Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова

• Название: Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова
• Автор: Василий Песков
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: ISBN 978-5-87107-853-2

В четвертый том собрания сочинений Василия Михайловича Пескова вошли его путевые заметки и репортажи, в том числе из уникальной экспедиции в Антарктиду, которые он назвал «Белые сны». До этого так много и подробно о работе наших полярников не писал ни один советский журналист. Вернувшись, Василий Михайлович открывает в «Комсомолке» первую свою персональную рубрику о природе «Времена года» — будущее знаменитое «Окно в природу».

---

Пять раз в сутки, в любую погоду, ходил к своим приборам метеоролог Алексей Кононов. Будка, в которой я сейчас пишу, в ссадинах от лопаты. Прежде чем взглянуть на приборы, надо было их откопать. Меньше всех работы оказалось у доктора — на станции никто не болел.

Доктор стал завхозом и подменял метеоролога. Только радиста Олега Брока никто не мог подменить. Целыми сутками случалось не спать: посылал через Мирный в Москву метеосводки, принимал телеграммы, записывал на пленку последние известия, стерег магнитные бури, чинил аппаратуру, крутил кино…

Семь человек были, как тут говорят, «с одной льдины». Они знали друг друга по Арктике. Они дрейфовали на льдинах у Северного полюса, зимовали на Диксоне, на Земле Франца Иосифа, в Крестах Колымских. Только одного человека никак нельзя было назвать «снежным человеком». Юрий Аистов раньше работал поваром в ленинградском ресторане «Метрополь». Юрия полярники сманили на «Обь» — плыть в Антарктиду. У семи зимовщиков не было повара. Сам начальник экспедиции попросил: останься.

Остался. И оказался Юрий Аистов не только отличным поваром, но и самым веселым человеком на всю Антарктиду. Друзья полюбили ленинградца. И больше всего за то, что в столовой всегда в избытке была самая важная из приправ — неистощимое остроумие повара.

Вчера среди пирогов с джемом один оказался с горчицей. Пирог попался радисту. От хохота дрожали тарелки, а повар даже не улыбнулся.

За двести пятьдесят дней зимовки Юрий не растерял оптимизма. Антарктиду он, правда, поругивал, жалуется: «Соскучился по Ленинграду. Больше меня на лед не затянешь…»

Но я уже многих узнал в Антарктиде. Вот так же ругали, а потом приехали во второй, в третий, в четвертый раз — льды имеют какую-то власть над людьми…

Зимовка окончена. Выполнена годовая программа работ. Восьмерка собирается домой. Смена уже прилетела. Идет передача приборов, знакомство с методикой наблюдений. Свободная от дел восьмерка ходит сегодня с фотоаппаратами по скалам. Кладут ребята камни в карманы — на память об Антарктиде. Сурова земля, но и к ней человек привыкает И, конечно, грустит, расставаясь.

Юрий Аистов сказал вчера: «Пойдем пройдемся напоследок». Мы взяли веревки, бамбуковые шесты, спустились на лед замерзшего океана. Пошли в сторону Москвы. До нее по глобусу пятнадцать тысяч километров. Прошли километров десять — двенадцать. Айсберги похожи с берега на столы, а когда становишься рядом, превращаются в огромные голубые отвесные горы. Они ползут в океан и скоро, как сломается лед, отправятся подстерегать беспечные корабли. То и дело под ногами с шорохом, холодящим сердце, оседает пористый снег, под снегом — вода, которую тут называют «рассолом». То и дело встречаются заметенные снегом трещины. Около айсберга змеей легла трещина с темно-синей водой. Когда снимаешь очки и ложишься на край трещины, на глубине в двадцать метров видишь голубоватое дно океана. Видно морские звезды и неподвижные камни. Юрий уверяет, что зимой из одной из них таскал рыбешку, похожую на бычков. Достаем удочки. На крючки, сделанные из конторских булавок, сажаем мясо.

Ждем. Клева нет. Зато в трех шагах, в полынье, появляется страшная усатая морда. Фыркает, глубоко вздыхает. На льдину вылезает огромный тюлень. За ним еще три, поменьше.

Пока мы, бросив удочки, делаем снимки, вдоль трещины к нам бегут, задыхаясь от любопытства, пингвины. Остановились, вытягивают шеи, лопочут, бултыхаются в трещину. Из воды они появляются неожиданно, как торпеды. Прыжок вверх — и уже видишь их на льдине отряхивающими воду. Наглядевшись на двух рыболовов, пингвины уходят за айсберг. Идут, забавно покачиваясь, как старухи на богомолье.

На снегу остаются следы, похожие на утиные. Снег с трудом поддается солнцу. Зато там, где шторм уронил космы водорослей, снег и лед протаяли на всю толщину до воды…

Километрах в пяти от берега я поднял сосновую стружку — желтый, пахнущий смолой завиток дерева из-под рубанка. Стружку принесло ветром с каменистого склона, где стоят зеленые и красные домики. Там сейчас стучат топоры, звенит пила. Скоро на станции «Молодежная» вырастут новые домики. На зимовку в новом году остается человек сорок — строители и ученые. В Антарктиде вырастет новая советская научная база. Начало ей положила восьмерка зимовщиков — ленинградцев и москвичей.

