Сергей Лисицкий - Этажи села Починки
Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Этажи села Починки"
Описание и краткое содержание "Этажи села Починки" читать бесплатно онлайн.
В сборник Сергея Лисицкого включены повесть и рассказы, в которых ставятся проблемы современного села. Автор пытается отразить не только разительные перемены, происшедшие в облике и укладе современной сельской жизни, но и те благотворные изменения, что происходят в умах и сердцах людей.
Прошло около получаса, о клеве не было и речи. Василий проверил насадку, подошел к Стужину, раскрыл хозяйственную сумку.
— Не клюет, так мы клюнем, — подмигнул он, доставая походный складной стакан, яблоки и бутылку вина. — Ситников! На сушу! Да сапоги снимай, беги подальше от ревматизма.
— Меня не так просто взять, — заметил Ситников, — я не зря так усердно читаю журнал «Здоровье».
— Пустейший журналишко.
— Это почему же такое мнение о нем?- — спросил Стужин.
— А потому, что кроме популярно изложенных лекций о той или иной болезни, — в нем ровным счетом ничего нет.
— Так уж и нет?
— Я вот врач, — Василий положил свою широкую ладонь на грудь, — но мне претит, когда этот журналишко пытается рядить меня в тогу безгрешности и совершенства. Из номера в номер, буквально в каждой статье варьируется одна и та же, в общем-то верная, мысль о том, чтобы люди не занимались самолечением, что все вопросы лечения решает врач.
— Так что ж тут неверного? — вступился в разговор Ситников, который снял сапоги и сидел в шерстяных носках.
— Неверно то, что утверждать так — значит смотреть на действительность слишком однобоко. Разве у нас нет такого, когда у больного подозревают сердечную недостаточность, а на самом деле у него мигрень. Или ищут у человека гастрит, колиты, чуть ли не язвенную болезнь, а у него — нарушение функции щитовидной железы.
— Хороший врач диагноз поставит верный, — заметил Ситников.
Мамонтов вспыхнул:
— Стало быть, есть хорошие врачи. А раз они есть, то должны быть и плохие. Не логично ли?.. Посредственные, наконец.
— Чего ты хочешь? — спросил Стужин.
— Хочу, чтобы журнал этот поднимал более серьезные проблемы, решал их глубоко и всесторонне. Такие, например, как диагностика. Сколько тут трудностей, сколько вопросов. Нельзя же всерьез возводить фигуру врача в панацею ото всех бед, как лицо абсолютно непогрешимое, тем более возводить эту непогрешимость в абсолют.
Ситников с недоверием посмотрел на Василия.
— А миллионные тиражи — не свидетельствуют ли они о его популярности?..
— Вот именно, — оживился Мамонтов, — свидетельствуют. Только не журнала, а скорее, интереса миллионов к вопросам медицины как таковой. А главное — к своему здоровью.
Стужину не хотелось спорить с Мамонтовым, хотя он далеко не со всеми его доводами был согласен. Он отвечал механически, а сам думал об Анне. Он даже поймал себя на мысли: «Заведи сейчас Василий разговор о вреде курения или о последних нововведениях в школьной программе — что перегружает неокрепший мозг ребенка, — во всех случаях он, Стужин, поддерживал бы разговор. Поддерживал лишь для того, чтобы где-то рядом вилась и не обрывалась ниточка главной мысли — мысли о ней, об Анне».
— Ладно, — примирительно оказал он, — оставим этот разговор, да и рыбалку тоже. Пора по домам.
Проводив товарищей и пообещав быть вечером опять у Мамонтовых, Александр неторопливо зашагал домой. Он думал об Анне: «Надо во что бы то ни стало с ней поговорить. Во что бы то ни стало».
Медленно тянулось послеобеденное время. Стужин с нетерпением ожидал вечера. Мысли о ней не покидали его ни на минуту. Он брал книгу, пытался читать и отвлечься от этих мыслей, но в памяти его опять вставал ее образ. Альбом с семейными фотографиями тем более наводил мысли о далеких годах, о ней. Вот фотография выпускников-десятиклассников, где она во втором ряду, справа, а вот еще одна — они в группе лыжников десятого «А».
«Надо поговорить. А что, собственно, даст этот разговор, — думалось ему, — к чему он?..» Ему, конечно же, хотелось узнать ее отношение к себе. Поскольку он считал, что во всем виноват сам, — сказать ей лишь свои исповедальные слова.
«Как глупо все получилось в первый раз. Но ведь она была чем-то занята», — опять подумалось ему.
Стужин курил сигарету за сигаретой, ходил по комнате взад-вперед, и мысли его словно вращались по какому-то заколдованному кругу.
«Будь что будет», — решил он, отправляясь к Мамонтовым.
Все случилось так неожиданно, что Александр в первые минуты даже стушевался. Не успел он подойти к дому Мамонтовых, как встретился с Анной, которая спешила куда-то с девушкой в желтой кофте.
— Анна, — нерешительно позвал Стужин, переводя взгляд куда-то мимо, в сторону.
— Я сейчас, — сказала она, повернувшись к девушке, ожидавшей ее в нескольких шагах.
— Анна, — Александр назвал ее именно так, как часто называл тогда, раньше. — Я… Мне хотелось бы поговорить, узнать, как ты… как сложилась… В общем — поговорить.
