Олег Лебедев - Нефритовый голубь

• Название: Нефритовый голубь
• Автор: Олег Лебедев
• Жанр: Детектив
• ISBN: 978-5-4474-0835-0

Москва накануне первой мировой войны… Именно здесь, в воссозданной автором с почти фотографической точностью обстановке той жизни, разворачивается действие произведения. Зверски убит полковник Михаил Подгорнов. Расследование дела ведет полиция. Свои версии произошедшего появляются и у брата жены убитого Петра Феллера, молодого русского немца, человека умного, педантичного, немного занудливого. Читателя не оставят равнодушным зигзаги сюжета, язык произведения – своего рода стиль ретро.

---

Версия, изложенная Али Магомеддом, не показалась убедительной проницательному Тертышникову. Он, как выразился Женя, «так и пронзал пучеглазого индусского обманщика своим цепким взглядом», а в конце концов приказал жандармским чинам незамедлительно обыскать контору.

Обследование, произведенное чинами, дало поистине ошеломляющие результаты. Бездыханное тело полковника было найдено в той огромной печи, которою я видел краем глаза во время недавнего визита к пророку. Полицейские обнаружили труп в специально устроенном лазе, охватывавшем по периметру топку печи. Этот лаз, собственно, и создавал большие ее габариты.

Вместо левого глаза на лице Михаила Александровича была ужасная рана…

Да, его лишили жизни точно таким способом, как и всех тех людей, о чьих смертях я прочел в субботу, в «Русских ведомостях».

Само собой, что Али Магомедда обвинили не только в убийстве полковника, но и этих несчастных. Для такой постановки вопроса имелись более чем веские основания. Во-первых, тело в лазе вокруг печки. Во-вторых, недвусмысленное признание самого пророка в ссоре с полковником. Наконец, сам лаз, который Али использовал для того, чтобы прятать свои жертвы.

Здесь, кстати, отыскали несколько волос, не принадлежавших полковнику. Значит, прежде там было сокрыт еще чей-то труп. Следователь считал это вполне доказанным.

***

На следующий день, в среду, Тертышников пригласил Эльзу в полицейское управление для того, чтобы отдать ей вещи, найденные у убитого. Я в те тяжелые для сестры дни неотступно сопровождал ее всюду, куда бы она не выходила из комнаты. Разумеется, что не отклонился от исполнения родственного долга и на сей раз.

Следователь сидел в своем обтянутом черной коже кресле. Обычно непроницаемое лицо Тертышникова выражало неподдельную скорбь. Над головой офицера висел портрет Государя-Императора, написанный, несомненно, даровитым художником. Николай II строго смотрел на стол, на котором находились вещи покойного, и одновременно с подлинно отеческим состраданием – на убитую горем вдову.

Надо признать, что Подгорнов был человеком редко встречающегося ныне спартанского склада. В отличии от тех, кто таскает с собой множество бесполезного барахла, даже когда ненадолго отлучается из дома, полковник всегда брал с собой лишь самое необходимое.

Перед нами лежали бумажник, массивные золотые часы-луковка с длинной цепочкой, пара бриллиантовых запонок из магазина Кузнецова, батистовый, сверкающий чистотой носовой платок, маленький флакончик одеколона «Тезия» (парфюмерия А. Мемерсье), набор зубочисток, две коробки папирос «Дядя Ваня», а также приглашение на IX международный конгресс по прикладной химии (наука эта составляла долгие годы единственное хобби полковника).

Плачущая Эльза брала эти предметы один за другим, прижимала их к своему страдающему, доброму сердцу. Я ласково держал руками вздрагивающие от рыданий плечи сестры, периодически обращаясь к ней со словами утешения. Впрочем, помимо естественного, глубокого своей неподдельностью сопереживания я испытывал немалое удивление из-за того, что среди предметов не было любимой перьевой ручки полковника: нефритовой, увенчанной фигуркой голубя.

Михаил Александрович, насколько я знал, никогда не расставался с ручкой. Куда же в таком случае она могла деться?

Пропажа ручки была бы вполне естественной, если бы наряду с ней исчезло и все остальное. Тогда стало бы ясно – покойного ограбили. А тут… Мое недоумение крепло.

Эльза немного успокоилась. Прикусив губу, она собрала вещи полковника в свой ридикюль. Тертышников, чьи крошечные глаза, в свою очередь, заметно увлажнились, подошел шаркающей походкой к Эльзе – еще раз выразить свои соболезнования. Слова его снова вывели мою несчастную сестру из состояния крайне шаткого равновесия.

Она разрыдалась и в истерическом припадке вцепилась руками в профессорскую бороду доблестного следователя. Эльза громко заголосила, ноги ее неожиданно свела судорога, и она почти повисла на бороде Тертышникова, который, впрочем, держался мужественно, можно сказать, стойко. Благодаря, видимо, присутствию за своей спиной портрета обожаемого монарха, его незримой, но очень значимой поддержке.

