Вадим Пеунов - Без права на помилование

• Название: Без права на помилование
• Автор: Вадим Пеунов
• Издательство: «Радянський писменник»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

...Расследуя дело об ограблении магазина, майор Орач нападает на след изменника Родины, виновного в гибели мирных людей в годы временной оккупации Украины фашистами...

Действие романа современного русского писателя, живущего на Украине, происходит в наши дни в крупном промышленном центре. Автор рассказывает о нелегкой службе работников милиции, ведущих борьбу с нарушителями социалистической законности, затрагивает проблемы воспитания молодежи.

---

— С кем они завелись? — спросил он дежурного.

— Друг с другом... У вашего Сани — рука порезана. У Сирко — физиономия всмятку...

Час от часу не легче!

— Пьяные?

— То-то и оно, что трезвые... Я хотел... Сами понимаете, товарищ майор, Петр Федорович — человек уважаемый... И при смерти. Думаю, угробит его такое известие о сыне. Решил: возьму грех на душу, выдержу парней, заставлю написать объяснительную, а утром отпущу подобру-поздорову. А ваш сын требует, чтобы дело было передано в прокуратуру. Говорит: «Не сделаете этого, напишу жалобу».

И еще пригрозил: «Отпустите Сирко — беды не миновать, у нас с ним — свои счеты». Свидетели говорят, что завелись они из-за какой-то девчонки. Товарищ майор, может, вы приедете? Парням грозит двести шестая... Испортим биографию обоим...

Поножовщина в общественном месте! И с кем! С закадычным другом! Из-за чего? Дежурный райотдела сказал: «Из-за девчонки...» В это трудно было поверить. Славка — женат. В отпуск приехал вместе с женой, мать которой живет в Волновой. И жена у Славки, да и теща такие, что особенно не разгуляешься: крылышки пташке вмиг поощипают. Единственный человек, с кем жена без боязни отпускает Славку на «любые мероприятия», — это Саня. Верит она ему. А у Сани взгляд на девичий вопрос вообще не современный. И вдруг — из-за девчонки драка, поножовщина... И ко всему требование: «Передайте документы в прокуратуру!» Почему друзья в одно мгновение стали вдруг лютыми врагами?»

Иван Иванович ответил дежурному:

— Выезжаю.

Он позвонил домой, предупредил Аннушку:

— Часика на три выскочу в район.

Жены милиционеров... Судьба обделила их вниманием и лаской не менее чем жен моряков, которые по десять месяцев в год без мужей. Вся жизнь милицейской жены соткана из ожидания и надежд, из опасений и страха. Вдруг однажды кто-то из близких друзей мужа, потоптавшись за дверью, осторожно позвонит. Затем, переступив порог, остановится при входе, глядя на застывшую от дурного предчувствия хозяйку виноватыми глазами, и скажет охрипшим от напряжения голосом: «Извини... так уж вышло...»

Ночь-заполночь — звонок. Сонный Иван Иванович протянул руку — телефон всегда рядом. «Да, слушаю. Машину выслали? Выхожу». Еще трубку на место не положил, а свободной рукой уже натягивает рубашку. Чмокнул в щеку жену: «Мать, спи. Справлюсь — вернусь. Пустяковое дело». А по пустяковому ночью заместителя начальника уголовного розыска Управления внутренних дел области не вызывают. Тем более из отдаленного района.

Уехал. Сутки его нет, и третьи — ни слуху, ни духу. Иная, из молодых-неопытных, позвонит на службу. Но и там не найдет утешения, ей ответят с теплотой в голосе: «Да что вы волнуетесь! Такая у него работа». Она-то знает — ра-бо-та... Но сердце полнится тревогой: «Позвонил бы! А уж если так некогда, попросил бы кого-нибудь... хотя бы дежурного: мол, все идет по плану, ждите...»

Ох, это женское сердце! Казалось бы, за девятнадцать лет можно привыкнуть! Разве это первый или последний предупредительный звонок Ивана Ивановича? Но Аннушка встревожилась!

— Что-то хлопотное?

— Ничего особенного: вызвали в район.

Он чувствовал, что она сейчас спросит: «В какой?» Таких вопросов она обычно не задавала, но если вдруг бы спросила, он вынужден был бы ответить: «В Волновую». А это — ее дом, ее родина, и, хотя близких родственников у нее там уже давно нет, Аннушка все равно разволновалась бы, вспомнив, что Саня со Славкой уехали именно в Волновую.

Он сказал:

— Часа через три вернусь. — И поскорее положил телефонную трубку на рычажки.

Зайдя к Строкуну, который тоже не покидал Управления, корпел за столом над какими-то бумагами, Иван Иванович доложил:

— Проскочу в Волновую... Санька там набузотерил: в ДК сцепился со Славкой Сирко. Толком не знаю, но кто-то из них схватился за нож. Доставили в райотдел, Санька требует, чтобы протокол задержания составили по всей форме и обязательно передали в прокуратуру.

Строкун знал, какая давняя дружба у сына майора Орача с сыном знаменитого на всю республику председателя колхоза «Путь к коммунизму» Петра Федоровича Сирко.

— Да что они, мухрморов объелись?!

— Будто бы из-за девчонки...

— Санька из-за девчонки пошел с ножом на Славку? Майор Орач, если ты в это поверишь, я перестану тебя уважать как розыскника! Поезжай, разберись...

Парни, разведенные по разным углам, сидели в комнате. Глянув на них мельком, Иван Иванович убедился, что потрепали они друг друга изрядно. У здоровяка Славки (штангой бы ему заниматься, бить мировые рекорды!) под правым глазом — огромный синяк, глаз заплыл и почти не открывается, под породистым вздувшимся носом запеклась корочка крови. Славка, откинув голову назад, положил ее на высокую деревянную спинку жесткой заеложенной лавки и прижимал скомканный в потной руке платок к раскисшей губе, которую украшали роскошные, словно у гусара-ухаря, черные усы.

Сане тоже досталось. Рубашка спущена с плеча, рванули ее за рукав, словно спешили распустить на бинты, чтобы перевязать раненого. Но лицо — чистое, Славкины пудовые кулаки его, видимо, не коснулись.

— Аники-воины! — сердито заключил Иван Иванович.

Славка Сирко виновато, чисто по-мальчишески (парню шел уже тридцатый) потупился и отвернулся. Ему было стыдно. Совсем иное чувство владело Саней: глаза — словно угли потухающего костра, на которые дунул ветер. Он весь собрался, сжался, вот-вот прыгнет на своего обидчика...

Иван Иванович прошел к дежурному за стеклянную перегородку.

Майора Орача в здешнем райотделе считали «своим», здесь он начинал службу участковым инспектором, затем розыскником. Дослужился до капитана, отсюда несколько лет тому его и направили в областное управление.

При виде Ивана Ивановича дежурный поднялся из-за пульта. Он был смущен, — уж так ему все это неприятно...

— Что тут все-таки произошло? — спросил Иван Иванович.

— Они молчат, — кивнул дежурный на доставленных, которых хорошо было видно сквозь стеклянную стенку. — Позвонили из ДК: дерутся парни, из приезжих, могут порезать друг друга. Тут как раз подвернулись ребята из ГАИ на мотоцикле.

И вот — привезли... — Дежурный выложил на стол складной нож с деревянной ручкой, — такими садовники обычно делают обрезку кроны. — У Сирко отобрали. А ваш орудовал ремнем с офицерской пряжкой.

Иван Иванович взвесил на ладошке нож. Сколько ему за годы работы в милиции довелось повидать таких ножей — с государственным клеймом и самоделок, некоторые из них были настоящими произведениями искусства. Но все — участники (а затем — вещественные доказательства) человеческих трагедий: они калечили и убивали.

Ивану Ивановичу было обидно за сына и его закадычного друга: до такой степени потерять человеческий облик!

Правая рука Сани была замотана платком. «Нож за лезвие поймал», — определил Иван Иванович. Саня сжимал порезанную ладошку в кулак, значит, пальцы сгибались, сухожилия целы. А могло все закончиться и более трагически.

«Дурошлепы!» — обругал он в душе обоих.

Его удручала злость, которая руководила драчунами, та жестокость, с которой они сцепились, а главное, то несчастье, которое могло произойти, не подоспей вовремя сотрудники ГАИ на мотоцикле. «Кто из них виноват? Кому отдать предпочтение? И надо ли кому-то из них отдавать это предпочтение»?

— Обоюдная драка с применением холодного оружия, — констатировал Иван Иванович. — Злостное хулиганство в общественном месте — статья двести шестая, часть третья Уголовного кодекса — до семи лет лишения свободы.

Парни угрюмо молчали.

— Что вы не поделили? — жестко спросил Иван Иванович. В таком тоне он вел допрос отъявленных бандитов. Подержал в руках нож, передал его дежурному.

Славка, должно быть, понял, что шутки кончились. Побледнел.

— Не я начал, — кивнул на Саню. — Я за ним в Донецк приехал, соскучился. В ресторане пообедали. Вечером сюда прикатили, батю в Благодатном навестили... Отпуск мне дали по телеграмме... Попрощаться вызвал, говорит: «Умру скоро».

Иван Иванович знал, что знаменитый председатель благодатненского колхоза Петр Федорович Сирко доживает последние дни: заел бывшего воина ревмокардит. Да и в послевоенные годы, когда восстанавливался дотла разоренный, разграбленный оккупантами колхоз, у председателя легких дней не было. По восемнадцать часов в сутки на ногах, сто стрессов на месяц. Вся жизнь страны в то время умещалась в одном емком слове: «Надо!» А если надо... значит, надо! И делали, не считаясь со временем, с возможностями, со здоровьем. А жизнь-то у человека одна...

— Тебя по телеграмме к больному отцу, а ты... на танцульки в ДК... И в драку! — упрекнул дежурный по райотделу Славку Сирко.

Тот, чувствуя себя виноватым, обратился за поддержкой к Ивану Ивановичу: