Евгений Николаев - Дневник последнего любовника России. Путешествие из Конотопа в Петербург

• Название: Дневник последнего любовника России. Путешествие из Конотопа в Петербург
• Автор: Евгений Николаев
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-76362-7

Гусарского поручика Ржевского по делам службы вызывают в столицу. Он покидает свой эскадрон, расквартированный в Конотопе, и садится в бричку. Перед ним Русь: дураки, дороги, постоялые дворы, бойкие трактирщицы, сладострастные помещицы, кутежи с чиновниками, драки с купцами… Как всякий путешественник, Ржевский ведет дневник – и из него становится ясным, что не такой уж поручик каналья, беспринципный бабник и пропойца! Нет, конечно, он такой и есть – но еще поручик Ржевский философ, естествоиспытатель и неутомимый искатель вечной любви.

---

Из всех офицеров, сидевших тогда за столом, только трое изъявили готовность принять участие в столь рискованном состязании: старый вояка ротмистр Щеколдин, поручик Тонкоруков и я. Остальные воздержались: ведь одно дело идти в бой, где, рискнув головой, можно равно снискать как посмертную славу, так и пожизненные почести, но совсем другое – рисковать, чтобы без всякой славы, навечно стать жалчайшим рабом на унылой галере жизни.

Послали за кузнечихой интенданта Горнова, а сами продолжили игру. Однако карты не шли, ведь в мыслях у каждого было совсем другое. Что будет? Согласится ли Ганна участвовать в таком состязании? И вообще, какова она собой – ведь никто из нас прежде не видел эту легендарную бабу из Ремесленной слободки. Хоть и говорили, что она весьма недурна, но кто говорил? Кучер Федот да солдат Пронька? А у них уж известно какое представление о дамских прелестях!

Но вот подъехала бричка, мы бросили карты и дружно прильнули к окнам. Сначала из брички выпрыгнул интендант Горнов. Он по-молодецки подкрутил ус и с учтивым поклоном, словно принимал княжну, подал руку вылезавшей из брички особе. Та, однако, руку его не приняла, сама соскочила. Она была, как и большинство местных женщин, приземистая, округлая и крепкая, словно дикое яблоко. Затем из брички с осторожностью высунулась чья-то голова в капоре. Так из-под камня высовывает голову рак, когда собирается покинуть свое убежище, но прежде внимательно осматривается – нет ли поблизости врагов. Как потом выяснилось, эта голова принадлежала пожилой сроднице кузнечихи. По местному этикету молодая женщина не должна была одна, без всякого сопровождения посещать офицеров, поскольку это считалось неприличным. Удивительно: публично разгибать причинным местом гвозди здесь не считалось предосудительным, а приехать на переговоры без дуэньи было неприлично, ведь это могло бросить тень на репутацию молодки!

Кузнечиха быстрыми шагами пошла к дому по песчаной дорожке меж кустов сиреней. Волосы ее были повязаны платком, как у янычара, а скулы широки и крепки, точно у щуки, которая не столько мелкими рыбешками лакомится, сколько разгрызает чьи-то крепкие кости.

– А, пожалуй, хороша, чертовка! – воскликнул кто-то из офицеров.

Ганна без всякого смущения зашла в комнату и осмотрела собравшихся. Глаза у нее были голубые и такие твердые, что всяк, кто попадал в них своим взглядом, невольно сморщивался, как если бы наступил на камешек, Бог весть как оказавшийся в его сапоге.

Вперед выступил, как старший по званию, штабс-капитан Щеглов.

– Изволите ли видеть, сударыня… Мы решили… – обратился он к Ганне, но тут же закашлялся от смущения. – Мы позвали вас затем…. Чтобы… обсудить, так сказать… Кха-кха… Словом…

– Да я уж объяснил ей все по дороге, – воскликнул интендант Горнов. – Она согласна принять участие в состязании за пятьдесят рублей серебром.

– Не серебром, а синими ассигнациями! – поправила его Ганна. – Что, только три отважника нашлось?

Тут она обвела всех нас скопом своим особенным взглядом, даже не стараясь, как мне показалось, определить, кто же именно из нас является «отважником», поскольку была готова вступить в баталию хоть с самим чертом.

– Что ж, извольте, господа! – продолжала кузнечиха, подбочениваясь. – Но только потом уж, чур, не обессудьте! На то была ваша собственная воля! Когда начнем?

– Я полагаю, что прежде нам следует заключить некое соглашение… – сказал штабс-капитан Щеглов и отер лоб платком. – …Надобно, пожалуй, отразить в нем условия состязания… так сказать, соблюсти порядок… Дело-то ведь деликатное, особое, а потому порядка требует…

– Порядка? – вскинула брови кузнечиха. – Это об чем же речь?

Неожиданно комнату наполнил странный протяжный звук, как если бы по струнам скрипки повели бесконечно длинным смычком. Мы в изумлении осмотрелись, никто не мог взять в толк – откуда взялся этот звук. Наконец наши взоры сошлись на старухе, сроднице Ганны, которая сидела в углу на стульчике и как-то странно кривила губы. Мы подошли ближе и поняли, что странный звук производила именно она. В сроднице, вероятно, бурлили столь сильные чувства и переживания, что они прорывались наружу даже сквозь ее стиснутые губы.

