Мартин Нексе - Дитте - дитя человеческое

• Название: Дитте - дитя человеческое
• Автор: Мартин Нексе
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1969

БВЛ - Серия 3. Книга 42(169).   Роман "Дитте - дитя человеческое" - выдающееся явление литературы XX века. Его автор Мартин Андерсен Нексе (1869-1954) - известный датский писатель-коммунист, основоположник национальной пролетарской литературы. Всем своим творчеством и в первую очередь монументальными романами "Пелле-завоеватель" (1910), "Дитте - дитя человеческое" (1921) и "Мортен Красный" (1954), в идейном отношении составляющими эпическую трилогию, посвященную датскому революционному движению, Нексе вписал новую страницу в историю национальной и мировой литературы. Перевод А. Ганзен. Вступительная статья В. Неустроева. Примечания А. Погодина.

---

К счастью, сегодня они не давали себя знать. Событие подбодрило старуху, и она справилась молодцом. Еще счастье, что этот «субъект» Крамер не пропился вечером до последнего эре!

После полудня Дитте родила мальчика; он был недоношен и весил всего пять фунтов. Но все же это был мальчик, наперекор всем приметам и предсказаниям старухи Расмуссен, что родится девочка.

— Надо хорошенько посмотреть еще разок, — сказала она. — Не вышло ли ошибки? — Она положительно сердилась, что мальчишка, так сказать, надул ее.

— Впрочем, немудрено было и ошибиться, когда он такой малюсенький! — сконфуженно оправдывалась она.

Разумеется, акушерка явилась, когда все уже было кончено. Она постояла с минуту, красуясь в своем новом пальто, потом осмотрела, крепко ли перевязан пупок у новорожденного, и упорхнула. От кофе она отказалась, — верно, запах кофе ей не понравился.

— Ну так мы сами его выпьем, — заявила старуха Расмуссен. — Вишь, какая спесивая! Пускай себе убирается на все четыре стороны! Мне не впервые быть за повитуху. Сколько младенцев приняла на своем веку!

Они напились кофе. Дитте налили чашку крепкого-прекрепкого.

— Это разгоняет кровь! — сказала старуха.

Детям позволили войти и взглянуть на нового братца. До сих пор они играли на чердаке. Но они мало интересовались малюткой и убежали, получив свою долю угощения; достаточно уже насиделись они в этой комнате.

Старуха Расмуссен примостилась у печки, держа на коленях голенькое, иссиня-красное крохотное созданьице и смазывая ему все складочки салом. Потом она обернула его ватой для тепла — крови-то в нем было маловато, — уложила в заменявший люльку выдвинутый ящик комода, куда сунула еще бутылку с горячей водой.

Да, все-таки это был мальчик!

— И тоже сумеет натворить бед, как ни мал уродился, — бормотала старуха, укутывая младенца. — Бог весть, почему господь создал мужчин такими, что они только причиняют горе женщинам!

Дитте самой на этот раз хотелось девочку.

Ну, уж этого старуха никак не могла взять в толк.

— Стало быть, ты довольна своей участью! — сказала она и даже перекрестилась. — По существу разницы не должно быть: что есть у одного, без того не обойтись другому, и наоборот. А вот господь бог взял да неладно устроил — отдуваться приходится всегда нам, бедным женщинам. Случись что, — мы и попались! И убежать никуда не убежишь, — реви, сколько хочешь, а последствия при тебе останутся. Нет, будь наша воля выбирать, поверь, многие не захотели бы родиться женщинами. Влипнет какая-нибудь несчастная девчонка, и, сколько ни мечется потом, прибыль никуда не денешь, неси домой. А виновник всего — где? Женщины — все равно что узкие переулки, куда наносит сугробы снега; и откуда только он берется? Но, видно, господь бог знал, что делал, создавая нас такими дурами: кабы мы больше думали о последствиях, ему, пожалуй, долго пришлось бы ждать, пока его белый свет заселится.

— А вы разве не были замужем по-настоящему, бабушка? — удивилась Дитте.

— Была-то была, да что толку, если мужа все равно что и не было? Ему ничего не стоило в один прекрасный день взять ключ от уборной и — на целый год исчезнуть. А потом вдруг явиться опять как ни в чем не бывало, даже без шапки, как ушел, и даже с ключом в руках! Надо бы и мне делать вид, будто ничего не случилось, будто с его ухода прошло не больше пяти минут, да не всякая жена способна на это!

Дитте рассмеялась.

— Да, смейся, хотя смешного тут мало. Ни вдова, ни мужняя жена! Детьми-то нас бог благословил, но отца своего они не больно часто видели. Вот как прошли мои лучшие годы… Куда дети девались? Да коли не померли, так живы и по сию пору…

Старуха Расмуссен никогда не рассказывала о своих детях.

— А теперь пора ужинать, да и на боковую!

— У нас ведь ничего нет, — сказала Дитте.

— Как же? У нас еще осталось полхлеба солдатского, что я выпросила на днях. Солдат целый мешок нес лавочнику, я и попросила — что ж тут такого, думаю, раз его все равно лошадям скормят. Да, лошади небось не голодают. Будь я в свое время господской лошадью, а не прачкой, я бы, пожалуй, не осталась без куска хлеба под старость.

