Виктор Полонский - Главная роль Веры Холодной

• Название: Главная роль Веры Холодной
• Автор: Виктор Полонский
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-79301-3

Гибель долгожданного ребенка и потеря любимой подруги потрясли Веру Холодную. Но постепенно течение ее жизни вошло в привычное русло. Предложение полковника контрразведки вновь послужить на благо Родине Вера приняла с готовностью. Ей предстояло стать постоянной посетительницей салона госпожи Цалле, где собиралась самая разнообразная публика – поэты, художники, музыканты, актеры… Что может быть интереснее?! Но радость Веры оказалась поспешной, ведь салон – это только прикрытие… для немецких шпионов!

---

Вера спохватилась, покраснела, села и выжидательно уставилась на собеседника – иронизировать все мы умеем, вы давайте-ка сами, господин штабс-ротмистр, скажите что-то дельное. А то только вопросы задавать умеете. Понятно, почему так распоясались в Москве шпионы. То изменник контрразведкой руководил, то какой-то ограниченный зануда.

Ограниченного зануду пристально-недружелюбный Верин взгляд не смутил. Он вообще не почувствовал, что атмосфера изменилась, и не в лучшую сторону. Смахнул пылинку с рукава пиджака (сегодня он был не в мундире, а в штатском костюме) и поинтересовался:

– А как по-вашему, Вера Васильевна, убийца мог положить или, скажем, влить яд в бокал? Все, и вы в том числе, утверждают, что шампанское и прочие напитки разносили официанты. На каждом подносе по два десятка бокалов. И ведь, кроме Мирского, никто из гостей не был отравлен…

– Значит, официант был в сообщниках у убийцы! – фыркнула Вера. – Он знал, в каком из бокалов на подносе содержится яд, и, подойдя к Мирскому, повернул поднос нужной стороной. Что вы так на меня смотрите, Георгий Аристархович, разве я не права?

– Предположение ваше не лишено смысла, – признал Немысский, – но это очень сложный маневр – подсунуть нужному человеку нужный бокал, когда вокруг толпа народу, а бокалов у тебя два десятка. В келейной обстановке еще ладно бы, а так… Невозможный фокус, сам Гудини[22] не справился бы. Из запертой камеры в Бутырской тюрьме выйти проще…

Вера вспомнила американского чародея, поражавшего москвичей своими невероятными фокусами четыре года назад, во время гастролей. Говорили, что Гудини не человек, а бесплотный дух, но в это верилось с трудом, потому что Вера видела его своими глазами, пусть даже и издалека, на Николаевском вокзале. Нарочно прогуляли с подругами гимназию, чтобы встретить знаменитость. Обычный человек, да и потом разве духа можно заковать в кандалы? Они же спадать с него будут.

– Может, официант подложил яд, когда передавал бокал? – предположила Вера и тут же отвергла эту мысль: – Нет, вряд ли. От кого Мирской получил свой бокал, я не знаю, но все, кого я видела, и я сама в том числе, брали бокалы сами. Официанты только протягивали подносы. Если бы официант сам подал Мирскому бокал и тот, выпив его, умер, то непременно возникли бы подозрения…

Немысский согласно кивал, слушая Веру, и от этого она сменила гнев на милость. Собственно, и гнева-то никакого не было, так, сердилась немного, но уже перестала. Невозможно же сердиться на человека, который тебя понимает. Особенно если этот человек такой симпатичный, как штабс-ротмистр.

Скажи Вере кто, что она влюбилась в Немысского, то она бы сначала рассмеялась (громко, раскатистым смехом, как принято смеяться на сцене – ха! – ха! – ха!), а потом призадумалась бы.

– А как скоро действует яд, которым отравили Мирского? – спохватилась Вера. – Может, это сама Цалле его отравила? Тет-а-тет? А к тому времени, как он стихотворение-другое прочел, яд подействовал?

– Что ж, Вильгельмина Александровна на роль отравительницы подходит лучше, чем некий завистник из богемной среды, – согласился Немысский. – Но она никогда не стала бы действовать столь опрометчиво. Травить Мирского прямо у себя, на глазах у доброй сотни человек? Никогда! Вот если бы, возвращаясь домой, наш пиит попал бы под лошадь – чего только не случается, особенно если человек навеселе? – или же оступился бы и упал настолько неловко, что шею себе свернул, то тут можно было бы заподозрить дражайшую нашу Вильгельмину Александровну. Такие вроде как непреднамеренные смерти – это германский почерк. На худой конец можно ограбление с летальным исходом инсценировать, но не так вот напоказ. Напоказ наши подопечные вообще действовать не любят, предпочитают делать свои дела тайно, келейно-елейно. И яд, которым отравили Мирского, кстати говоря, действует мгновенно, то есть в первую же минуту после приема. Это доктор Щеглов сказал мне со всей категоричностью.

– Тогда, значит, официант!

– Официанты, как и вся прочая прислуга в «Альпийской розе», люди не случайные, а, если можно так выразиться, отборные. Преданные, проверенные, пользующиеся доверием… Отравить они могут только по приказу Вильгельмины Александровны или фон Римши, но мы только что обсудили абсурдность подобного предположения.

– Значит, все-таки какой-то завистник из поэтов! – не сдавалась Вера.

– Каким образом? – поинтересовался Немысский.

