Тоти Даль Монте - Голос над миром

• Название: Голос над миром
• Автор: Тоти Даль Монте
• Издательство: «Искусство»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

Тоти Даль Монте — выдающаяся итальянская оперная певица XX века. Настоящее имя и фамилия — Антониетта Менегелли.

Эта книга, изданная в Советском Союзе, является книгой ее воспоминаний.

«Воспоминания Тоти Даль Монте великолепно отражают эмоциональную, непосредственную натуру артистки, бесконечно преданной своей профессии. Здесь мы не найдем глубокого анализа основ итальянского вокального искусства, методологии певческого мастерства. Да автор и не ставил перед собой подобных задач. Это увлекательный рассказ о жизненном и творческом пути, приведшем певицу к вершинам мировой славы.»

---

Слова маэстро ярким светом озарили мне всю эту знаменитую сцену, и я поняла, как глубоко проникся Тосканини духом музыки великого композитора.

Повторяя арию, я уже не беспокоилась о технике, а позволила заговорить сердцу Джильды, как хотел этого Верди.

Еще одно важное замечание сделал мне Тосканини в четвертом действии, в сцене смерти Джильды. Он сказал:

— Помни, что, когда Джильда произносит свои прощальные слова, она уже мысленно рассталась с жизнью. В этой арии есть что-то неземное. Тут нужен нежный, ангельский голос, взывающий с мольбой к небесам. Если ты проникнешься душевным состоянием Джильды, голос сам по себе будет звучать печально.

Впоследствии я всегда исполняла эту роль так, как мне подсказал Тосканини, и она неизменно вызывала у зрителей живейшее сострадание к героине. Когда закончилась первая репетиция, мои страхи сменились огромной радостью. Хотя Тосканини ничего не сказал мне, я поняла, что удачно выдержала трудное испытание. Очень напряженными были и репетиции, проводившиеся непосредственно на сцене. Я помню все советы, которые давал Тосканини моим коллегам.

С Галеффи он провел всю сцену из третьего действия, перевоплотившись на время в Риголетто и показывая певцу каждый жест, выражение лица, каждый речитатив, взрывы гнева обманутого шута.

Сколько страсти и самых разнообразных чувств вкладывал Тосканини в свое исполнение! Как глубоко умел он проникать в сокровенные глубины музыки Верди!

Во время одной из репетиций, в перерыве, Тосканини пришлось принять в своей артистической уборной непрошеного посетителя, который во что бы то ни стало хотел поговорить с великим маэстро. Секретарю театра «Да Скала» Аните Коломбо не удалось его выпроводить, и она очень волновалась, видя, что назойливый субъект никак не уходит.

Когда незнакомец наконец удалился, Анита Коломбо попросила у маэстро извинения за то, что не смогла предотвратить это вторжение.

— Ничего, — ответил Тосканини, — пока он говорил, я мысленно повторил все четвертое действие.

— Но кто это был? — спросила Коломбо.

— Право, затрудняюсь вам ответить, — улыбнулся Тосканини.

После генеральной репетиции, сняв костюм и грим, я, сгорая от нетерпения, решила узнать суждение Тосканини о моем исполнении. Я выбежала со сцены и в коридоре столкнулась с Тосканини; он вместе с синьорой Карлой и несколькими друзьями уже направлялся к выходу.

Маэстро сразу понял, что́ я собираюсь у него спросить. Он обнял меня и громко сказал:

— Дорогая малышка, если ты споешь так же и на премьере, нас ждет успех, какой «Ла Скала» не снился тридцать лет!

* * *

Не могу не привести отзывов обо мне крупнейших музыкальных критиков Милана.

На страницах «Коррьере делла Сера» Чезари писал: «…удивительная чистота пения сочетается у Тоти Даль Монте в партии Джильды с редкой способностью легко передавать все оттенки чувств, даже в наименее выигрышных эпизодах. Ее исполнение отличается изяществом, но без манерности и слезливости. Красота голоса в сочетании с естественной фразировкой говорит о подлинном искусстве».

А вот рецензия Орефиче в «Секоло»: «Тоти Даль Монте преподнесла нам очередной сюрприз, спев сцену смерти на одном дыхании, как это и мыслилось Верди, и прекрасно модулируя голос».

Карло Гатти в «Иллюстрационе итальяна» отмечал: «Эта превосходная и умная драматическая актриса, обладающая серебристым, нежным и звонким голосом, блистательно выдержала испытание, и ее смело можно назвать одной из наших многообещающих и талантливых певиц».

В заключение приведу еще одну выдержку из «Коррьере делла Сера»: «Такого исполнения роли Джильды мы не слышали уже много лет».

Среди множества людей, пришедших поздравить меня с успехом, я увидела и Лусарди, самого грозного импрессарио того времени. Он пришел с таким большим букетом цветов (вещь для него неслыханная!), что еле протиснулся в дверь.

С ним были связаны контрактом такие замечательные певицы, как Лабиа, Муцио, Скаччати. Однажды они по собственной инициативе из симпатии ко мне пришли к Лусарди и сказали:

— Теперь вы можете быть довольны. Наконец-то вы нашли певицу, которую так долго искали!

— Кто это? — удивился Лусарди.

— Тоти Даль Монте.

— Конечно, конечно, она молодец, поет хорошо, но не будем преувеличивать, — ответил Лусарди.

И вот он положил на мой стол букет цветов, не проронив ни слова, сел рядом, затем встал, поцеловал меня и удалился.

Молчание грозного импрессарио ясно показало, что мой успех поразил его.

* * *

И на этот раз я поселилась в пансионе синьоры Поли на виа Паскуироло, 3. Я, конечно, могла снять номер в первоклассной гостинице, но предпочла приятную и дружескую атмосферу, царившую в пансионе синьоры Поли. К тому же моя добрая хозяюшка сделала вид, будто не замечает, что я приехала к ней с моей любимой собачкой Пирипиккио.

Я всегда обожала собак. Их у меня было несколько, хотя они и доставляли мне массу хлопот и неприятностей. Сейчас моим тираном стал Жолли, на редкость красивый чистокровный английский пудель с серебристо-серой кудрявой шерстью.

Вместе со мной и собачкой в пансионе синьоры Поли появилась весьма любопытная фигура — мой личный секретарь, элегантный, но немного тучный испанец, не расстававшийся с моноклем, «muy valiente senor Colodron».[6]

Очень деятельный и на редкость тактичный, синьор Колодрон обращался ко всем торжественно и начинал свою речь неизменным «nosotros»,[7] имея в виду, понятно, и своего «шефа», то есть меня.

Он приходил в пансион несколько раз в день. Когда я посылала моего верного секретаря с каким-нибудь поручением в театр к импрессарио, к Клаузетти или к лавочникам, он вежливо объяснял, что «nosotros» желаем то-то и то-то, «nosotros» придем в такое-то время, «nosotros» хотели бы купить вот это.

Очень скоро синьор Колодрон стал весьма популярен в театральных кругах Милана, а некоторые его особенно красочные обороты вошли в поговорку.

Среди прочих важных дел, я поручила ему бдительно следить за моим песиком. Да-да, потому что Пирипиккио отличался необыкновенной живостью и склонностью к внезапным исчезновениям.

Однажды вечером, часов в семь, собираясь в «Ла Скала» на четвертое представление «Риголетто», я имела неосторожность, выйдя на миг из комнаты, оставить дверь приоткрытой. С ловкостью хорька Пирипиккио проскользнул в коридор. Волею случая в это время оказалась незапертой и дверь, ведущая на лестницу. Не долго думая, Пирипиккио выскочил за порог и в два прыжка очутился на улице.

Вернувшись в комнату и не найдя собачки, я заволновалась.

— Скорее, скорее… ловите Пирипиккио!.. Он убежал!.. Догоните его! — закричала я.

Колодрон, служанка и я втроем бросились в погоню. Но Пирипиккио и след простыл. Ужасно беспокоясь за судьбу пропавшего песика, я пришла на спектакль расстроенная, вся в слезах. Пела я как бог на душу положит, ибо мысли мои блуждали далеко-далеко.

В антракте между вторым и третьим действиями Тосканини пришел в мою артистическую уборную и спокойно сказал:

— Что ты сегодня такое съела? Я измучился, слушая тебя.

Я разразилась слезами и поведала ему о своем горе.

— Ну ладно, постарайся петь дальше, как следует, а я уж тебе обещаю, что «Ла Скала» найдет твоего Пирипиккио.

На другое утро за счет театра были расклеены печатные объявления, обещавшие солидное вознаграждение тому, кто отыщет и вернет Тоти Даль Монте ее собачку. Далее следовали приметы моего любимца.

Вечером Пирипиккио снова был со мной, голодный, сконфуженный, громко лаявший от счастья.

Я тоже была бесконечно рада и на следующий спектакль явилась уже совсем в ином настроении.

— Довольна? — спросил Тосканини, видя меня улыбающейся и веселой. — «Ла Скала» и не то может… «Ла Скала» может творить чудеса, моя дорогая Тоти. А теперь постарайся спеть лучше, чем вчера, прошу тебя.

* * *

По истечении контракта с «Ла Скала» я возобновила гастрольные поездки по разным городам страны. Сразу же было видно, что после успешного выступления в «Риголетто» под руководством Тосканини мои акции резко повысились.

В марте 1922 года я приехала в Феррару, где вместе с Пиккалуга и Аугустой Конкато должна была выступить в опере Каталани «Дейаниче». Дирижер спектакля, мой дорогой друг Паолантонио, поручил мне партию Арджелии.

Едва закончились гастроли в Ферраре, выгодный контракт заставил меня — к несчастью, как потом выяснилось, — немедленно отправиться в Милан, а затем в Казале Монферрато, где мне предложили петь Розину в «Севильском цирюльнике» с гонораром 1300 лир за каждое выступление.

Хотя был уже март, снег валил вовсю. Прибыв заполночь в Милан, я не смогла найти извозчика, а разыскать крайне редкие тогда такси было почти безнадежно. Одна, уставшая, промерзшая, я, постояв под непрерывно падающим снегом на привокзальной площади, решила поискать гостиницу, где можно было бы отдохнуть и выспаться. Тут, вероятно, сжалившись над моим несчастным видом, ко мне подошел какой-то синьор и предложил свое содействие. Он помог мне сесть в трамвай, идущий в центр. И здесь началась трагическая эпопея: лаконичное «все занято». Даже в пансионе Поли ни за какие сокровища нельзя было достать свободную комнату. Наконец, в гостинице «Венеция» мне предложили остановиться в ванной комнате, где стояла раскладная кровать и… была невыносимая духота.