Маленький Петер тоже был не прочь стать лошадкой. Он постоянно играл так: просунет голову между перекладинами спинки старого стула и ржет. Сиденье изображало ясли, и когда на него, бывало, положат нарезанный мелкими кусочками черный солдатский хлеб и скажут; «Ну, теперь покушай, лошадка!» — мальчик готов был жевать без конца. С сестренкою было труднее, у нее и зубы-то настоящие еще не прорезались. Но хлеб, размоченный в воде, и она глотала.

— Завтра я посыплю его тебе сахарком, — приговаривала старуха, чтобы девочке хлеб казался вкуснее.

Новорожденного Дитте оставила на ночь при себе, — он лежал у самой груди и мог сразу начать сосать, когда молоко появится. Сосок находить он уже наловчился. У стенки спала девочка, а в ногах постели Петер, ножками к ней. Таким образом, все они были собраны в кучу около Дитте и согревали друг друга. Кровать с лучшими перинами была предоставлена жильцу.

Дитте лежала и прислушивалась к ровному дыханию детей, к возне крыс за покатой переборкой у своего изголовья и пристально вглядывалась в темноту, пока перед глазами у нее не замелькали яркие цветные круги, как, бывало, в детстве. Тогда она вспомнила о боге и о бабушке, о Карле и о Георге — обо всех тех, с кем была связана ее судьба. О боге она быстро забывала: если он в самом деле существует, то она не была у него в долгу. Вспоминая же все, о чем говорила и гадала ей бабушка, она раздумывала, сбылось ли хоть что-нибудь из того? В будущем она не рассчитывала уже ни на что, у нее все было в прошлом. Дитте не создавала себе никаких иллюзий. Богатой и знатной ей так и не довелось стать, но ведь могло же сбыться предсказание о том, что ей выпадет счастье! Была ли она счастлива? Она сама не знала. Спросить бы у кого-нибудь, в чем счастье? У кого-нибудь из тех, кто читает книги. В книгах об этом, наверное, написано.

IV ГОСПОДЬ БОГ

Дитте проснулась от детской болтовни. И не успела еще собраться с мыслями, как что-то подсказало ей, что сегодня воскресенье. Может быть, тишина? Детские голоса тоже звучали как-то особенно, почти торжественно. У нее все тело было, как свинцом, налито усталостью, и она осталась лежать с затуманенными глазами, прислушиваясь к лепету малышей.

Маленькая Анна переползла в ноги к Петеру, и они сидели там, сонявшись, и смотрели в окошко на небо, по которому плыли белые прозрачные облака, бросая в комнату отсвет пойманных где-то лучей утреннего солнца. Отсвет перебегал по потолку и по стенам из одного угла комнаты в другой и исчезал.

— Это, наверное, ангелочек пролетел, — уверенно заявила Анна, кивая головкой.

— Нет, никаких ангелочков нету! — сердито ответил Петер.

— Нет, есть! Анна сама видела, — настаивала девчурка и шлепнула его по руке.

— А я сам видел, что их нету! — крикнул Петер, возвращая ей шлепок.

Пришлось Дитте вмешаться.

— Мама проснулась! — воскликнула Анна, хлопая в ладоши. — Моя мама не спит больше!

— А ты разве веришь в ангелов? — угрюмо спросил у матери Петер, наморщив лоб.

Дитте не хотелось отвечать прямо, и она сама задала ему вопрос:

— А почему ты не веришь?

— Да всякий понимает, что нельзя летать на таких крыльях, — ответил он, указывая на картинку с парящим ангелом, засунутую за раму зеркала, чтобы прикрыть трещину. Ну, с этой стороны Дитте не обсуждала вопроса; у нее были другие основания сомневаться в существовании ангелов.

— Ох, я уже много-много чему не верю больше, — вырвалось вдруг у Петера с таким глубоким вздохом, что Дитте не могла удержаться от улыбки.

— Ну, чему же еще? — весело спросила она, сохраняя, однако, серьезный вид, потому что Петер требовал серьезного отношения к себе — ему было без малого семь лет.

— Да вот в аиста не верю, — ответил Петер.

— Анна верит! — сказала Анна, только чтобы поспорить.

— Как старуха Расмуссен! — воскликнул Петер с нескрываемой насмешкой в голосе. — Она говорит, будто деток приносят из болота, где они сидят. Но ведь это было бы очень плохо, они бы замерзли там в холодной воде! Нашему братцу, наверное, было гораздо теплее лежать у тебя в животике, мама!

Дитте неуверенно обвела взглядом комнату.

— А больше, значит, ничего нет? — уклончиво спросила она.

— Чего больше? — с важностью пробасил Петер, наслаждаясь умными разговорами.

— Чему ты больше не веришь?

— Ах, нет, есть. Я совсем не верю теперь в господа бога. Как он может усидеть там, на облаках, и не свалиться? Ведь они все время бегут!

Дитте вдруг вспомнила про стирку и вскочила, отняв малютку от груди, к которой он присосался, словно пиявка, и тянул так усердно, что у нее даже спина заныла.