Анатолий Максимов - Светунец

• Название: Светунец
• Автор: Анатолий Максимов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1974

Повесть о мальчике, приехавшем на родину отца — в дальневосточную деревню и впервые приобщающемся к трудовой жизни взрослых. А. Н. Максимов — автор нескольких книг для детей и взрослых.

---

Отвязав плоскодонку, он погнал её задом наперёд. С кормы править нельзя: там Иваныч с мотором. Упираясь ногой в поперечину, отец широко взмахивал тальниковым шестом. Давил на шест всем телом — и лодка, сбиваясь в клёкоте, рвалась из воды.

— Умеем работать шестом! — ликовал отец. — Руки вот поослабли. Ничего, окрепнут! Вовка, щука!

Куда показывал отец, там клуб мути.

— Вон и другая!

Мальчик видел полуметровых и меньше рыбин. Стояли они под кустами. Вдруг вспыхивало облако тины — щуки нет.

Отец хлестал им вдогонку шестом.

— Видел, Вовка, ты видел? — кричал сыну. — Здесь я громадного угря оглушил. Плыву утром так же, он сопит у коряги.

— Было такое… — вспомнил Иваныч. — Мы с тобой этого угря тащили в деревню на палке.

Мотор завёлся — скрежетал, тарахтел, словно дробил камни. По реке промчались с ветерком и юркнули в извилистую протоку. Лодку оставили, шли глубокой тропой. Неба не видно, и по сторонам зелёная хмарь. Было душно и сыро; ни птиц, ни зверушек.

— Это и есть тайга? — спросил Володя. — Как отличить тайгу?

Иваныч начал спокойно:

— Гляди-ка, Володя, вон повырваны, навалены лиственницы, липы. — Иваныч показывал направо. Лесное одиночество да кропотливое пчеловодство сделали молодого мужчину спокойным на слово. — Тут ясени, там ёлка. Лимонник и виноградник укутали деревья.

— У лимонника ягода целебная, — вставил отец. — Притомился, съешь горстку ягоды — и откуда силы возьмутся шагать дальше. В детстве узнал и всё помню.

— Чай заваривать лимонником тоже к добру, — добавил Иваныч. — Нет ягоды, так и кусочки плети можно бросить в котелок. Бывало, сварим на охоте грудину кабана или лопатку косули да заправим лимонником — куда с добром запах! Пахнет и лавровым листом, и чёрным перцем, и ещё чем-то таёжным, аппетитным. — Иваныч улыбнулся Володе. — Так вот я и говорю тебе. В тайге шурум-бурум. Тут и коряги, и чаща, и деревья растут разные. Ягод и грибов уйма. Осенью листва опадёт, травы слягут, тогда и промышляй зверя да птицу.

— С каких-то пор в Сибири повелось называть лес тайгой, — заметил отец. — Однородный или смешанный лес — всё равно тайга.

Перед спутниками — густые берёзы. На тонких белых стволах вскинуты высоко зелёные гривки. Берёзы, как в белом огне, насквозь прозрачные.

— Этот березняк я не назову тайгой, — сказал Иваныч. — Берёзовая роща, а по-нашему — релка. С человеком тоже бывает так: у одного жизнь — берёзовый лес, у другого — тайга. Человек сам не понимает, что к чему наворочено в его жизни, и со стороны не разберёшь…

— Это ты про меня, — заметил отец. — Верно, у меня жизнь — тайга, но поселюсь в деревне, будет и берёзовая релочка, так, сынок?

Володя подумал:

«Без мамы не будет релочки…»

Утром заглянул отец в почтовый умывальник, а там письмо.

— От мамы, — сказал сыну.

Бабушка появилась в ограде с недомытой тарелкой, опустилась на лавочку.

— Что же она пишет? — спросила, покашливая.

Отец осматривал конверт со всех сторон, который раз перечитывал адрес.

— Письмо, да не мне, Вовке. Читай вслух. — Он подал мальчику конверт и навалился плечом на ствол яблони. Лицо его изменилось, будто состарилось.

На бумаге — строгие чертёжные буквы. Ровные строчки, ни одной помарки, сразу видно — писано для маленького. Володя читал бегло.

Мать передавала привет бабушке, наказывала сыну не ходить на речку и в лес. Ждала домой. О Володином отце и словом не вспомнила, точно не было его на свете.

Когда мальчик закончил читать, бабушка взяла из его рук письмо. Глаза её искали хоть намёк об отце.

— Жива и здорова мама твоя, Светунец, и слава богу, — скучно проговорила.

Отец тоже подержал письмо, заметил:

— Буквы как против ветра бегут. У неё всегда меняется почерк, если на душе тяжело.

Тропа потянулась вверх, к седловине сопки. Володя топал мелко, низко клонился к земле, невольно хватаясь за кусты. Задыхался. Иваныч подбадривал его:

— У кривого дуба спуск, внизу моя пасека.

Поднялись на гребень сопки, пахнуло прохладой. Внизу строгими рядами ульи. Рядом с ульями бревенчатая изба. За избой густой лес.

Отец отдыхал на валежине, весь в испарине, добрый.

— Не уйду отсюда, Иваныч, пока не выгонишь. А то возьми меня в помощники?

Залаяли собаки, взахлёб, не злобно.

— Псы наверняка волкодавы? — спросил отец друга.

— Хлеборезы, — поскучнел тот. — Волчонка боятся. Ходит тут один.

При хозяине собаки визжали, скулили, носясь вдоль натянутой проволоки. Обе чёрные, худые. Хозяин отвязал собак.

Спутники присели на крыльцо.

Вокруг ульев старые липы, дубы, берёзы. Ярко цвели разные травы. Над травами и пасекой густо мельтешили пчёлы. В ложбине, под ясенями, позванивал и курлыкал ручей. Отец послал Володю с ведром за водой.

В запруде вода так прозрачна, что даже не заметно её. Листья клёна и ясеня как бы повисли в воздухе. Вода студёная. Когда Володя нёс, из ведра валил пар.

Мужчины знаками торопили мальчугана.

— Волчонок!.. — Отец показывал на поляну.

Володя сразу увидел волчонка. Он стоял в тени кустарника. Светло-серый, тощий, ушастый. Поблёскивал чёрным носом, шевелил надбровьями косоватых глаз.

Зашумели кусты, выскочили собаки. Волчонок исчез. Собаки лаяли зло, рвались к поляне и, поджимая хвосты, оглядывались на хозяина.

— Взять его, взять!.. — приказывал собакам отец и бросал камни на поляну.

— Давно приходит сюда этот волчонок, — сказал Иваныч. — Нагонит страха на псов и убежит. Правильно делает, а то лаять разучатся.

— Так и ходит один волчонок? — воскликнул Володя.

— Один. Ни волчицы, ни щенят по логову.

— Может, убили всех?

— У нас волк — редкость. Охотники за ним не гоняются: домашним животным волк не вредит. Подбирает диких — раненых да больных. Впервой вижу, чтобы волчонок лез на человека. Обычно прячется в чаще.

— Странный зверёныш… — раздумывал вслух отец. — Другие от человека бегут, этот же — к человеку, будто его в доме вырастили.

Мужчины взялись набивать обручи на кедровые бочата: завтра качать мёд. Потом заливали расплавленный воск в круглые дырочки бочат и вертели, катали их. Воск затягивал стыки между клёпками. Пронырлив мёд. Вода и масло не протекут, а мёд найдёт щель. Тяжёлый.

Управились уже при свете костра. И долго сумерничали на крыльце. Собаки дремали в ногах людей. Взрослые вспоминали, как были мальчишками. Володя думал о волчонке, глядя в ночные кусты. Он будто слышал, как бегал волчонок по тайге, и глаза его не светились жутью, и рыка его никто не боялся пока. Бегал одинокий волчонок, скулил, и никто ему не откликался.

2

Утро выдалось хмурое. Блёклое солнце облокотилось на макушку сопки, точно задумалось: надо ли подниматься выше, вдруг польёт дождь. Сумрачный день пчёлам на руку: работать не жарко и нектар долго держится на цветах. В работе пчела не злюка. Самый подходящий день качать мёд.

Веровна — жена Иваныча — привела на пасеку своих, да ещё и чужих ребятишек медовые рамки носить с точка в избу, пустые — назад. Рослая, черноглазая Веровна распахнула дверь замусоренной избы, с задымлённой печкой, поморщилась:

— Надо порядок навести, после за мёд браться. — Шурика с Володей спровадила наломать веник, Лёню — развести костёр и согреть воды. Остальных заставила дров нарубить.

Ребята кинулись делать, что наказала Веровна. Они готовы сопку своротить, только бы поскорее начать медокачку.

Вскоре зажелтели широкие доски пола — натёрты голиком, намыты кипятком. Сразу посветлело в избе, словно раздались окна да заглянуло солнце в них. Румяная хозяйка долго никого не пускала в избу. Одна Таня ходила по жёлтому полу робко, как по льду, и оглядывалась — не остаются ли следы от босых ног.

Пол высох. Хозяйка сказала:

— Теперь можно и мёд качать.

Иваныч с отцом Володи пошли рамки из ульев выбирать. Шурику с ребятами в избу носить. Веровна будет срезать печатку с рамок. Лёня и Таня, как самые степенные, крутить медогонку.

— Таньке с Лёнькой интересное дали… — завякал Шурик.

— Не порть праздник! — цыкнула на брата Таня. — Покручу, и ты будешь.

— Мне потом не надо. Я первым хочу.

— Как возьму ремень! — осерчала Веровна и запоглядывала вокруг себя, чем бы отмутузить Шурика. — Неделю поболел ангиной, но вредности нажил на сто лет. Надевай сетку и марш к отцу!

Шурик подался к ульям с открытой головой. За ним отправились и другие носильщики рамок — кто в сетке, а кто в платке.

— Бригада — ух! — работает до двух! — воскликнул Иваныч. — Напротив летка не стойте. Пчёлы не любят, когда им мешают трудиться.

Помощники шарахнулись в одну сторону. Сбились в кучку, обалдевшие от грозного гуда, густого полёта пчёл. Володе так и чудилось: пчёлы заползают в брюки, за воротник… Вспомнил погоню ос на голубичнике. Ему хотелось превратиться в мышонка да юркнуть в траву. Шурик сидел у летка — и ничего!