– Да что с тобой, бабушка?! – всплеснул руками штабс-капитан Щеглов. – Ежели вы считаете, что предприятие, которое мы замышляем, бросит в некотором роде тень на репутацию вашей родственницы… То вы… То мы… То вы…

Тут штабс-капитан запнулся, не зная, что дальше сказать.

Интендант Горнов плеснул шампанского в кружку и подал старухе. Та всхлипнула и сделала глоток. Шампанское подействовало на нее, как яд змеи на крысу, старуха вдруг задергала руками и залопотала нечто невразумительное.

Все мы невольно сделали шаг назад от обезумевшей дуэньи, а штабс-капитан Щеглов схватился за грудь. И только кузнечиха не растерялась – она сжала кружку в руках сродницы и насильно заставила ее допить шампанское.

– Ну, ну, ну, – приговаривала при этом кузнечиха. – Уймись, уймись! Что такое?! Я вот тебе ужо халвы звонницкой куплю! С изюмом. Хочешь?

Старуха согласно кивнула. То ли уж шампанское так подействовало, то ли обещание купить халвы, но уже через минуту она успокоилась и, поправив на голове капор, сказала, что чувствует себя в общем-то вполне сносно, но только весьма беспокоится за возможный печальный исход предстоящего состязания. Ведь если мы, гусары, пострадаем во время оного, то ее самою и Ганну обвинят ни много ни мало в измене Отечеству.

– Да как же они потом, увечные, государю-то служить будут?! – простонала дуэнья, простирая руки в сторону Ганны. – Как оборонять Отечество станут?

– Чтоб пику держать… не нужен! – уперев руки в бока, урезонила сродницу Ганна. – Гусар и без… оборонит государя императора!

Мы зааплодировали этим словам решительной кузнечихи.

– Вот огонь-баба! – восхищенно воскликнул ротмистр Щеколдин.

Под предводительством штабс-капитана Щеглова мы составили меморандум о предстоящей баталии; особым пунктом отметили, что проводится она исключительно при добровольном согласии и что в случае причинения телесных увечий никто из участников в претензии не будет.

Этот пункт, с нарочитой громогласностью зачитанный Щегловым, успокоил сродницу Ганны, и она – кузнечиха грамоты не знала – поставила крестик под соглашением. Подписались и мы. Все заметили, что, когда перо взял поручик Тонкоруков, рука его дрогнула и на бумагу упала чернильная капля.

– Дурной знак, – молвила старуха и со страхом покосилась на побледневшего поручика.

После недолгого обсуждения мы решили провести состязание завтра утром в Ремесленной слободке у кузницы Ганны и стали разъезжаться.

«Властно играют в делах человеческих тайные силы»

…Я ехал на свою квартиру по пыльно-зеленым улицам Конотопа, и странные мысли бродили в моей голове. Впрочем, возможно, они бродили вовсе не в моей голове, а где-нибудь в другом месте – уж настолько эти мысли были странные – но я их слышал и потому полагал, что они бродят именно в голове. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я выхватил саблю из ножен и принялся охотиться за шмелями. Занятие это не из простых: ведь это только кажется, что шмели неповоротливы и медлительны. А попробуй-ка, едучи верхом, достать клинком кружащего в переливах ветра шмеля! Да еще так, чтобы не зацепить саблей уши коня! Но даже и это требующее большой сосредоточенности занятие не истребило странные мысли. Из чего соткан мир, и как удивительно в нем все переплетено, и кто соткал и переплел все эти дивные нити? Возможно, это всего лишь череда фактов и событий, но отчего ликующей и все понимающей струной поет мое сердце? Кто научил его этой песне?

Верно заметил Овидий: «Властно играют в делах человеческих тайные силы».

Всего час назад кузнечиха Ганна вовсе не знала о моем существовании, но уже завтра, быть может, покорно понесет от меня новую жизнь, даже целую череду новых жизней и судеб. Может, теперь у меня между ног на седле – упорный крестьянин, отважный воин грядущего или великий правитель. Кабы мог этот властитель будущего обратить свой взгляд в свой сегодняшний день, так непременно оградил бы меня немедленно целым отрядом отборных солдат, которые бережно понесли бы меня на руках во избежание какой-нибудь роковой для будущего властителя случайности.

Или же завтра утром суровая кузнечиха вырвет мой уд, оборвет нити тысяч грядущих жизней, которые сейчас затаились у меня между ног и греются о теплое седло. Как знать?

Или вот теперь… Удар моей сабли настиг шмеля. Могли ли златоустовские мастера, со всей своей сноровкой и умением изготавливавшие эту саблю во славу Отечества, предполагать, что добычей ее станет не супостат России, а простой шмель? Я живо представил убеленного сединами златоустовского мастера-оружейника, которому от дедов еще достались секреты мастерства. Мог ли этот оружейник помыслить, что столь напряженно трудится он над этой саблей только для того, чтобы я загубил ею шмеля?