– Когда официант подошел к сцене с подносом, убийца был рядом, – на ходу начала придумывать Вера. – Он точно рассчитал, какой именно бокал достанется Мирскому, и подбросил в него яд… Вот, смотрите сами…

На подоконнике стоял старый, позеленевший от времени, медный поднос, а на нем – графин с водой и мутный, захватанный пальцами стакан. Браться за стакан Вера побрезговала. Она переставила графин на подоконник, а поднос вместе со стаканом перенесла на стол. Затем взяла лист промокательной бумаги, оторвала от него уголок, скрутила пальцами в маленький, чуть больше булавочной головки, шарик и показала его Немысскому, с интересом наблюдавшему за ее действиями:

– Допустим, это яд. Встаньте, пожалуйста, возьмите поднос и держите его как официант!

Немысский молча повиновался.

– Опустите пониже и держите одной рукой, а сами станьте ко мне боком! – потребовала Вера. – Вот так, хорошо. Теперь глядите!

Стоя у противоположного края стола (поднос Немысский держал над столом), Вера попыталась забросить шарик в стакан, не проводя над ним рукой и вообще не слишком ею размахивая. Сделала несколько попыток, но противный шарик все время попадал мимо, то на поднос, то на стол.

– Позвольте мне, – попросил штабс-ротмистр, должно быть устав смотреть на Верины мучения.

Он передал ей поднос и трижды подряд (два раза взмахом, один раз щелчком) ухитрился попасть шариком точно в стакан.

– Браво! – сдержанно, без энтузиазма, восхитилась Вера. – Вы, верно, спортсмен?

– Когда-то увлекался бильбоке[23], – улыбнулся Немысский и забрал у нее поднос. – В сущности, это одно и то же – ловить или бросать. Разницы меньше даже, чем между шпионажем и контршпионажем.

– Но вам, должно быть, контршпионаж больше по душе, раз вы им занимаетесь? – уточнила Вера и села на стул.

Немысский вернул поднос на подоконник и тоже сел.

– Мне шпионаж не подходит, – сказал он, глядя в сторону. – Я к языкам неспособный, да и старуха мать на моем попечении, сестры замуж повыходили – одна в Ташкенте живет, там слишком жарко, а другая – в Архангельске, там холодно… Да и как-то никто никогда не приглашал меня в разведчики…

Голос у штабс-ротмистра при этом был какой-то странный, не такой, как всегда. Вера услышала в нем нотки сожаления и подумала, что разведка гораздо интереснее контрразведки. Хотя бы тем, что можно повидать белый свет за казенный счет (на свои, не имея больших богатств, не больно много-то и наездишься), и еще тем, что не приходится искать иголки в стогах сена. Но, с другой стороны, ловить шпионов гораздо благороднее, нежели шпионить самому. Или нет? Шпионишь ведь не для своей выгоды, а ради пользы Отечеству, а все, что делается ему на пользу, неблагородным считать нельзя… Совсем запуталась.

– Допустим, что яд был подброшен именно так, – сказал Немысский, и Вера отвлеклась от бесполезных своих размышлений. – Все равно другой версии у нас пока нет. Но кто это мог сделать?

Вере в голову пришла еще одна мысль, довольно смелая:

– А что, если это сделал какой-то безумец? Знаете, из этих… ну, которые считают себя служителями Смерти? Наугад добавил яд в один из бокалов и стал ждать, кому отравленный бокал достанется?

– Навряд ли у Цалле бывают такие, – возразил Немысский. – Это больше в стиле «Черной луны», или «Приюта Астарты», или еще какого-нибудь декадентского клуба. У Вильгельмины Александровны собирается публика иного рода, не склонная к подобным, с позволения сказать, шуткам-выходкам. Нет, смерть Мирского была неслучайной. Вопрос в том, кому понадобилось от него избавиться? Вне всяких сомнений, это сделал кто-то из конкурентов, но кто именно?

– Наконец-то вы со мной согласились! – обрадовалась Вера и не смогла удержаться от мягкого упрека: – Давно бы так! Думаю, что поэтов вчера в «Розе» было не так уж и много…

– При чем здесь поэты? – Штабс-ротмистр так удивился, словно услышал о поэтах впервые, даже брови приподнял. – Я говорю о шпионах, а не о поэтах. Ах, да вы, Вера Васильевна, должно быть, не знаете про родного брата Мирского? Забыл сразу сказать…

– Откуда мне знать? – ответила вопросом на вопрос Вера, уязвленная тем, что ей забыли сказать нечто, по-видимому, важное. – Только не говорите, прошу вас, что это родной брат его отравил. Уж кто-кто, а родственник всегда найдет более благоприятный момент. И, насколько я помню, Мирской явился один, никакого брата с ним не было.

– Брат покойника, Кирилл Павлович Мирской (Мирской – это их настоящая фамилия, а Белобородько – псевдоним), живет в Петербурге, служит в должности редактора карт картографической части Главного гидрографического управления Морского министерства, – сказал Немысский с таким видом, словно открыл Вере величайшую из тайн. – Кирилл Павлович – морской офицер. Боевой офицер, не какой-нибудь паркетный шаркун. Воевал с японцами, был старшим минным офицером броненосца «Генерал-адмирал Апраксин». После сдачи отряда контр-адмирала Небогатова лейтенант Мирской около года пробыл в плену у японцев…