Автору этих строк пришлось потратить немало сил, успокаивая свою бедняжку-сестру. Наконец она смогла собраться с силами. Я взял ее под руку. Мы покинули здание полицейского управления.

Тогда я еще полагал, что полковник по какой-то нелепой случайности оставил нефритовую ручку в кабинете, когда собирался к Али Магомедду. Сразу после того, как мы очутились дома, и я сдал Эльзу на руки нашей матери, я пытался отыскать эту пишущую принадлежность в кабинете Подгорнова.

Перерыв ящики письменного стола усопшего зятя, обнаружил немало разнообразных вещей. В том числе: четырнадцать колод потертых игральных карт, двенадцать упаковок слабительного «Sagrada Barber», фуражку и свисток трамвайного кондуктора, три баночки средства от общей и половой слабости «Биола», огромный бинокль «Трейдер» с разноцветными линзами, два кусочка хрустального мыла «от Ф. Мюльгенса, поставщика многих Высочайших дворов» со следами передних и боковых человеческих зубов на поверхности, початую баночку со средством для предохранения кожи от загара, картонную коробочку с обгрызенными ногтями пальцев рук, подшивки «Журнала для женщин» за четыре последних года, разрозненные номера этого же журнала с начала выхода издания, множество пустых тюбиков из-под рыжей краски для волос «производства Зеегера», немецкую губную гармошку, пустую копилку-свинку, восемьдесят черных страусовых перьев, обширнейшее собрание английских открыток с полуобнаженными индианками, и еще 50 экземпляров брошюры профессора Гофмана «О преждевременных родах». Я, конечно, подозревал, что зять мой – человек не вполне нравственный, но не до такой же степени…

Удрученность, которую испытывал я от сделанного открытия, дополнялась разочарованием от того, что нефритовая ручка найдена мною не была.

***

Полиции дело об убийстве моего зятя казалось совершенно очевидным. Вскоре Тертышников передал его в суд. Начался процесс, на котором Али Магомедда обвинили в нескольких убийствах.

Общественное мнение в отношении пророка было настроено однозначно негативно. Газеты давали материалы о процессе под рубрикой «Ритуальные убийства», перед зданием суда ежедневно собиралась толпа, неоднократно порывавшаяся учинить расправу над Али. Московские обыватели не сомневались, что убийцей был пророк, в силу своих изуверских наклонностей подкарауливавший припозднившихся прохожих и наносивший им смертельные раны в глаз каким-то острым предметом. Теперь, после его поимки, в городе перестали страшиться злодея, лишавшего людей жизни таким экзотическим способом.

На процессе Али упорно стоял на своем, утверждая, что после ссоры полковник, живой и невредимый, ушел из его конторы, и с тех пор он Михаила Александровича не видел. Что же касается ответа на вопрос, для чего, собственно, в печи был устроен лаз, то здесь обвиняемый давать какие-либо объяснения наотрез отказался.

Стоит ли удивляться, что присяжные единодушно признали Али Магомедда виновным? Их не смутили те обстоятельства, что на теле Михаила Александровича отпечатков пальцев пророка обнаружено не было, что полиция не нашла орудие убийства. Все это нисколько не поколебало и судью, приговорившего Али к смертной казни.

Об исполнении приговора московские газеты сообщили с радостью. Поместив это известие среди наиважнейших на первые полосы выпусков. Сразу после еще кратких информаций о начинающемся кризисе на Балканах…

***

Эту историю многоуважаемый Фун-Ли прокомментировал следующим образом:

– Все, как обычно, господин Феллер… – китаец важно поглядел на меня. – В бедах бренного мира всегда виноват Восток. Подумать только, этот варвар Али Магомедд причинил столько зла цивилизованному обществу, – изрек он с чрезвычайно глубокомысленным видом.

Надо отметить, что я не был с ним полностью не согласен. Никогда не предполагал, что Эльза станет страдать из-за смерти человека, отравившего ее молодость. К счастью, время, самый могущественный волшебник-целитель, как обычно бывает, взяло свое. И в этом благом деле волшебнику помог, как вы сами, наверное, сообразили, не кто иной, как Игорь Велтистов.

Не проходило дня, чтобы он не заглядывал к нам. С каждым разом сестра моя встречала его все приветливее, чего нельзя было сказать о двух крошках – детях полковника. При всей неприязни к покойному вынужден признать, что к четырехлетней голубоглазой дочке Свете и трехлетнему толстенькому Вадику он относился как нельзя лучше.

Дети были очень малы. Им говорили, что папа, дескать, ушел на войну. Но они интуитивно ощутили его смерть. Нет, они не спрашивали, когда вернется отец. Просто и Света, и Вадик перестали быть теми жизнерадостными созданиями, каковыми являлись прежде. Они обращали мало внимания на подарки, которые делали им мои родители, не играли весело со мной, как раньше. Даже ласки матери воспринимали не так, как при жизни отца.