Лора Инглз Уайлдер - На берегу Тенистого Ручья [На Тенистом ручье]

• Название: На берегу Тенистого Ручья [На Тенистом ручье]
• Автор: Лора Инглз Уайлдер
• Издательство: Янтарный сказ
• Жанр: Детская проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-7406-0309-9

Этот роман можно читать в любом возрасте – в нём много добра, юмора, фактического материала времён заселения американцами индейских территорий. Повествование идёт от имени Лоры, жившей с сёстрами и родителями в Большом лесу, затем среди дикой прерии, на берегу Тенистого ручья, у Серебряного озера. Снежные бури, степные пожары, индейцы, саранча, голод… не раз заставляли поселенцев сниматься с места и снова пускаться в путь. Вместе с описанием жизни на каждой странице романа – искренняя любовь - к отцу, матери, сёстрам; милые подробности жизни, диалоги, песни отца, стремление матери воспитать маленьких леди среди дикой природы. Однако главное, чему научили родители Лору, это любви – к семье, природе, своей стране.

---

Так они бегали, кричали, хохотали, пока совсем не запыхались. Тогда они присели отдохнуть, а мама сказала:

— Принесите-ка мне грифельную доску, и я нарисую вам одну историю.

— А разве историю надо рисовать? — спросила Лора, кладя доску маме на колени.

— Сейчас увидишь, — ответила мама и начала рассказывать:

— Птичка! Это птичка! — завопила Кэрри. Она хлопала в ладоши и смеялась, пока не свалилась со своей скамеечки. Лора и Мэри тоже смеялись и упрашивали маму:

— Мама, расскажи еще историю! Ну пожалуйста!

— Ну что ж, — сказала мама и начала: «Вот дом, который построил Джек...»

Когда она закончила эту историю, грифельная доска с обеих сторон была покрыта рисунками. Она дала ее Лоре и Мэри, чтобы они читали и смотрели на рисунки сколько захотят, а потом спросила:

— Мэри, ты можешь рассказать эту историю?

— Да, — ответила Мэри.

Тогда мама все стерла и дала Мэри чистую доску.

— Запиши ее тут, — сказала она. — А вам, Лора и Кэрри, я сейчас кое-что покажу.

Она дала свой наперсток Лоре, Мэрин наперсток — Кэрри и показала, как прижимать наперсток к замерзшему стеклу, чтобы на нем. Получались ровные кружочки. Так можно было рисовать на окне целые картины.

Лора нарисовала рождественскую елку. Потом нарисовала летящих птиц. Еще она нарисовала бревенчатый дом с трубой, из которой шел дым. Она нарисовала даже толстяка и толстушку. А Кэрри просто делала на стекле кружочки.

Когда Лора кончила разрисовывать свое окно, а Мэри подняла глаза от грифельной доски, в комнате были сумерки. Мама улыбнулась им.

— Мы так увлеклись, что совсем забыли про обед, — сказала она. — Так давайте поужинаем.

— Разве ты сначала не пойдешь к скотине? — спросила Лора.

— Сегодня уже не пойду, — сказала мама. — Утром я ее поздно кормила и дала побольше, чтобы хватило до завтра. Может, ураган хоть немного стихнет.

Вдруг Лоре и Мэри стало очень грустно. Кэрри захныкала:

— Хочу к папе!

— Замолчи, Кэрри, — сказала мама.

И Кэрри притихла.

— Мы не должны бояться за папу, — твердо сказала мама. Она зажгла лампу, но не поставила ее к окну. — Давайте ужинать, — повторила она. — А потом мы все ляжем спать.

На третий день

Всю ночь дом содрогался от ветра. На следующий день ураган был еще сильнее, чем прежде. Еще страшнее стали завывания ветра, снег бил в окна так, что стоял непрерывный треск.

Мама собралась идти в хлев.

— Завтракайте, девочки, — сказала она. — И будьте поосторожней с огнем. — И она исчезла в бушующем урагане.

Прошло очень много времени, прежде чем она вернулась. И начался новый день.

Он был долгим и мрачным. Они сгрудились возле печки, но спинами чувствовали холод. Кэрри капризничала, улыбка у мамы была усталая. Лора и Мэри, как ни старались, не могли хорошо выучить урок. Стрелки часов двигались так медленно, что казалось, они стоят на месте.

Наконец серый дневной свет сменился темнотой. Лампа освещала дощатые стены и окна, все в белом инее. Если бы папа был тут, он сыграл бы на скрипке, и им сразу стало бы весело и уютно.

— Ну вот что! — сказала мама. — Нечего нам так сидеть. Хотите, сыграем во что-нибудь?

Джек не притронулся к ужину. Он тоскливо вздохнул в своем углу. Мэри с Лорой переглянулись, и Лора сказала:

— Нет, мама, спасибо. Мы лучше пойдем спать.

Забравшись в ледяную постель, она тесно прижалась спиной к спине Мэри. Ураган сотрясал дом: весь он скрипел и содрогался. Лора с головой накрылась одеялом, но рев урагана был хуже волчьего воя. Холодные слезы побежали у нее по щекам.

На четвертый день

Утром ветер больше не издавал таких жутких звуков, как раньше. Он беспрерывно выл, и стены дома не тряслись, но ревущий в печке огонь почти не согревал комнату.

— Холод усилился, — сказала мама. — Закутывайтесь в шали и держитесь вместе с Кэрри поближе к печке.

Вскоре после того, как мама вернулась из хлева, иней в восточном окне засветился желтоватым светом. Лора подбежала к окну, стала дышать на стекло и скрести его, пока не сделала в нем глазок. На улице сияло солнце!

Мама тоже подошла и посмотрела. Потом Мэри и Лора по очереди стали глядеть, как ветер гонит над землей одну за другой волны снега. Небо казалось ледяным, и солнечный свет, проникавший в глазок, был не теплее тени.

Глядя в глазок, Лора увидела сбоку что-то темное. Большого мохнатого зверя, бредущего по колено в снежном потоке. Медведь, подумала она. Зверь неуклюже завернул за угол дома и заслонил окошко рядом с дверью.

— Мама! — крикнула Лора. Дверь распахнулась, и мохнатый зверь, весь в снегу, шагнул в комнату. На них глянули папины глаза, и папин голос произнес:

— Хорошо ли вы себя вели, пока меня не было?

Мама кинулась к нему. Лора, Мэри и Кэрри тоже подбежали, крича и смеясь. Мама помогла ему снять пальто, и снег посыпался на пол. Пальто папа тоже уронил на пол.

— Чарльз! Ты жив, ты не замерз! — сказала мама.

— Едва не замерз, — ответил папа. — И голоден как волк. Дай-ка я сяду поближе к огню, а ты накорми меня, Каролина.

Лицо у него осунулось, глаза стали больше. Сидя рядом с открытой духовкой, он все еще дрожал от холода. Он сказал, что сильно замерз, но ничего себе не отморозил. Мама быстро согрела немного бобового отвара и дала ему.

— Вот хорошо, — сказал он. — Теперь-то я согреюсь.

Мама стянула с него сапоги, и он поднял ноги повыше к жаркой духовке.

— Чарльз,— спросила мама,— как же ты... неужели ты... — Она улыбалась, и губы у нее дрожали.

— Послушай, Каролина, никогда за меня не волнуйся, — сказал папа. — Я ведь должен вернуться домой, а иначе кто позаботится о вас с девочками. — Он посадил Кэрри к себе на колени, обнял одной рукой Мэри, а другой Лору и спросил:

— Ты что думала, Мэри?

— Я думала, что ты придешь, — ответила Мэри.

— Молодец! А ты, Лора?

— Я думала, что ты не сидишь с мистером Фичем и не рассказываешь всякие истории, — сказала Лора. — Я... я очень сильно хотела, чтобы ты пришел.

— Вот видишь, Каролина! Ну как можно после этого не добраться домой? — спросил папа. — Дай-ка мне еще этого отвара, а потом я вам все расскажу.

Они ждали, пока он отдохнет, поест бобового отвара с хлебом, выпьет горячего чая. Волосы и борода у него были мокрые от растаявшего снега. Мама высушила их полотенцем. Он взял ее за руку и усадил рядом с собой, потом спросил:

— Знаешь ли ты, Каролина, что означает эта погода? Что на будущий год мы соберем небывалый урожай пшеницы!

— Правда? — сказала мама.

— Этим летом саранчи не будет. В городе говорят, что саранча прилетает только тогда, когда лето жаркое и засушливое, а зима мягкая. И снега нынче столько, что у нас должен быть отличный урожай.

— Это хорошо, Чарльз, — спокойно сказала мама.

— Ну вот, об этом и шел разговор в лавке, когда я спохватился, что мне пора возвращаться. Когда я уже собирался уходить, Фич предложил мне бизонью шубу. Она досталась ему по дешевке от одного человека, который уезжал на Восток с последним поездом, и ему нужны были деньги на билет. Фич сказал, что уступит мне ее за десять долларов. Десять долларов — деньги не малые, но...

— Я рада, Чарльз, что ты согласился, — сказала мама.

— Как оказалось — на свое счастье, хотя тогда я еще этого не знал. Но пока я шел до города, меня продуло насквозь. И я подумал, что, пожалуй, в такой ветер мое пальто не годится. Поэтому, когда Фич сказал, что я могу с ним расплатиться весной, продав шкурки, я надел шубу поверх старого пальто.

Не успел я выйти в открытую прерию, как увидел на северо-западе тучу, но она была совсем маленькая и к тому же еще далеко, и я решил, что смогу ее обогнать. Скоро я пустился бегом, и все-таки ураган застиг меня на полпути к дому.

Все бы ничего, если б эти буранные ветры не дули разом со всех сторон. Не знаю, как им это удается. Если буря приходит с северо-запада, ты по крайней мере можешь быть уверен, что, подставляя ветру левую щеку, идешь на север. Но в буран ничего из этого не получается.

Все же мне казалось, что я могу идти прямо, даже если не знаю, где восток, а где запад. Поэтому я продолжал идти вперед — или так мне казалось, — пока не понял, что заблудился. Я прошел уже добрых две мили, а ручья все не было, и я не знал, в какой он стороне. Единственное, что мне оставалось, — это идти и идти, пока не кончится буран. Если бы я остановился, я бы замерз.

Итак, я решил переупрямить ураган. Я шел и шел, ничего не видя перед собой. С таким же успехом я мог быть слепым. Я не слышал ничего, кроме ветра. Вы, верно, заметили, что в буран как будто слышны чьи-то голоса — то вой, то отчаянные крики?

— Да, папа, я их слышала, — сказала Лора.

— И я, — сказала Мэри. А мама кивнула.

— А еще были огненные шары, — сказала Лора.