Карлос Руис Сафон - Марина

• Название: Марина
• Автор: Карлос Руис Сафон
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-084935-2

«Марина» – самый любимый, по собственному признанию Сафона, его роман. Испания. Барселона. Весна. Один из дежурных на Французском вокзале узнает в толпе юношу, объявленного в розыск. Целую неделю его искали знакомые, друзья, преподаватели школы-интерната. Полиция сбилась с ног. Где он был все это время? Как провел эти дни? «У каждого из нас есть секрет, тщательно запертый на все замки в самом темном углу на чердаке души» – так Оскар начинает свой рассказ о той странной волшебной ночи, когда судьба подарила ему встречу с Мариной.

---

– Кто там?

– Сеньор Колвеник? – спросил я. – Вы Михаил Колвеник? Можно мне с вами поговорить?

Задвижка глазка тут же со щелчком закрылась. Молчание. Я уже собрался звонить снова, как дверь открылась.

В дверном проеме резко вырисовывался силуэт человека. Голос, похожий на карканье грифа, доносился как бы издали.

– Чего тебе, сынок?

– Вы сеньор Колвеник?

– Нет, – отрезал он. – Мое имя Сентис. Бенджамин Сентис.

– Простите, сеньор Сентис, но мне дали этот адрес…

Я протянул ему открытку, которую мне передал носильщик на вокзале. Человек в дверях, чьего лица я так и не смог увидеть против света, протянул руку, взял ее и молча изучал, довольно долго, затем вернул мне.

– Михаил Колвеник здесь уже много лет как не живет.

– Вы его знаете? – спросил я. – Не поможете ли его найти?

Снова долгое молчание.

– Проходи, – наконец сказал Сентис.

Бенджамин Сентис оказался массивным человеком, обернутым в огромный фланелевый халат цвета красного вина. Во рту он сжимал погасшую трубку, лицо украшали усы с заостренными кончиками, как у Жюля Верна. Из окон были видны крыши старых кварталов, словно квартира плыла в воздухе над Барселоной, ориентируясь на башни собора и гору Монжуик. Стены были пусты. На пианино собрался толстый слой пыли, на полу громоздились коробки, набитые газетами с давно забытыми названиями. Здесь ничто не говорило о времени, в котором мы жили. Бенджамин Сентис предпочел для себя плюсквамперфект[1].

Мы устроились в комнате с дверью, открытой на балкон. Сентис снова внимательно изучал открытку.

– Зачем вам Колвеник? – спросил он.

Я решил рассказать ему все по порядку – от нашего похода на кладбище до странного явления дамы в черном на Французском вокзале. Сентис слушал меня не шевелясь, с остановившимся взглядом, совершенно бесстрастно. Чем дальше я рассказывал, тем более мучительным становилось это отчужденное молчание. Наконец Сентис перевел на меня взгляд. Это был взгляд волка – долгий, холодный, пронзительный.

– Михаил Колвеник жил здесь в течение четырех лет после приезда в Барселону, – сказал он наконец. – Тут даже остались где-то его книги. Но это все, что здесь от него осталось.

– А у вас нет его нынешнего адреса? Где мне его искать?

Сентис хохотнул.

– В аду.

Я молча смотрел на него, не понимая.

– Михаил Колвеник умер в 1948 году.

Как мне в то утро объяснил Бенджамин Сентис, Михаил Колвеник появился в Барселоне в конце 1919-го. Ему тогда было чуть больше двадцати, родился он в Праге, но бежал из тех мест, разоренных войной. Европа лежала в развалинах. Он не говорил ни по-испански, ни по-каталонски, зато легко объяснялся по-французски и по-немецки. В Барселоне, городе непростом и совсем не гостеприимном, у него не было ни друзей, ни знакомых. Денег тоже не было. Первую ночь в городе он провел в каталажке, потому что его застали свалившимся с ног от усталости в подъезде, где было чуть теплее, чем на улице. В каталажке сокамерники, взятые за грабеж со взломом и умышленный поджог, решили его как следует вздуть, убежденные, что страна катится к черту именно из-за таких вот вонючих иностранцев. Три сломанных ребра, внутреннее кровоизлияние и контузия со временем прошли, но слух так до конца и не восстановился. «Нервный шок», как это определяли медики. Не сказать, что начало жизни в Барселоне сулило счастье. Но Колвеник был убежден, что плохое начало принесет хороший конец. И правда – через десять лет Михаил Колвеник стал одним из самых богатых и могущественных людей в городе.

В тюремной больнице он познакомился с молодым врачом, которому суждено было стать его другом на всю жизнь: с англичанином Джоном Шелли. Доктор Шелли немного говорил по-немецки и хорошо знал, каково быть иностранцем и жить среди чужих. С его помощью Колвеник нашел себе место на маленькой фабрике Вело-Граннель, изготовлявшей медицинские протезы и ортопедическую обувь. После Первой мировой, не говоря уж о Марроканской войне, на эти вещи был огромный спрос. Тысячи людей, думавших, что жертвуют собой во имя демократии и свободы, во имя империи и высшей расы, были на всю жизнь изуродованы во имя процветания банкиров и генералов, биржевиков и политиков.

Мастерские фабрики Вело-Граннель были рядом с рынком Борне. Там были витрины с выставленными в них производимыми товарами, и все эти искусственные руки, ноги, глаза живо напоминали посетителю о бренности человеческого тела. С помощью рекомендации владельца фабрики, поднакопив деньжат, Колвеник смог снять комнату на улице Принцессы. Жадно впитывая знания и много читая, он через полгода уже мог объясняться по-каталонски и по-кастильски. Талантливый юноша был быстро замечен на фабрике Вело-Граннель, и вскоре ему там дали довольно заметную должность. Колвеник быстро приобретал познания в медицине – особенно анатомии и хирургии. Никто не удивился, когда он изобрел пневматическое приспособление, дающее механическим протезам рук и ног неслыханную ранее подвижность – оно работало от мускульных импульсов. Новые протезы принесли фабрике огромную прибыль и поставили ее в первые ряды в отрасли. И это было только началом. На рабочем столе Колвеника не иссякали наброски новых изобретений, и вскоре он был уже главным инженером, от которого зависело развитие фабрики.

Как раз в это время изобретательность и талант молодого человека были убедительно доказаны при одном несчастном случае. Сын основателя Вело-Граннель попал в аварию на производстве: гидравлический пресс начисто отрезал ему обе руки, как откусил. Недели и недели Колвеник неустанно работал над новым механизмом из дерева, металла и фарфора в поисках приспособления, которое бы откликалось на малейшие импульсы мускулов предплечья. Он уже тогда использовал феномен электрических токов в мускульной деятельности. Через четыре месяца после несчастного случая жертва имела искусственные руки, которые могли захватывать предметы, зажигать спички и застегивать пуговицы на рубашке. Впечатление было очень сильным: все признали, что Колвеник творит чудеса, превосходящие всякое воображение. Сам он, не любитель публичных восхвалений, просто указывал на то, что положено начало новой технологии, и что она еще себя покажет. Благодарный владелец Вело-Граннель назначил его генеральным директором производства и подарил пакет акций, который автоматически делал Колвеника совладельцем фабрики; другим совладельцем был сын основателя, тот самый, которому Колвеник дал новые руки.

Под руководством Колвеника Вело-Граннель вышла на новый уровень. Расширились рынки сбыта, увеличился ассортимент. Колвеник же предложил новый логотип фирмы: черная бабочка, расправившая крылья, знак, который он так и не захотел истолковать. Он расширял производство, внедрял новые механизмы – искусственные конечности, клапаны, костные ткани и свои все новые и новые изобретения, а им не было конца. Парк развлечений в Тибидабо приобрел набор автоматов, созданных Колвеником в качестве эксперимента и отчасти для забавы. Продукцию Вело-Граннель экспортировали в Европу, Азию и Америку. Личное состояние Колвеника, как и стоимость акций его фабрик, были уже огромными, но он не хотел покидать свое скромное жилье на улице Принцессы – говорил, что не видит смысла. Он был одинок, вел скромную, размеренную жизнь, ничего не хотел менять и прижился в этой квартирке среди своих книг.

Но с появлением новой фигуры на шахматной доске жизни все поменялось. Ева Иринова была звездой Королевского театра, превращавшей все спектакли со своим участием в успешные. Этой молоденькой русской было едва девятнадцать, а ее красота и талант уже успели насмерть поразить толпы поклонников в Париже, Вене и других европейских столицах. Ева путешествовала в сопровождении двух странных персонажей-близнецов, Сергея и Татьяны Глазуновых, которые вели себя как ее опекуны и продюсеры. Поговаривали, что юная дива и Сергей были любовниками, шептались, что сестра-близнец, зловещего вида Татьяна, спала в бутафорском гробу, позаимствованном из запасов Королевского театра, что Сергей – один из убийц русской царской семьи Романовых, что Ева умеет общаться с духами умерших… Какого только вздора не несли неистощимые на выдумку обитатели кулис о прекрасной русской, и все это только добавляло известности Ириновой, которая и без того держала Барселону под своим изящным каблучком.

Слухи о легендарной красавице не обошли и Колвеника. Заинтригованный, он посетил представление, чтобы самому увидеть, вокруг чего люди поднимают столько шума. В тот же вечер Колвеник был побежден ее красотой; отныне после каждого спектакля он буквально устилал розами ее театральную уборную, а через два месяца снял ложу в Королевском театре. Не было ни одного представления с участием Ириновой, чтобы он на нем не присутствовал, пожирая глазами свою богиню. Все это, разумеется, было восхитительной комедией для театралов Барселоны, не пропускавших ни одной детали любовного сюжета. В один прекрасный день Колвеник собрал на совещание штатных адвокатов компании и поставил перед ними задачу провести переговоры с импресарио театра Даниэлем Местресом. Идея была в том, чтобы перекупить долги, в которых погряз старый театральный дом, снять его здание и полностью переоборудовать от подвалов до крыши, сделав в результате лучшим залом Европы. Создать сверхсовременный театральный зал, снабженный самыми новыми техническими средствами, и положить его к ногам обожаемой Евы. Дирекция театра уступила довольно быстро, ибо устоять перед подобной щедростью было невозможно, и новый проект Большого Королевского театра был утвержден. В тот же день Колвеник сделал Еве предложение – на превосходном русском языке. Она его приняла.