Казимеж Брандыс - Граждане

• Название: Граждане
• Автор: Казимеж Брандыс
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Роман
• Год: 1955

Роман польского писателя Казимежа Брандыса «Граждане» (1954) рассказывает о социалистическом строительстве в Польше.

Показывая, как в условиях народно-демократической Польши формируется социалистическое сознание людей, какая ведется борьба за нового человека, Казимеж Брандыс подчеркивает повсеместный, всеобъемлющий характер этой борьбы.

В романе создана широкая, многоплановая картина новой Польши. События, описанные Брандысом, происходят на самых различных участках хозяйственной и культурной жизни. Сюжетную основу произведения составляют и история жилищного строительства в одном из районов Варшавы, и работа одной из варшавских газет, и затронутые по ходу действия события на заводе «Искра», и жизнь коллектива варшавской школы, и личные взаимоотношения героев.

---

— Жители столицы приветствуют свою молодежь! — рявкнул неожиданно репродуктор среди ливня аплодисментов.

Шагов за сто от того места, где стоял Павел, засверкал ряд белых блузок — это шли школьницы с цветными платочками в поднятых руках. Сбоку шагали молодые учительницы. Они тоже махали платками. У Павла в глазах рябило от быстрой смены лиц и красок. Транспаранты с названиями школ то поднимались, то опускались в воздухе. Девочки пели.

А позади уже гремел более мощный хор, и песня звучала по-боевому. Это шли мальчики, обняв друг друга за плечи, построившись сомкнутым четырехугольником. Во главе колонны двигался отряд маленьких барабанщиков, высоко взмахивая палочками.

Вдруг Павел ощутил в сердце бой ста барабанов и отступил назад, за чужие спины. В последних рядах семенили малыши самых младших классов, которых толпа встречала смехом и хлопками. Однако и здесь среди учительниц не видно было Агнешки.

— Да здравствует польская молодежь, — гремел репродуктор, — и ее самоотверженные воспитатели!

Четыре школьника с сосредоточенно-серьезными лицами несли на четырех шестах открытую книгу величиной с дверь. Во всю ширь страницы были начертаны строки:

МЫ ОТКРЫВАЛИ
      МАРКСА
            КАЖДЫЙ ТОМ,
КАК В ДОМЕ
      СОБСТВЕННОМ
            МЫ ОТКРЫВАЕМ СТАВНИ…

— Равняйте шаг! — скомандовал Антек. Они шли плечом к плечу по пятнадцати в ряд. Впереди Шрам нес большой красный флаг, а с обеих сторон шагало по четыре зетемповца с букетами белых и красных гвоздик. При каждом взрыве приветствий в толпе они поднимали букеты высоко над головой.

Колонна мерно отбивала шаг.

— Левой! Левой! — командовал Антек, шедший в середине первой шеренги. Они не смотрели ни на тротуары, где теснились зрители, ни вверх, на облепленные людьми леса и окна. Вдали гудел барабан. В сомкнутом прямоугольнике школьной колонны там и сям блестели лысины и мелькали шляпы учителей.

Близ того места, где Аллеи скрещиваются с Братской улицей, толпа хлынула на мостовую. Распорядители устроили кордон. Беспорядок возник еще и потому, что с обеих сторон ЦДТ в Аллеи двинулись какие-то ответвления главного потока демонстрантов. Знамена, лозунги и песни смешались, началась неописуемая толчея и суматоха.

— Держись, Шрам! — кричали мальчики в первом ряду. Шрам высоко поднял знамя, весь отряд знаменосцев собрался вокруг него. Шедшие с Братской колонны пели, и школьники дружно подхватили: «Вперед, молодежь мира!» Некоторое время шум и давка продолжались, потом распорядители с красными повязками навели порядок. Шрам со своим знаменем прорвался через затор, за ним двинулась колонна красных галстуков, печатая шаг. Кузьнар, Свенцкий, Вейс… Тарас и Лучинский… Видек и Рехнер… Збоинский, Арнович… Высоко колыхалось знамя в руках Шрама, а мальчики слева и справа от него поднимали букеты. На тротуарах все громче и чаще звучали приветствия, мелькали лица с открытыми в крике ртами, аплодирующие руки… Все больше людей появлялось на крышах.

— Вверх не смотреть! — твердит Антек. — Левой! Левой! Вперед!

— За знаменем марш! — помогает ему Збоинский. — Левой! Мир! Мир! Мир!

— Повышайте качество работы! — выкрикивал репродуктор. — Учащиеся, боритесь за лучшие отметки!

— Катись ты! — проворчал Свенцкий.

— Попробовал бы он сдавать физику у Гелертовича! — со смехом воскликнул Збоинский.

— За знаменем! Рав-няй шаг!

— Левой! Левой!

— Ми-ир! Ми-ир!

Дорога сразу стала шире. Знамя закачалось и развернулось в воздухе. Мальчики увидели перед собой белый, сверкающий на солнце Дом партии и две цепи милиционеров поперек Нового Света. А дальше — открытый простор неба. По обе стороны их колонны гремели приветственные клики, метались кинооператоры с аппаратами. Мелькали в воздухе платки.

— Трибуны! — шепнул Антек.

Теперь не нужно было больше отбивать такт, их подхватил медный ритм нескольких оркестров. Они теснее сомкнули ряды, шли, напряженно вытянувшись, сдерживая дыхание, под гром рукоплесканий и кликов.

