Сергей Лисицкий - Этажи села Починки

• Название: Этажи села Починки
• Автор: Сергей Лисицкий
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

В сборник Сергея Лисицкого включены повесть и рассказы, в которых ставятся проблемы современного села. Автор пытается отразить не только разительные перемены, происшедшие в облике и укладе современной сельской жизни, но и те благотворные изменения, что происходят в умах и сердцах людей.

---

— Чай, ныне рассветовские мы, к тебе, Фомич, — сказал за всех Михаил Лукин.

— Давайте, — показал директор рукой на дверь своего кабинета.

Починковцы зашли, сняли фуражки, сели у стены. Романцов тоже сел, но не за стол, на обычное свое место, а тут же сбоку стола.

Тут зашел и Самохин. Алексей Фомич поймал на лице Петра Ильича лукавую улыбку, которая говорила: «Не подскажи людям — не догадаются».

— Ну, так что за нужда?

— Нужда не нужда, а знать надо, чем заниматься теперь нам в новом хозяйстве, — пояснил Иван Пантелеевич Титов.

— Что верно, то верно, — Алексей Фомич повернулся к Титову.

— Иван Пантелеевич, правильно я называю? — Романцов нарочито переспросил Титова, хорошо зная, что того зовут Иваном Пантелеевичем. — Ты, например, тракторист.

— Так, — утвердительно кивнул Титов. — С сорок девятого на тракторе.

— Тебе и карты в руки, — сказал Романцов, — нам трактористы во как нужны. Или, может, другую работу хочешь?

— Вот те на, столько лет на тракторе, и вдруг…

Романцов кинул взгляд на остальных. Лукин выжидательно смотрел на директора своими серыми пристальными глазами, молчаливый Буряк изучал носок собственного сапога.

— Я, стало быть, на ферме, — сообщал Лукин, — телят кормлю-пою.

Романцов нацелил карий глаз на собеседника, секунду подумал:

— Ну что ж, будешь у нас на промкомплексе теперь. Идет?

Взглянул на Самохина: как, мол, думает комиссар. Тот улыбался.

Лукин нерешительно посмотрел на Алексея Фомича, перевел взгляд на соседа.

— И кладовщик нужен, комбикорма отпускать некому.

— Дай подумать, с бабой посоветоваться надо, а то она у меня, стало быть, такая…

Самохин рассмеялся. Улыбнулся и Романцов:

— Ну, ну, посоветуйся, потом скажешь.

Очередь была за кузнецом Яковом Буряком, но тот все так же неподвижно сидел, опустив голову.

— Он у нас завсегда первым кузнецам был, а механика лучшего и не найдешь, — ответил за Буряка Титов.

— Дело известное, все знают, — подтвердил Лукин.

— Знаю, знаю, — кивнул в сторону кузнеца Романцов.

Буряк был известным человеком в здешнем околотке. Слишком уж выделялся он среди других. Небольшого роста, но такой плотный и коренастый, что впору хоть ставь его на бок — одинаково будет. Одним словом, кубышка. А кубышка — она и есть кубышка. Был он одним из сильнейших среди своих товарищей, но силой не любил бахвалиться. Подков не ломал (хотя для него это дело пустяшное) — кочергу в узел не завязывал и наковальню молотом ни одну не разбил. Наоборот, был он до удивления бережливый, хозяйственный и смекалистый человек. Подковы он ковал, причем в деле этом обладал завидным умением. А когда лошади начали переводиться — стал присматриваться к агрегатам и машинам. Начинал с самого простого: борона, букарь, сеялка, жатка. Лишь со временем подступился к трактору, а там и к комбайну.

«Такого человека, как Буряк, иметь в ремонтных мастерских — очень даже подходяще», — подумал директор, когда проводил починковцев из кабинета. С кузнецом поладили на том, что тот будет работать в мастерских. Причем немногословный кузнец выразил свое согласие кивком головы да произнес при этом свое неизменное «ну».

Относительно буряковского немногословия в Починках слагались и ходили байки и анекдоты. Односельчане в разговоре между собой называли кузнеца не иначе как «Ага-да-ну». Это прозвище как нельзя лучше раскрывало суть его характера, немногословие, односложность его скупой речи. Романцов тоже знал немало почти анекдотических эпизодов, связанных с именем кузнеца Ага-да-ну. Один из них Алексею Фомичу рассказал кто-то совсем недавно.

Сынишка Якова Буряка, пятиклассник Петя, как-то принес домой породистого голубя. Закрыл его в комнате, а сам ушел гулять на улицу. Пришел Буряк-старший. Увидел птицу и подумал, что она случайно влетела в комнату, — выпустил ее в окно. Мальчишка пришел — в слезы. Спрашивает отца: куда девался голубь? Отец так объяснил сыну пролажу: «Я его тот, а он под тот, ну тогда я его и вытот», — что понимать надо так: «Я его хотел поймать, а он под кровать, ну я его тогда и выпустил в окно».

Это, пожалуй, была одна из самых пространных речей кузнеца. И еще он сказал тогда сыну: «Не плачь, — и добавил: — Я куплю тебе пару турманов у Титовых».

Хмурый на вид Буряк был человеком добрейшей души. Трогательная любовь его к людям, выраженная не на словах, что ему не давались, а на деле, при его замкнутости и внешней суровости, многих поражала. Хотя и называли его, кроме Ага-да-ну, — кузнецом, на самом деле свою кузницу он покинул лет десять назад и работал теперь механизатором — выращивал картофель. Всем памятен случай, как он, соревнуясь с Фетисовым из «Красного луча», передал тому комплект лап-отвальчиков для культиватора, которые сам сконструировал и изготовил. Произошло это не так давно, в начале лета.

Событие это, обыденное на первый взгляд в текучести сельских будней, вспомнилось Алексею Фомичу с такими подробностями и деталями потому, что рассказал о нем ему Пашка Лемехов, большой мастер рассказывать, как он выражается, «с картинками». Был один из дней неустойчивых и переменчивых, какие случаются иногда в Придонье даже летом. С утра небо хмурилось и оживленно шелестел дождик. Потом прояснилось. Выглянуло солнце и так припекало, что земля курилась в маревой истоме. Медвяные запахи трав, колосящихся хлебов и молодого сена смешивались и дурманили голову.

А через каких-нибудь полчаса в поле становилось сухо. Ибо в начале лета почти всегда действует весенний еще закон, согласно которому на ведро воды приходится всего лишь ложка грязи. Старая, годами выверенная эта крестьянская примета вспомнилась почему-то Якову Буряку в тот момент, когда он разворачивал свой видавший виды «Беларусь» на низком суглинистом участке поля.

Легко и ритмично, словно сердце здорового человека, работал мотор машины. Земля, в меру влажная, ложилась споро. Бесконечной лентой тянулись ряды изумрудно-зеленой картофельной ботвы. Лапы-отвальчики, тщательно подогнанные Яковом, «по-своему» хорошо рыхлили удобренную почву. Буряк так увлекся, что и не заместил, как подошло время обеда. Лицо его оживилось, когда он мельком увидел на небе, что от грозившей дождем тучи не осталось и следа. Небо по-прежнему было светлым, а остатки ее пронесло стороной.

«Сегодня закончу», — подумалось ему. А окучивать картофель и в самом деле оставалось немного. Оставшийся косогор был значительно уже, чем вначале. Кроме того, берег реки-безымянки тут сворачивал несколько влево, и его узкая кромка, поросшая купырем и полевой ромашкой, ограничивала участок, образуя подобие клина.

Выход к берегу — разворот. Еще. Еще. На одном из заходов, разворачиваясь, увидел Яков на противоположном берегу реки трактор Фетисова. «Вернулся с дальних полей», — мелькнуло у кузнеца в голове. В том, что это он, сомнения не было. Это его участок. Его трактор с голубым бензобаком. Сердце Якова, нельзя сказать чтоб дрогнуло, но забилось сильней. Да и как тут будешь равнодушным, когда перед тобой соперник. Не впервые он, Яков Буряк, соревнуется с механизатором из «Красного луча» и знает его упорство и настойчивость.

Нельзя оказать, чтоб Буряк и Фетисов были давно знакомы. Узнали они друг друга недавно. Особенно близко сошлись в последние годы. В Фетисове Якова привлекало прежде всего то, что тот был общительным добрым малым. Но не из тех добрячков, которые быстро со всеми сходятся и почти так же легко расстаются и, что хуже всего, ко всем одинаково доброжелательны, а в сущности, ко всему безучастны.

На одном из заходов Яков заметил, что Фетисов вроде бы при развороте медлит. То ли показалось, то ли в самом деле так. «Ждет, видно. Хочет, чтоб я подоспел к берегу», — подумал Яков. Сделав еще по одному кругу, машины их подравнялись, и получилось так, что к берегу на разворот оба вышли разом.

Фетисов первым остановил разгоряченную машину, поднял приветственно руку.

— Здорово! — крикнул Яков, заглушив мотор.

Разом сошли на берег.

— Заканчиваешь?

— Два-три захода осталось.

— А я только что вернулся из-за холмов. Припекает…

— Припекает, — согласился Яков.

Они разошлись по машинам. Через час Буряк закончил работу. Вывел на обочину машину. Заглушил мотор. Не спеша достал из ящика ключи. Наклонился к агрегату и стал торопливо отвинчивать лапы-отвальчики.

Выждав, когда Фетисов подъедет к берегу, — махнул рукой. Тот увидел и сразу догадался, в чем дело. Остановил трактор. Разделся. А кузнец уже входил в воду, блаженно щурясь на серебристые солнцем волны. Глубина была небольшая, чуть выше пояса.

Встретились почти у берега.

— Держи! — Яков протянул приспособление.

— Ну, спасибо. Спасибо, друг! — повторил Фетисов.