Она почти нисколько не изменилась в лице, лишь тонкая улыбка едва тронула ее четко очерченные губы.
— Что, Сашко, говорить?.. Хорошо, я скажу. Только позже. Знаю, у тебя жизнь сложилась более удачно. Мне хвалиться особенно нечем, но и жаловаться ни на что не могу… Прости, тороплюсь, да и ждут меня…
— Прошу…
— Вечером.
Она снова едва улыбнулась краешками туб, и Стужин не смог разобрать, чего было больше в ее улыбке: сожаления или упрека.
Весь вечер Александр сидел в задумчивости, рассеянно слушал неутомимого Мамонтова, терпеливо выслушивал рассказы Ситникова о своей службе, зачастую невпопад отвечал на вопросы. Он понимал, что так и не сможет поговорить с Анной, ловил несколько раз себя на мысли, что его присутствие здесь ни к чему, что он лишний в этой веселой компании.
Поздно вечером, в двенадцатом часу, когда луна поднялась над самой трубой летней кухни и тени от нее тянулись и терялись в темноте сада, — все засобирались по домам.
— До завтра, — тряс руку Стужину Василий. — Ты ведь через два дня отчаливаешь?
Александр молча кивнул головой.
— Ну, вот, а мы через четыре…
Александр крепко пожал горячую руку Анны. Лицо ее было в тени, и он досадовал, что не удалось рассмотреть его выражения. Вдруг руку словно обожгло. В его ладони оказался плотно сложенный квадратик бумаги. Учащенно забилось сердце. Стужин боялся, что бумажка вдруг выпадет из рук, и сжимал пальцы крепко, до онемения…
Уже дома, оставшись один в комнате, он зажег настольную лампу и бережно развернул записку.
И, о боже!.. Словно удар в лицо, его обожгли им самим написанные строки семнадцать лет назад!.. Это были его слова. Значит, она хранила их в памяти все эти годы?!
Он не то чтобы забыл о них, просто не думал, чтобы они за все эти годы сохранились в ее сердце, что эти слова вернутся к нему через семнадцать лет. А они вернулись, вот они:
«Анна, через год я приеду. Жди.
Твой Александр».На обороте ее размашистым почерком с наклоном вправо выведены всего три строчки:
«Сашко, милый, я ждала три года. Будь уверенность — ждала бы еще и еще. Но где же те слова и те клятвы, которые переждала любовь моя? Ан.».
Стужин несколько раз подряд перечитал записку. Долго сидел за столом, подперев голову руками: «Сашко…» Она называла его все так же, как в те счастливые далекие годы…
Очнувшись от воспоминаний, словно от глубокого сна, Стужин поднялся из-за стола и стал лихорадочно собирать в чемодан свои вещи, бумаги, книги.
Утром, чуть свет, он отправился к автобусной остановке, пообещав растерявшейся матушке, что навестит ее через две-три недели.
Кирасир
Аким Герасимович Гончар, а по прозвищу дядюшка Кирасир хворал вот уже третью неделю. Двадцать дней отлежал он на русской печи сначала в ознобе, а после в горячке и с тупой болью в пояснице. Сперва он просил подать ему на печь тулуп и валенцы, лежал, завернувшись с головой, а после, когда озноб прошел, разметавшись, лежал в одной рубахе и старых «техасах» внука, которые любил за то, что они напоминали ему посконные штаны.
«Зима пшик, пошла, лето началось», — говорил он, упрашивая Пантелеевну, старуху свою, чтоб та сняла валенцы и забрала тулуп.
Кирасир был хотя и невелик ростом, но широк и сутуловат в плечах, с реденькой с проседью татарской бородкой и слезящимися карими глазами. В свои восемьдесят семь лет он вполне обходился без очков, любил читать численники и четвертую страницу газеты; по-стариковски копался во дворе и огороде, был, как говорят, легок на ногу. Единственное, что сказалось с годами, — его глухота. Разговаривать с ним надо не иначе как кричать на ухо и при этом необходимо помогать разговору жестами — иначе не услышит, не поймет.
Безобидное прозвище — Кирасир — досталось ему в наследство не то от деда, не то от прадеда, когда кто-то из них вернулся с царской службы с таким мудреным званием. Впрочем, многим старухам, не понимающим смысла этого нерусского слова, ничуть не мешало называть старика «керосином».
Кряхтя и отдуваясь, Гончар слез с печи, вошел в просторную высокую горницу и невольно закрыл веки. После полутемного запечья весеннее солнце, ярко бьющее со всех сторон в большие окна, слепило глаза. Он опустился на диван и, чувствуя еще слабость, но не ту, что была еще неделю назад, а иную, в которой угадывались пробуждающие силы, — по привычке прошептал: «Слава те господи. Кажись, миновало… Теперь, считай, выжил — весна…» Он открыл глаза и, к удивлению своему, увидел за окном на старой вишне скворца. Птица сидела у самой скворечни и чистила перья.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Этажи села Починки"
Книги похожие на "Этажи села Починки" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Сергей Лисицкий - Этажи села Починки"
Отзывы читателей о книге "Этажи села Починки", комментарии и мнения людей о произведении.