…По трассе «Молодежная» — Мирный синоптики наконец обещают хорошую погоду. Завтра вылет. Новый год восьмерка встречает в Мирном, а потом два больших самолета поднимут зимовщиков в воздух. Люди соскучились по родной земле…

Антарктида, станция «Молодежная».

 29 декабря 1963 г.

1964

Елка и пингвины

НОВОГОДНИЙ РЕПОРТАЖ ИЗ АНТАРКТИДЫ

Можно поручиться — это самая любопытная из всех новогодних елок, какие зажглись по земле. В Антарктиде, как известно, елки не вырастают. Антарктида знает только три цвета: белый, синий, бурый — снег, небо и скалы. Перед вылетом из Москвы мы долго думали: какой подарок от газетчиков повезти в Антарктиду? Елку! Конечно, елку! Синтетическую? Ни в коем случае! Только лесную, настоящую, чтоб и запах, и вид…

Мне и поручили выбрать подмосковную елку.

Вечером 19 ноября моросил дождик. В асфальтовом шоссе отражались желтые и красные огни намокших машин. В районе Внукова наша машина остановилась. В лесу было тепло и тихо. С деревьев падали тяжелые капли. От света фонарика вскочил и ошалело задвигал ушами побелевший раньше времени заяц. Я долго искал и наконец увидел ее. Елка сверкала огоньками водяных капель. Она росла у края военного окопа, среди березовых пней.

В машине елка приятно колола щеку. В редакции ее одели в рубашку из прозрачного целлофана. Сделали надпись: «От «Комсомолки» — полярникам Антарктиды». Утром я отвез елку в аэропорт «Шереметьево» и поставил в самолете рядом с мешками, в которых лежали шапки, меховые сапоги и штаны.

Елка благополучно прилетела в Ташкент. Побывала в столице Индии — Дели. Побывала в Бирме и Индонезии, благополучно пролетела экватор. Но в большом путешествии невозможно без приключений. Полмира елка пролетела без визы. А в австралийском городе Дарвине мы сразу забеспокоились. В анкете было написано: «Не везете ли седла? Не везете ли упряжи? Не везете ли животных или растений?»

Елку спрятали в самолете. «Может, — думаем, — не заметят». Велика ли беда — провезти елку через Австралию? Заметили. Видим — выходит из самолета таможенник, тащит за гриву елку. На горячий, как сковородка, асфальт падают с елки и испаряются капли воды. Тут мы всем миром вступились за елку. Шлем в кабинеты таможни одну делегацию за другой.

Очень вежливо пожимают плечами: «Закон». Но мы не сдавались. И перед самым отлетом улыбающийся человек, сам счастливый от того, что закон удалось нарушить, вручил нам елку.

После этого елка побывала в Сиднее, потом на самом краю земли — в Новой Зеландии, потом увидела белую Антарктиду. Три дня гостила у американцев в Мак-Мердо и вот уже почти месяц живет в Мирном. Наступил ее праздник.

Плотник Афанасьев Федор Семенович сделал сегодня сосновую стойку. Елка расправила ветки, ожидает наряда. Геофизик Петя Астахов и я назначены одевать елку и звать гостей.

Легко сказать — гостей. Где гости? В Мирном все люди свои, а до ближайшего поселка в Антарктиде австралийского Дейвиса — тысячи километров. Поговорили мы с Петей? Гость все-таки будет!

Пингвины живут на острове Хасуэлл. Это всего в четырех километрах от Мирного. Наверно, не все знают, что пингвины — нескольких видов. На Хасуэлле живут адели. А самые важные и большие — императорские пингвины — крикливым лагерем стояли на виду у Мирного, около снежного айсберга. В жестокие морозы «императоры» вывели птенцов и сейчас всей армией двинулись к чистой воде. «Императоры» шествуют важно. Каждый по виду чином не менее, чем полковник.

Адели гораздо проще. Адели похожи на уличных ребятишек, выраставших без присмотра родителей. Безмерно любопытные, лезут куда попало, дерутся, ссорятся, воруют друг у друга камешки из гнезда, норовят и яйцо чужое под себя подкатить. Адели не боятся людей, смертельно боятся самолета и очень любят музыку. Их несколько тысяч на Хасуэлле.

Прошлой ночью мы связались с Петей одной веревкой, взяли шест — на льду появились трещины, можно нырнуть в океанскую воду — и тихонько пошли к островам. Час ночи, а мы вовсю фотографируем синие айсберги, снежных буревестников и хищных поморников. Пингвинам нас видно издалека. Один самый любопытный не выдержал и помчался навстречу. Бежит, покачиваясь, как старушка, машет крыльями-ластами. Так спешит, что падает на живот, и, как ладья, подгребая ластами, плывет нам навстречу по снегу. Доплыл, стал столбиком около самых сапог, вытягивает шею: кто вы такие? Посвистели — млеет от удовольствия. Явный холостяк — чистая рубашка, безукоризненно черный костюм. Его собратья сейчас сидят на яйцах и уже птенцов успели вывести. Перья у них испачканы, а этот держится гоголем и следом за нами бежит к острову.