Александр Прилепский - Бега

• Название: Бега
• Автор: Александр Прилепский
• Издательство: ООО"Аналитик"
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5905675-21-8

Июнь 1881 года. Через две недели на бегах ожидается розыгрыш Большого Московского приза — самого престижного приза в России. Неожиданно на конюшне вице-президента Московского Императорского общества любителей конского бега Колюбакина арестован наездник, который должен ехать на одном из "фаворитов". Охранное отделение обвиняет его в связях с террористами народовольцами. На следующий день несколько наездников задержаны полицией, якобы за дебоши и шулерство. На страницах влиятельной газеты появляются фельетоны о злоупотреблениях администрации бегового общества. Кто стоит за разгоревшимся скандалом? Какие у него цели? Разбираться во всем этом предстоит репортёру газеты "Московский листок" Алексею Лавровскому и помощнику присяжного поверенного Сергею Малинину. Время на расследование отводится мало — всего неделя…

---

Солдатёнков много путешествовавший по Европе, любил роскошь, как говорят за границей, комфорт. В его особняке на Мясницкой улице имелись комнаты, поражавшие своим изыском — "помпейская", "византийская", "античная", "мавританская". Но при всём этом, традиции старой веры для него были святы. По воскресеньям Козьма Терентьевич вместе с несколькими ближайшими родственниками и друзьями, среди которых был убитый торговец старопечатными церковными книгами Тихон Тихонович Меньшов, одевшись в старинный русский кафтан, шел бить поклоны в домашнюю молельню, уставленную иконами строгановского письма…

Можно было не сомневаться — такой человек сумеет разобраться с убийцами друга.

— Дворник опознал Оршанскую, — продолжал рассказывать Быковский. — Это она приходила в дом Меньшова под видом "странницы из земли египетской".

— Что, запела птичка?

— Нет, молчит. Но я на признательные показания её и Никольского особо и не рассчитываю. Извозчик Андрей Чесноков во всем сознался, а он много чего знает. Для обвинительного приговора достаточно… Если, конечно, до суда доживут. У рогожских, сами знаете, руки длинные… Ох, заговорились мы с вами, батенька, а мне через полчаса Никольского допрашивать… Вот вам записная книжка Байстрюкова, читайте.

Лавровский внимательно просматривал страницу за страницей. Несколько раз упоминался какой-то А.А., от которого сыщик получал по 30–50 рублей… Поборы с проституток, содержателей домов свиданий… Взятки начальству… А вот это уже интереснее — "Егорка конюх -10 руб". Больше ничего заслуживающего внимания в записной книжке не нашлось.

Времени у обоих было мало, но все-таки нашли несколько минут, чтобы поболтать о лошадях, бегущих в воскресенье.

— Как вам воронцовский Батыр? — поинтересовался Быковский. — Он на приз Управления государственного коннозаводства для пятилетних жеребцов записан.

— В Петербурге он бежал не очень удачно, то проскачка, то лишние сбои. Но там и наездник был, не чета Федору Семёнову, которому его сейчас передали.

Оба пришли к выводу, что от воронцовской конюшни в любой момент можно ждать сюрприза — материал там исключительно классный, да и наездников Илларион Иванович подбирать умеет.

Лавровский припомнил рассказанную ему Михаилом Ивановичем Бутовичем историю о том, как лет двадцать назад впервые появился на петербургских бегах молодой граф Воронцов-Дашков, который только что завел свой завод. Привез никому не известного, хоть и хорошего происхождения, жеребца Задорного и наездника Степана Облапохина, никогда на бегах до того не бывавшего. Разумеется, никто в серьез их не принял. Тем большим оказалось всеобщее изумление, когда воронцовский жеребец выиграл приз.

— Облапошил ты нас, граф, — говорили маститые петербургские беговые спортсмены. — Облапошил.

С тех пор, уверял Бутович, и пошло это расхожее выражение…

Эта дача была одной из самых больших и лучших на Петербургском шоссе — просторный двухэтажный дом с верандой, сад, несколько конюшен. даже небольшой круг для проводки лошадей. Раньше она принадлежала первейшему российскому барышнику Бардину — даже цари и великие князья у него лошадей покупали. Недавно её приобрел молодой, но уже известный коннозаводчик Малютин. Средства позволяли — он был совладельцем и членом правления торгово-промышленного товарищества "Павла Малютина сыновья", текстильные фабрики которого находились в Бронницком уезде.

В беговом обществе Николая Павловича Малютина уважали и за знание лошадей, и за хорошее, разностороннее образование, и за то, что говорил всегда умно и по делу, и за хлебосольство. Алексею несколько раз довелось у него обедать. Особенно понравился ему горячий картофель — выписывали его из Риги и готовили по особому, держащемуся поваром в секрете, рецепту. Но сейчас на угощение рассчитывать не приходилось — лето, как всегда, Малютин проводил в своём курском имении Быки.

Встретил его малютинский управляющий Яков Никонович Сергеев — высокий тучный человек с курчавой бородкой.

Он знал о приятельских отношениях Лавровского и Чернова, поэтому сокрушенно развел руками:

— А Павла Алексеевича нет. Они, с дружком своим Терентьевым как вечером поехали в "Яр", так до сих пор гуляют. Один с радости, что из кутузки выпустили, другой с горя. Из-за Летучего он сильно переживает.

— Ну, этому горю пособить можно, — улыбнулся Алексей. — Скажи-ка Яков Никонорович, имеется у вас среди служащих конюх Егорка?

— Есть такой. Сын дьячка из церкви в наших Быках, Егор Кутейкин.

— Позови-ка его сюда.

Конюх Кутейкин оказался очень схож с репортёром Сережкой Емельянцевым. Только без пенсне. Поди, такой же бахвал и пьяница. И трусоват, скорее всего.

— Ты, братец, говорят из духовного сословия, — добродушно начал Лавровский. — Значит, священное писание знаешь. Так скажи нам, за сколько Иуда Христа продал?

Конюх почувствовал недоброе:

— За три… тридцать се… серебряников.

— А ты продешевил, выходит. Только десятку с Яшки Байстрюкова взял, — сочувственно, почти ласково, сказал Алексей. И, вдруг, рявкнул, что есть силы. — Рассказывай, паскуда, все на чистоту! Может тогда тебя, христопродавца, господин Сергеев за решетку и не отправит.

… Все началось с визита на конюшню графини Оршанской. Егор тогда выводил лошадей на круг. Графиня дала ему на чай двугривенный и поинтересовалась, какое у него жалование. Узнав, сказала, что у неё такой конюх получал-бы втрое больше и посоветовала обратиться к своему управляющему, он, дескать, завтра, в полдень в "Перепутье" будет. Спроси, мол, Якова Ивановича, его там все знают.

В "Перепуье" Егор встретился, судя по его описаниям, с Байстрюковым и Сенькой Картузником. Байстрюков объяснил, что хорошее место ещё заслужить надо и предложил, не бесплатно, за красненькую, всю неделю добавлять Летучему в воду по щепотке порошка.

— Я не хотел, — всхлипывал, размазывая слёзы по небритым щекам Кутейкин. — А второй, здоровый такой, нож достал и говорит: " Не сделаешь как велено — перо в бок". Вот со среды я и подсыпаю. Больше половины ещё в кулёчке осталось.

— Пошел вон! — крикнул Сергеев. — После поговорим.

Когда конюх вышел, просительно обратился к Лавровскому:

— Алексей Васильевич, вы уж обо всем этом Николаю Павловичу не докладывайте. Такой позор! Ведь иуду этого по моей протекции на призовую конюшню взяли.

— Не переживай, — успокоил его Алексей, и вспомнил любимое присловье Николая Ивановича Пастухова — Всё знаю, да молчать умею.

Глава 25. ГЕНЕРАЛ ИЗ ПЕТЕРБУРГА

Еженедельное заседание комиссии сорока, Московского Императорского общества любителей конского бега, проходило в зале на втором этаже беговой беседки, поражавшим своей роскошью: зеркальная стена, отделявшая его от ложи вице-президента и паркетные полы; изящные кресла, мраморные столы и стулья вокруг них; бронзовые канделябры. На стенах портреты императорской четы, графа Алексея Григорьевича Орлова-Чесменского, всех президентов и вице-президентов общества.

Заседание, как всегда, проходило бурно, с долгими речами и жаркими спорами. Хотя, согласно уставу, никакими существенными правами комиссия не обладала. Даже решения по финансовым вопросам, о суммах более тысячи рублей, принимало общее собрание действительных членов общества.

Лавровский и Малинин слышали все через неплотно прикрытую дверь. Вместе с Петром Александровичем Черевиным они сидели в ложе вицепрезидента и попивали коньяк.

— Ну и разошлись, — покачал головой Черевин. — Словно в парламенте каком.

Честно говоря, Алексею этот человек нравился всё больше и больше.

Ещё не известно, как сложилось бы всё, не задержи графа Воронцова-Дашкова в Петербурге неотложные служебные дела. Но, известив телеграммой, что приехать не может, он прислал своего помощника генерал-адъютанта Черевина. Притом помощника не по коннозаводской части, а по императорской охране.

…Пётр Александрович Черевин прославился отчаянной храбростью. В девятнадцать лет, сразу после окончания школы гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров, отправился в действующую армию — шла Крымская война. Потом служил на Кавказе, участвовал в подавлении польского мятежа. Особо отличился в русско-турецкую войну. Как начальник императорского конвоя он мог на законных основаниях оставаться в тылу, но попросился на передовую. Принял казачью бригаду и всё время находился в авангарде армии. Дважды был удостоен золотого оружия с надписью "За храбрость". Получил орден Святого Георгия 4-й степени. Храбрость доводилось ему проявлять не только в боях. Когда народовольцы устроили на него покушение, он лично скрутил пытавшуюся застрелить его террористку и передал подоспевшей охране.

Все знавшие Черевина отзывались о нем, как о человеке добром, честном и умном, но чрезвычайно склонном к употреблению крепких напитков…