Роджер Зилазни - Остров мертвых

• Название: Остров мертвых
• Автор: Роджер Зилазни
• Издательство: СПб.: Северо-Запад, 1993.—544 с.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0124-9

Роджер Джозеф Зилазни (р. 1937) — всемирно известный американский писатель-фантаст, один из тех, с кого начался отсчет «новой волны» в англо-американской НФ литературе.

Все произведения Р. Зилазни отличает глубокий психологизм, высокое литературное мастерство и необычность трактовки традиционных научно-фантастических сюжетов.

Предлагаемая книга знакомит читателя с ранним периодом творчества Р. Зилазни — романами «Творец снов» (1966), «Этот Бессмертный» (1966) и «Остров мертвых» (1969), — оказавшими заметное влияние на дальнейшее развитие этого жанра.

В профессиональных переводах эти произведения публикуются впервые.

---

Однако мне было одиноко, а Эллен показалась мягче, чем камень, а меня по-прежнему разбирало любопытство.

Так что я опять оказался там, задрав при этом голову.

— …отсюда мне не видно, — говорил я. — Но Вега является звездой первой величины, расположенной в том самом месте, которое ваши люди называют созвездием Лиры.

— А как там на Тайлере? — спросила Эллен.

Последовала долгая пауза. А после нее:

— Зачастую людям не под силу вообразить то, что представляется наиболее существенным. Как передать лицу, с которым вы говорите, информацию, которую он органически не может воспринять, — вот в чем проблема. Тайлер не похож на эти места. Там нет пустынь. Весь мир покрыт зеленью. Но… Позвольте мне цветок из ваших волос. Взгляните. Что вы видите?

— Красивый белый цветок. Потому я и сорвала его и воткнула в волосы.

— Но это вовсе не просто красивый белый цветок. Во всяком случае, для меня. Ваши глаза воспринимают свет на длине волны от 4000 до 7200 единиц ангстрем. Глаз же веганцев видит как бы глубже — ультрафиолетовые лучи на волне примерно до 3000. Мы не видим то, что вы относите к «красному», однако в этом «белом» цветке я вижу два цвета, для которых в вашем языке нет слов. Мое тело покрыто узорами, которых вы не можете разглядеть, но они примерно такие же, как у остальных членов моей семьи, так что любой веганец, знакомый со Штигогенами, может с первого взгляда назвать мою семью и место, где мы живем. Некоторые наши картины выглядят слишком кричащими для землян или даже кажутся одноцветными — обычно, голубыми — поскольку оттенков земляне не видят. Наша музыка по преимуществу воспринимается вами как паузы тишины, хотя на самом деле это не паузы, а мелодия. Наши города чисты и рационально расположены. Они собирают дневной свет и излучают его в ночное время. Движение в них медленное, а звуки приятны. Для меня это значит многое, но я не знаю, как все это описать человеку.

— Но ведь люди — я имею в виду землян — живут в ваших мирах…

— Но на самом-то деле они видят, слышат или чувствуют эти миры совсем не так, как мы. Между нами пропасть — мы это признаем и понимаем, но нам ее не преодолеть. Вот почему я не могу вам рассказать о планете Тайлер. Для вас этот мир оказался бы не таким, каков он для меня.

— Однако я хотела бы его повидать. Очень. Думаю, я даже хотела бы там жить.

— Не уверен, что вы были бы там счастливы.

— Почему не уверены?

— Потому что эмигрант есть эмигрант, если только он не веганец. Здесь вы далеко не из низшей касты. Я знаю, что вы не употребляете этот термин, но это именно то, что я хочу сказать. На этой планете сотрудники Конторы и члены их семей принадлежат к высшей касте. Затем идут богатые люди, не входящие в штат, затем те, кто работает на богатых, а за ними — те, кто живет за счет обработки земли; и на самом дне пребывают те несчастные создания, что живут в Бывших местах. Здесь вы наверху. На Тайлере же вы будете на дне.

— Почему только так, а не иначе? — спросила она.

— Потому что для вас этот цветок — белый, — сказал я, возвращая его ей.

Последовало долгое молчание. Ветерок был довольно прохладным.

— Во всяком случае, я счастлива, что вы сюда приехали, — сказала она.

— Это интересное место.

— Рада, что оно вам нравится.

— Человек по имени Конрад действительно ваш любовник?

Я даже покачнулся от этого неожиданного вопроса.

— Это не вашего голубого ума дело, — сказала она, — но если хотите знать, то — да.

— Понимаю, почему, — сказал он, и мне стало не по себе, будто я подглядывал за собой со стороны, или же — если уж вдаваться в оттенки — будто я подглядывал, как я подглядываю.

— Так почему? — спросила она.

— Потому что вам нужно что-то странное, сильное, экзотическое. Потому что для вас счастье там, где вас нет и где вы не вы.

— Неправда… А может быть, и так. Да, однажды он что-то такое мне говорил. Возможно, что правда.

В тот момент мне стало ее очень жалко. Мне захотелось ее как-то утешить, и инстинктивно я потянулся к ней и взял ее руку.

Только это Миштиго потянулся и взял, хотя и не собирался. Из-за меня.

Я вдруг струсил.

Впрочем, как и он.

Я это чувствовал.

Я почувствовал, что он почувствовал присутствие постороннего в себе, и все поплыло передо мной, будто я был сильно пьян.

Мне тут же захотелось улизнуть, и я снова оказался возле своего камня, но это после, а до того она еще успела уронить цветок, и я услышал, как она сказала: «Бери меня».

«Черт ее подери, эту псевдотелепатию по исполнению желаний! — подумал я. — В один прекрасный день может оказаться, что все это не псевдо, а всерьез».

Я-то ведь видел два цвета в том цветке, цвета, для которых у меня не было слов…

Я пошел обратно к лагерю. Не останавливаясь, миновал его. