Евгений Лукин - Педагогическая поэма второго порядка

• Название: Педагогическая поэма второго порядка
• Автор: Евгений Лукин
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: ISSN 1680-645X

Люди играют в разные игры. Кто-то в ролевые по произведениями, кто-то в ролевые по жизни. Но что будет если игра будет стоять во главе политики государства?..

---

Видя такое дело, подлый ставленник реала прянул к дверям и выскочил на крепостной двор — пока не придушили.

Подушкой? Запросто!

* * *

Принести себя в жертву может любая женщина, но русская женщина не принести себя в жертву просто не может. Вчера, например, она была готова, глупея от восторга, отдать жизнь за царя-батюшку, сегодня — за мужа-декабриста, который, кстати, батюшку-то этого в случае успешного выступления предполагал шлепнуть собственноручно, а завтра… А черт ее знает, что завтра! Смотря за кого замуж выйдет.

Правда, с нынешними мужьями — морока, бабоньки, морока. Особенно, ежели угораздило жить в эпоху перемен. Вчера еще Боренька твой был пролетарий от сохи — и вдруг, выясняется, дворянин. Вчера еще дедушка его отважно воевал за рабочее дело, а теперь, глядишь, погиб в большевистских застенках, как и подобает деникинскому офицеру. Ну вот как прикажете жертвовать жизнью за такого супруга, если у него квента что ни день начисто переписывается!

А с другой стороны, подумаешь — квента! Был бы супруг, а квента приложится…

Во Дворец (так теперь именовалось здание Министерства) Клару Карловну не пустили. Напрасно цеплялась она за рукав драгоценного своего Савушки — оторвали, чуть ли не отшвырнули. Кончилась игра, господа!

Осунувшаяся, с лихорадочным блеском в глазах (и от этого, как ни странно, помолодевшая еще сильнее), она отступила и беспомощно огляделась. Площадь была пуста. Куда бежать? Кому жаловаться? Петру Маркеловичу? Через парадный подъезд не пробьешься. Есть еще, правда, служебный вход… Наврать, что замминистра назначил ей встречу устно, а охрану предупредить забыл… Не верите? Ну позвоните ему по внутреннему телефону, скажите: Клара Карловна на проходной пропуска дожидается… Да! Клара Карловна! В девичестве — Цеткина, завуч…

И несчастная женщина побежала к служебному входу, что располагался с тыла министерского здания.

— Петра Маркеловича вам? — несколько даже охально переспросили ее там. — Не-ет, Петра Маркеловича вы сегодня не дождетесь. Да и завтра тоже…

— Что с ним? — спросила она, холодея.

— Пригласили, — многозначительно ответили ей.

— Куда?

— На ковер. А может, и сразу под ковер. У нас это запросто.

Не чуя под собой ног, Клара Карловна покинула стеклянную коробку проходной. Потом вдруг обнаружила, что снова стоит перед колоннадой парадного входа. Как она там очутилась, выпало из памяти напрочь.

Стало быть, съели замминистра… Или доедают еще… И замминистра, и всю его команду… Клара Карловна опустилась прямо на ступеньку и вновь выпала из бытия. Сколько она так просидела, сказать трудно. Из столбняка ее вывел низкий надрывный сигнал.

Вскинула голову и увидела, что по узкой улочке напротив, едва не раздвигая ее бортами, прет по-кабаньи колонна грузовиков армейского образца. Выбрались на оперативный простор, затормозили. Секунда, другая — и на глазах оторопевшей Клары Карловны из машин хлынули на мостовую остервенелые доспешники: эльфы, орки, нуменорцы, — оглашая площадь гневным гомоном, лязгом железа и лаем команд. Говорят, по сей день ни одна армия мира не побила рекорд римских легионеров в смысле быстроты построения. Так вот, прибывшие вполне бы могли претендовать на почетное второе место. Оно и понятно — олдовые. Цивилы остались на полигоне.

Высоченный эльфийский воин бегом устремился к ступеням. Это был Славик.

— Клара Карловна, где он? Куда его?

* * *

Кабинет, в котором допрашивали Савелия Павловича, был не велик и не мал. Задернутые шторы, над столом гравюра, изображающая око Саурона, в углу медицинский столик-каталка, накрытый салфеткой — и поди еще пойми, что там под ней: выпивка-закуска или зубоврачебные инструменты.

— Иван Николаевич! — молил задержанный. — Вы скажите хоть, по какому вы ведомству.

— Это вы узнаете позже, — загадочно отвечал чиновник. За десять лет Иван Николаевич тоже сильно изменился: не дожидаясь окончательного облысения, обрил голову наголо и отпустил махонькую бородку клинышком, отчего и впрямь стал похож на татаро-монгольского захватчика. — Вы полагаете, что ваш сегодняшний арест — это игра второго порядка? — соболезнующе осведомился он. — Жаль вас разочаровывать, но вы действительно арестованы.

— А полномочия у вас имеются?

— Вроде бы мы с вами давно знакомы, — напомнил Иван Николаевич, с укоризной посмотрев на узника. — Вы всерьез полагаете, что я сошел с ума и решился задержать вас, не имея на то никаких полномочий?

Аргумент прозвучал убедительно.

— Очень мило, — язвительно отозвался Савелий Павлович, ослабляя ворот рубашки. — И что же вы мне намерены пришить? Подрывную деятельность? Не смешите! Она невозможна в принципе! Борясь с ролевыми играми, в итоге сам включаешься в игру… Так или нет?

— Не совсем, — изронил Иван Николаевич и взглянул на задержанного еще загадочнее. — Как бы это вам подоходчивее… Ну, скажем так: решили двое в шутку пофехтовать. Взяли деревянные шпаги. Стук-стук… сломались шпажонки. Берут медные. Бряк-бряк… погнулись. Хватают стальные! Смотрят… — содрогнулся, сделал паузу, глаза стали мертвыми. — А из-под клинков — искры летят…

На слове «искры» у Ивана Николаевича даже горло малость перехватило — и Савелий Павлович почувствовал себя совсем неуютно. Что-то и впрямь не слишком смахивало происходящее на игру, пусть и второго порядка.

— Так вот, летят уже искры, — осипшим голосом заключил монголоидный чиновник. — Вовсю уже летят… Вы сами не представляете, уважаемый Савелий Павлович, какое оружие, играючись, выковали. Тайная, практически неуязвимая организация, разветвленная во все сферы жизни, в любой момент способная перехватить управление страной… Да ни одна бы вражеская разведка не смогла создать такого!

И Иван Николаевич сделал страшные глаза.

— Позвольте… — вымолвил тоже оробевший Савелий Павлович. — Но мы же… Да черт возьми! — тут же взорвался он, устыдившись своего испуга. — Не собираемся мы ничего перехватывать! Мы русскую классику изучаем!

«Я никого не убивал — я «Письма к ближним» сочинял…» — выпрыгнула вдруг в голове пара строк из Саши Черного.

Иван Николаевич внимательно посмотрел на задержанного, налил в стакан воды, хотел подать, но вместо этого выпил сам.

— Несущественно, — выдохнул он, осушив стакан до дна. — Сегодня русскую классику, а завтра?.. Когда добро выстраивает свою систему — это уже без пяти минут зло. Помните, как говаривал в известном фильме папаша Мюллер? Контрразведчик не пользуется прилагательными… Одни существительные и глаголы: «объект пошел, объект сделал»… Так вот, по нынешним временам, уважаемый Савелий Павлович, можно пропускать и существительные. Не важно, кто ты такой, важно, что ты творишь. А уж как ты себя при этом позиционируешь — дело десятое…

— Но мы же ничего пока не натворили!

— Пока — да.

Пару секунд оба молча глядели друг другу в глаза.

— И еще, — добавил Иван Николаевич, по-прежнему не отводя взгляда. — По нынешним временам некогда разбираться и с модальностью. Разница между «мог сделать» и «сделал» сейчас исчезающе мала. Понимаете, о чем я?..

— Нет, — твердо отвечал Савелий Павлович. Решил стоять до конца. — Прошу меня извинить, но все, что вы сейчас говорите, не более чем спекуляция! Плод вашего воображения!

— Плод воображения? — Иван Николаевич дернул на себя выдвижной ящик и выбросил на письменный стол ворох каких-то конвертов и бумаг. — Вот это плод воображения? И учтите: здесь только бумажная корреспонденция. А сколько ее в электронном виде?

— Что это?

— Доносы! Народ всполошился… Да-да! Народ, который вы не принимали во внимание, который вы пренебрежительно именовали цивилами, вступил в игру… А если народ вступил в игру, то, считайте, игра кончилась, Савелий Павлович! Все пошло всерьез.

На Ивана Николаевича было жутковато смотреть. В искривленном татарском лице проглянуло что-то от Мефистофеля.

— Кроме того… — малость передохнув, мрачно продолжил он. — Так ли уж оно невинно, ваше занятие? Пока русская классика была обезврежена школой, ситуация находилась под контролем. Ту чушь, которую несли педагоги хотя бы о Толстом, ученики приписывали самому Толстому… Но теперь-то, теперь! Они же читают и понимают все так, как написано… Русская классика! Да это, если хотите знать, самая подрывная, самая антигосударственная литература! Никакой благодарности властям… Державина вон Екатерина в зубах носила — и что взамен? «Властителям и судиям»? «И вы подобно так умрете, как ваш последний раб умрет…» Или Пушкин ваш разлюбезный! Холили его, лелеяли, учили, воспитывали, а он? «Твою погибель, смерть детей с жестокой радостию вижу…» Это государю-то императору!