Вот первая трибуна, невысокая, открытая. С нее дождем летели цветы: Люди с раскосыми глазами, улыбаясь, хлопали маленькими руками над головой. Делегаты с полей битвы… Мао Цзэ-дун!.. Ким Ир Сен!.. Мелькнули береты французских журналистов. Ми-ир! Мир! Мир! Стаи голубей высоко над знаменами… Еще цветы… Флажки в чьих-то руках, ребенок, поднятый высоко над головами. — Вперед, молодежь! Vive la paix![43] Мир всему миру! — Да здравствуют люди доброй воли!

Шрам низко склонил знамя. Вокруг стало как будто тише: это чей-то голос заставил умолкнуть оркестры. В рядах у людей забились сердца.

— Видишь? — прошептал Антек, судорожно сжав плечо Вейса.

С центральной трибуны им махал рукой улыбающийся человек, чей портрет висел над кафедрой в их классе.

* * *

За Саксонским садом колонну Новой Праги отодвинули с главного маршрута шествия. Пабианский, несший знамя, несколько раз тщетно пытался пробиться. Не было троп в этом многоцветном лесу, который двигался по улицам города. Демонстрация катилась вперед огромной лавиной.

В конце концов, после бурных протестов их пропустили на Мазовецкую. Здесь уже стояли другие колонны, оттесненные, как и они. Каменщики ругались при виде транспарантов кондитерских фабрик.

— Шоколадники — и те впереди! — негодовал Звежинский, бросая яростные взгляды на Пабианского. — Здорово ты нас подвел!

— Ну, чего ты пристал? — вздыхая, отмахивался от него удрученный Пабианский. — Сам видел: пробка.

— В голове у тебя пробка! — взвизгнул кто-то в задних рядах. — Метлу бы тебе носить, а не знамя!

Пабианский вломился в амбицию, и опять сделал попытку прорваться вперед. Размахивая флагом, он врезался в ряды кондитеров. Возникла суматоха, те подняли крик.

— Хулиганы! — вопил толстяк с орденом. Появились блюстители порядка. — Спокойно, граждане! Подайтесь назад, сейчас трогаемся.

Толстяк подобрал с земли свою шляпу.

— Простой, — насмешливо скрипел Озимек. — Совсем как на стройке!

— Товарищ директор, что делать? — крикнул взъерошенный Вельборек. — Ведь нас чорт знает за кого примут!

Но в этот момент кондитеры двинулись, а за ними и Новая Прага. Уже видна была издали площадь Наполеона. Знамена медленно вплывали на Шпитальную.

— Люди шли теперь шаг за шагом по земле стройки, засыпанной железным ломом и щебенкой. — Товарищ директор, — пробормотал Вельборек. — Тут совсем как у нас…

Кузьнар в ответ только усмехнулся. Да, правда, белесая разрытая земля, ямы и груды строительного мусора, серые заборы, везде валяются катушки с проводами. Слева, в глубине, рисовались в воздухе стены высоких строений. Розовый, еще сырой кирпич, флажки, цифровые показатели. Справа — крытые толем бараки, навесы, безобразные склады.

— Трубы ржавеют, гляди! — говорил Цымер. — А там лопаты валяются под открытым небом… Эх!

— Да, не то, что у нас, — покачал головой Мись.

— Наш старик, — Озимек бросил одобрительный взгляд в сторону Кузьнара, — задал бы нам перцу за такие порядки!

Другие тоже критиковали здешнюю стройку. Только что достроенные шестигранные коробки новых корпусов возбуждали сострадательное презрение. — Это что? Кубики какие-то! — возмущался, поднимая плечи, Звежинский. — А вон тот «небоскреб» уж просто ни на что не похож!

Люди задирали головы к «небоскребу», который действительно имел облезлый вид, и сравнивали его с будущим высотным домом на Новой Праге IV.

Опять застряли на месте. От Иерусалимских Аллей долетал гул голосов, перемешанный с песнями. Виднелись верхушки движущихся знамен. В пролете Братской улицы мелькали и скрывались транспаранты.

Пабианский воткнул древко в землю: видимо, они застряли надолго. Люди пошли к грузовикам с напитками, грузовиков этих вокруг стояло множество. Продавщицы в белых чепчиках протягивали руки за пустыми бутылками и кружками. Тобиш и Гнацкий тоже ушли выпить пива. «Ага, — подумал Кузьнар, провожая глазами секретаря, который протискивался сквозь толпу. — И ты иногда любишь промочить горло».

Он поискал место, где можно было бы отдохнуть. Присев на досках и сдвинув шляпу на затылок, он гладил рукой шершавое дерево. Сосна… Опытные пальцы различали не только сорт, но даже возраст дерева. Репродукторы на площади не умолкали ни на минуту. Кузьнар, жмуря глаза от солнца, слушал стихи. Ему очень понравилось одно стихотворение: «Смотри, как стоит партия, упершись ногами в леса». Он был доволен, что сможет похвастать перед Бронкой своей осведомленностью, и повторял за репродуктором строфу за строфой. Но пока дошел до конца, забыл начало, а там и все улетучилось из памяти. Впрочем, он не долго этим огорчался, потому что в толпе заиграла шарманка. Кузьнар, стал, фальшивя, напевать задорную плясовую мелодию, барабаня в такт пальцами по доске. Голос в репродукторе объявил: