Роберт Силверберг - Туризм

• Название: Туризм
• Автор: Роберт Силверберг
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45364-1

Инопланетным туристам Земля интересна прежде всего произведениями искусства. Лучший сувенир — живописное полотно с нашей планеты. Но подлинники вывозить запрещено. Поэтому рядом с гостями со звезд всегда появляются фарцовщики.

---

В поисках ответа на эти вопросы Эйтел заглянул ей в глаза: глубокие зеленые озера, спокойные, неземные. Они приводили в замешательство, как и все прочее, связанное с ней.

И он понял. Внезапно осознал, что ответ, немыслимый, невероятный и ужасающий, взывал к нему весь вечер и больше нельзя игнорировать его, каким бы немыслимым этот ответ ни казался. И как только Эйтел его принял, он услышал, что внутри возникает некий звук, очень похожий на свист нарастающего ветра и шум урагана, зародившегося на каком-то далеком острове.

Эйтел задрожал. Никогда прежде он не чувствовал себя таким беззащитным.

— Просто поразительно, как вы похожи на человека, — сказал он.

— Похожа?

— Внешне совершенно идентичны, как ни посмотри. Никогда не думал, что в разных мирах могут развиться такие схожие жизненные формы.

— И вы были правы — не могут, — сказала она.

— Вы же не с Земли.

Она улыбнулась. Похоже, она была почти довольна тем, что он сумел разглядеть ее маскарад.

— Нет.

— Кто же вы тогда?

— Кентаврианка.

Эйтел на мгновение прикрыл глаза. Ураган бушевал внутри него; он покачнулся и с трудом восстановил равновесие. Возникло ощущение, что он воспринимает этот разговор какой-то точкой позади своего правого уха.

— Но кентаврианцы выглядят…

— Как Анакхистос? Да, конечно. Когда мы дома. Но я сейчас не дома.

— Не понимаю.

— Это мое тело для путешествий, — пояснила она.

— Что?

— Это не слишком удобно — посещать некоторые миры в своем собственном теле. Воздух едкий, свет вредит глазам, проблемы с едой.

— Значит, вы просто «надеваете» другое тело?

— Некоторые из нас. Кто-то, как Анакхистос, безразличен к дискомфорту и даже видит в нем одну из целей путешествия. Но я из не таких. Отправляясь в другие миры, я предпочитаю переместиться в тело для путешествий.

— Ах! Да.

Эйтел автоматически двигался в ритме танца. Это просто костюм, говорил он себе. На самом деле она похожа на связку жердей, обтянутых резиной. Клапаны для дыхания на щеках, трехгранная щель для еды, полоса рецепторов вместо глаз.

— А эти тела? — спросил он. — Откуда они у вас?

— Ну, их изготовляют по нашим заказам. Несколько компаний этим занимаются. Человеческие модели стали доступны только сейчас. Очень дорогие, вы понимаете.

— Да. Конечно.

— Скажите, когда вы впервые поняли, что это маскировка?

— Я сразу почувствовал какую-то неправильность. Однако осознал, в чем дело, лишь несколько мгновений назад.

— Никто больше не догадывается, мне кажется. Это совершенное земное тело?

— Совершенное, — ответил Эйтел.

— После путешествий я без сожалений возвращаюсь в собственное тело. Однако это тело кажется мне настоящим. Вам оно тоже нравится?

— Да, — беспомощно ответил Эйтел.

Дэвид ждал его, прислонившись к своему такси. Одной рукой он обнимал за плечи марокканского мальчика лет шестнадцати, другой щупал груди смуглой женщины, похожей на француженку. Трудно сказать, с кем из них он развлекался этим вечером: с обоими, может быть. Этот жизнерадостный полиморфизм порой коробил Эйтела, но он знал: чтобы работать с Дэвидом, вовсе не обязательно всегда и во всем одобрять его. Когда бы Эйтел ни возникал в Фесе с новыми товарами, Дэвиду хватало двадцати четырех часов, чтобы найти для него клиента. Получая пять процентов комиссионных, он стал едва ли не самым богатым таксистом в Марокко — с тех пор, как Эйтел начал обделывать здесь дела с инопланетянами.

— Все на мази, — сказал Эйтел. — Поехали за товаром.

На губах Дэвида засверкала золотозубая улыбка. Он шлепнул женщину по заду, легонько похлопал мальчика по щеке, оттолкнул их обоих и открыл для Эйтела дверцу своего такси. Товар находился в отеле Эйтела под названием «Дворец Джамаи», в конце квартала аборигенов. Однако Эйтел никогда не занимался бизнесом в собственном отеле: на этот случай под рукой у него был Дэвид, который возил его туда и обратно между «Джамаи» и отелем «Меринидес», за городской стеной, около древних королевских гробниц, где предпочитали останавливаться чужеземцы.

Ночь была мягкая, благоухающая, пальмы шелестели под легким ветерком, огромные красные соцветия гераней в лунном свете казались почти черными. Когда они ехали к старому городу с его лабиринтом извивающихся средневековых улочек, стенами и воротами, как из арабских сказок, Дэвид сказал:

— Ты не возражаешь, если я кое-что скажу? Это меня беспокоит.

— Валяй.

— Я наблюдал за тобой сегодня. Ты смотрел не столько на инопланетянина, сколько на ту женщину. Нужно выбросить ее из головы, Эйтел, и сосредоточиться на деле.

Ничего себе! Мальчишка вдвое моложе указывает ему, что надо делать. Это возмутило Эйтела, но он сдержался. От Дэвида, молодого и до недавних пор бедного, некоторые нюансы ускользали. Нельзя сказать, что он был равнодушен к красоте, однако красота это абстракция, а деньги это деньги. Эйтел не стал объяснять то, что парень сам поймет со временем.

— Ты говоришь мне: «выброси из головы эту женщину»? — спросил он.

— Есть время для женщин, и есть время для бизнеса. Это разные времена. Ты сам знаешь, Эйтел. Швейцарец это почти марокканец, когда дело касается бизнеса.

Эйтел рассмеялся.

— Спасибо.

— Я серьезно. Будь осторожен. Если она заморочит тебе голову, это дорого тебе обойдется. И мне тоже. Я в доле, не забывай. Даже если ты швейцарец, нужно помнить: бизнес отдельно, женщины отдельно.

— Я помню. Не беспокойся обо мне, — сказал Эйтел.

Такси остановилось около отеля. Эйтел поднялся к себе и достал из потайного отделения чемодана четыре картины и нефритовую статуэтку. Полотна были без рам, небольшие, подлинные и без особых претензий. Недолго думая, он выбрал «Мадонну Пальмового воскресенья» из мастерской Лоренцо Беллини: ученическая работа, но очаровательная, спокойная, простая — рыночная цена двадцать тысяч долларов. Он сунул картину в переносный футляр, а остальные вещи убрал — все, кроме статуэтки, которую нежно погладил и поставил на комод перед зеркалом: что-то вроде алтаря.

«Алтарь красоты, — подумал он и хотел убрать и ее, но передумал. Она выглядела так прелестно, что он решил попытать счастья. — Попытать счастья — полезно для здоровья».

Он вернулся к такси.

— Картина хорошая? — спросил Дэвид.

— Очаровательная. Банальная, но очаровательная.

— Я не об этом спрашиваю. Она подлинная?

— Конечно, — немного резко ответил Эйтел. — Мы снова будем это обсуждать, Дэвид? Ты прекрасно знаешь, что я продаю только подлинные картины. Цена немного завышена, но они всегда подлинные.

— Есть кое-что, чего я никак не могу понять. Почему ты не продаешь подделки?

Эйтел вздрогнул.

— По-твоему, я мошенник, Дэвид?

— Конечно.

— Как все просто! Знаешь, мне не нравится твой юмор.

— Юмор? Какой юмор? Продавать ценные произведения искусства чужеземцам противозаконно. Ты продаешь их. Разве это не мошенничество? Никаких обид. Я называю вещи своими именами.

— Не понимаю, к чему ты завел этот разговор, — сказал Эйтел.

— Я просто хочу понять, почему ты продаешь подлинники. Продавать подлинники противозаконно, но вряд ли противозаконно продавать подделки. Понимаешь? Все два года я ломаю над этим голову. Денег столько же, риска меньше.

— Моя семья продает произведения искусства более ста лет, Дэвид. Ни один Эйтел никогда не продавал подделки. И не будет. — Это был его пунктик. — Послушай, может, тебе и нравится играть в эти игры со мной, но не заходи слишком далеко. Договорились?

— Прости, Эйтел.

— Прощу, если заткнешься.

— Тебе известно, что мне нелегко заткнуться. Можно, я скажу тебе еще кое-что и потом уже заткнусь?

— Валяй, — со вздохом ответил Эйтел.

— Я скажу вот что: ты совсем запутался. Ты мошенник, который считает, что он не мошенник. Понимаешь, о чем я? Это скверно. Но пускай, ты мне нравишься. Я уважаю тебя. По-моему, ты прекрасный бизнесмен. Поэтому прости мне грубые замечания. Идет?

— Ты очень раздражаешь меня.

— Не сомневаюсь. Забудь, что я говорил. Заключи многомиллионную сделку, и завтра мы будем пить мятный чай, и ты дашь мне мою долю, и все будут счастливы.

— Мне не нравится мятный чай.

— Ну и ладно. Найдем что-нибудь другое.

Агила стояла в дверном проеме своего номера в отеле. При виде ее Эйтел снова вздрогнул, сраженный неодолимой силой ее красоты.

«Если она заморочит тебе голову, это тебе дорого обойдется, — вспомнил он и стал уговаривать себя: — Это все ненастоящее. Это маска».

Он перевел взгляд с Агилы на Анакхистоса: тот сидел, странным образом сложившись, словно огромный зонтик.

«Вот какая она на самом деле, — думал Эйтел. — Миссис Анакхистос с Кентавра. Ее кожа похожа на резину, рот — раздвижная щель, а надетое на ней сейчас тело создано в лаборатории. И тем не менее, тем не менее, тем не менее…»