это обучало их строить дома, возводить храмы, писать законы и объясняло им законы геометрии. Оно научило их различать семена земные и показало, как собирать плоды.

Берос.

Свалить дерево и разрезать его на кругляши оказалось делом не слишком сложным, — тем более, помогали «коротконосые». Двоим самым сметливым — мужу Уму и его приятелю — Эанна вручил стальные пилы. Зато выдалбливание колод заняло несколько дней. Эанна бил молотком по рукоятке долота, опытным путем ища наилучший наклон. Острохребетные, большеглазые друзья старательно подражали — но их ручонки были намного слабее… Уму благоговейно собирала щепки. Остальные жители деревни, не смея приблизиться, сидели на корточках вокруг поляны. Надо было видеть, с какой детской надменностью несла Уму кувшин к ручью, когда Эанну выпивал всю воду! Перед женщиной уже расступались, к ее дому свернул поток подношений, ранее предназначавшихся колдуну. На глазах начиналась династия верховных жрецов бога Эанны!..

Врачу было, в общем-то, все равно — лишь бы сделать пасеку. Будучи опытным медиком и человеком воли, он быстро понял, что спирт, подогретый в песке — это безумие и скорая смерть. Солдаты поста были уже обречены, все до единого. Рыхлые сердца с трудом перекачивали отравленную кровь; второй офицер вообще не бывал трезвым, радист по ночам гонялся у себя в комнате за мохнатыми человечками, вопил истошно.

Работа, вернувшая бодрость, нашлась в деревне за болотами, у границы сектора. Избавив от смерти сына Уму, укушенного водяной змеей, Эанна не удержался и приехал на следующий день — закрепить лечение. А чтобы мать с отцом кормили мальчишку получше, привез мармеладу и галет. В конце концов, выздоровление мальца было вопросом профессионального престижа…

Но, регулярно посещая деревню, ссыльный не мог не поразиться фантастическому невежеству ее жителей. Они не знали гончарного круга, не умели выделывать кожу, не носили иной одежды, кроме заскорузлых повязок вокруг тощих бедер; им не приходило в голову построить жилище хотя бы в человеческий рост, навесить дверь, вырыть погреб или колодец. Косматые малорослые козы вели полудикий образ жизни в пойме реки; их было не так-то легко отлавливать для доения.

Добровольно взятые обязанности просветителя отвлекли Эанну от тяжелых мыслей, дали смысл монотонному существованию. А сколько было веселых минут! Он жалел, что умеет так мало. Любой агроном или металлург мигом перевернул бы жизнь этого рода, где почти никто не доживал до старости… Однако врач все-таки сумел поднять народ на устройство загонов для скота, создал общинное молочное хозяйство, откормочную загородку для маток с козлятами. Он сделал примитивный плуг, запряг в него пару мужчин и собственноручно вспахал участок возле реки, где сейчас подрастал уже второй урожай пшеницы. (Мешок зерна для первого посева Эанна заказал через Урука, летевшего в штаб сектора, объяснив офицеру, что проросшая пшеница — отличное лекарство от резей в желудке). Также удалось врачу за неполный год обучить наиболее смышленых ребятишек выражать свои мысли рисунками, выцарапанными на глине; после долгих тренировок сплести рыбачью сеть из пальмового луба; сложить печь для обжига посуды и приучить к ней гончаров, ранее обходившихся солнцепеком. Он объяснил нескольким женщинам, как обрабатывать раны и вскрывать нарывы; помог Кси-Су, мужу Уму, открыть мастерскую костяных рыболовных крючков и каменных грузил; показал его другу Падде, как вымачивать кожи в соленой воде.

Впрочем, малые знания Эанны были даже кстати: слишком очевидный прогресс в деревенской «технике» окончился бы «восстановлением равновесия»…

Тяжелее всего было заставить взрослых несмышленышей не просто выполнять из-под палки распоряжения «доброго Анны», но сознательно и постоянно трудиться, поддерживая все новшества: кормить коз и убирать в загонах, полоть и поливать пшеницу, чинить печь. Свежие раны не мазать землей, бормоча заклинания, а промывать и прижигать. Пришлось разработать целую литургию, внушить, что выполнение трудовых обязанностей — это богослужение, жертва…