Джек Линдсей - Подземный гром

• Название: Подземный гром
• Автор: Джек Линдсей
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1970

Роман «Подземный гром» Джека Линдсея рассказывает о жизни Рима в годы Нерона.

---

— Я видела твоего отца, Марк, и должна с огорчением сказать, что он недоволен твоим поведением. Очень, очень недоволен.

— Он ничего обо мне не знает. Я отказался с ним обсуждать что-либо, кроме финансовых дел.

— Ты знаешь, Марк, что у меня с твоим отцом немало разногласий. Он упрям, из-за его характера с ним трудно жить, у него свои привычки, о которых не стоит говорить, поскольку они касаются его супруги, а не сына, к тому же он страдает болезнью желудка и поэтому особенно раздражителен. Все же этот человек достоин всяческого уважения. Я считаю, что ты должен следовать его советам и примеру.

— Пусть так, — устало сказал Лукан.

— Значит, ты отказываешься от своих ужасных идей и замыслов? Не смотри такими глазами на Канинию. Ты знаешь, она предана тебе и нашей семье. Она будет молчать так же, как и я, если от этого зависит наше благополучие.

— Вот именно, вот именно, — отозвалась Каниния, сообразив, что должна что-то сказать. — В самом деле, полечись от кашля, Марк. Я всегда говорила, что ты слабогрудый.

— Раз и навсегда, мать, — заговорил Лукан, выбираясь из-под покрывал и усаживаясь на ложе. — Прошу тебя не вмешиваться в дела, в которых ты ничего не понимаешь. И не приписывай мне ужасных идей. Ты накличешь беду на всех нас.

— Будь добр, скажи, чего я не понимаю? Ты забыл, что мой отец был известный юрист в Кордубе? Он частенько говорил, что у меня склонность к юриспруденции, и жалел, что я не родилась мальчиком.

— В самом деле жаль, — пробормотал Лукан.

Каниния подошла к нему.

— Ты недостойно разговариваешь с матерью. Когда она мне сказала, что ты не в своем уме, я не поверила. Теперь вижу, что так оно и есть.

— Что ж она тебе наговорила?

Но Каниния не слушала, ее подхватил поток красноречия.

— Юния, весталка, порученная моим попечениям по постановлению Коллегии понтификов, Юния, говорю, женщина весьма замечательная, снова заболела, услыхав, что рассказывает о тебе твоя мать, а ведь у нее так мало сил, да будет тебе известно, она так плоха, бедняжка, страдания подействовали на ее рассудок, она волнуется из-за всякого пустяка, теперь она вообразила, что палачи вот-вот придут за ней и закопают ее живой в землю за нарушение обета целомудрия, поэтому ты пошел бы и растолковал ей, что она не отвечает за твои поступки, видишь ли, она ужасается при мысли о государственной измене и по-прежнему уверяет, что это неправда, будто ее двоюродный брат испортил ее в десятилетнем возрасте, то есть пятьдесят пять лет назад, когда, если мне не изменяет память, она была в Сардинии, а у меня на такие вещи отменная память, ибо у родственников были вложены деньги в железные рудники, поэтому ее и привезли в Сардинию, правда, там очень нездоровый климат, даже в лучшие времена года, и, без сомнения, именно там у нее заболели глаза, а ее двоюродный брат только и сделал, что запустил ей под платье змею, безобидного ужа, он вообще любил грубые шутки, глупый был малый, хотя и симпатичный, но с тех пор она никогда ничем не болела, кроме расстройства желудка и тому подобных пустяков, но ей стало худо, когда твоя мать рассказала про тебя, и она вообразила, что ты и есть ее двоюродный брат Марк Азиний Буканор, тот самый, которого судили за растрату в Вифинии, и теперь ей уже ничто не помогает, кроме почечного сала, смешанного с растертыми семенами белены и крапивы в одинаковой пропорции, — это замечательное средство…

— Видишь, Марк, видишь, — перебила ее с торжествующим видом Ацилия, — перед тобой единственный почетный путь…

— Ты совсем не поняла меня в тот раз… — начал было он, но приступ кашля не дал ему договорить. В эту минуту вошел дворецкий и принес в серебряной чаше напиток из иссопа; старухи тотчас занялись лекарством, которое их весьма заинтересовало. В разгар их хлопот поспешно вошла Полла в развевающейся свободной одежде: она услыхала о болезни мужа, но не подозревала, что у него гостьи. Полла отшатнулась, увидев их, и намеревалась выскользнуть из комнаты. Но ее заметили.

— Ах, ты здесь, Полла. Тебя-то мне и хотелось видеть. Я уверена, что ты поддержишь нас и откроешь Марку глаза на его заблуждения.

— Разумеется, — ответила Полла самым любезным тоном. — Но в каких вопросах? У него столько разных дел…

— Ты понимаешь, на что я намекаю, если только он не скрывает все это и от тебя.

— Разве ты что-нибудь от меня скрываешь, Марк? — спросила она все с тем же невинным видом. — О, это меня удивляет и обижает. Неужели ты что-то скрываешь? В чем дело? Ты потерпел денежный крах или у тебя открылась язва желудка?

Он пожал плечами. Тут вмешалась Каниния.

— Это приводит в отчаяние Юнию, весталку, знаешь, ту, что Коллегия понтификов поручила моим попечениям, оказав мне великую честь. Правда, у нее несколько устарелые взгляды, хотя припарки из дегтя с ячменем могут очень даже помочь, ведь ответственность так велика, вот я и убеждала Марка, что следует думать не только о себе, но и о других.

— Марк никогда ничего мне не рассказывает, — обратилась Полла к Ацилии, глядя на нее широко раскрытыми наивными глазами. — А меня так интересуют все его дела. Решительно все. Как бы мне хотелось принимать в них участие!

— Это наконец невыносимо! — воскликнул Лукан, хватив себя по лбу. — Имейте же в виду…

— Это семейное дело, и я имею право обсуждать его с членами нашей семьи.

Терпение Лукана иссякло. Роняя висевшие на нем покрывала, он выбежал из комнаты, несмотря на протесты Ацилии, уговаривавшей его допить иссоп, не отозвавшись на предложение Поллы участвовать в его делах и на обещание Канинии привести Юнию для беседы с ним. Все же он испытывал некоторое удовлетворение, оставляя Поллу в обществе двух старых матрон, которых она ненавидела. Он направился в сад и, убедившись, что никто не подглядывает за ним из-за вечнозеленых кустов, погрузился в размышления. До праздника Цереры еще около месяца. Своей болтовней мать могла очень ему повредить, но он не знал, что предпринять. Может быть, не следовало отказываться от помощи Поллы. Обладая тактом, природным обаянием, умением очаровывать и убеждать, она могла бы повлиять на Ацилию, задобрить ее, убедить, что та ошиблась, и вообще понаблюдать за ней. Это избавило бы его от ложной клятвы, которая никогда не приносит добра.

Он вошел в башню-обсерваторию, стоявшую в глубине сада, и поднялся в верхнюю комнату, но не стал пускать в ход механизм, вращающий купол. Он попытался восстановить душевное равновесие, размышляя на отвлеченные темы: о непрерывности и переменах, о течении и его перерывах, о несоответствии между причиной и следствием и о соответствии между целью и средствами. Углубляясь в эти идеи, он искал ключ к пониманию человека и истории. Все вещи и люди непрестанно пребывают в напряжении, и присущую им форму можно сжать или расширить, но существует исключение — это идеально прямая линия. Прямоту или добродетель нельзя ни ослабить, ни усилить, она остается неизменной.

Мысли его начали путаться, и он потерял нить рассуждений. Он обхватил голову руками и сидел неподвижно, чувствуя, что мысли тревожно разбегаются. Где обрести устойчивую форму? Его уже не удовлетворяла геометрия, объемлющая все формы во вселенной, он больше не видел плавного течения, непрерывной цепи причин и следствий, развертывающейся во времени и в пространстве и порождающей великий поток бытия. Скорее это вспышки свистящего пламени, внезапный взрыв, остановка и снова взлет искр. Быть может, это воспоминание о Великом Пожаре, когда, казалось, наступил конец света и в его голове день и ночь звучала строка Эсхила:

И в тот же день ахейцы взяли Трою.

Конец света, за которым не последует начало нового. Гибель старого мира без надежды на рождение нового. Мир, обреченный на бесконечные родовые муки, но уже не способный обновиться, произвести на свет дитя, которое принесло бы ему освобождение. Необходим меч. Кесарево сечение. Странное и волнующее совпадение: человек, упразднивший Республику и основавший Империю, носил имя, говорившее о том, что он родился не как все люди. И созданная им империя не в силах естественно рождать новые формы и нуждается в освободительном ноже. Злосчастный загадочный мир, мертвый покой или разрушительная буря, молния, падающая с ясного неба, мир губительнее всякой войны и затаенная война, которая не может завершиться желанной победой. Нет ли в самой сердцевине жизни трещины, проглядывающей сквозь показное согласие и гармонию? Не означает ли империя конечного поражения человека, истощения сил и бесславный конец истории в тупике? Эти силы отныне могут проявляться лишь в мгновенной яростной вспышке, которая вызовет повторение прежнего цикла в еще худшем аспекте. Он огляделся по сторонам и увидел, что Полла поднимается по лестнице.

— Не пугайся, — мягко сказала она. — Я отделалась от них. — Он сделал неопределенный жест, выражавший усталость и желание отвлечься. Она подошла ближе и уселась на табурет у слюдяного окна. — Ты рассердился на меня? Но я, право же, не могу иначе вести себя с ней. Мне пришлось разыграть дурочку, чтобы ее спровадить.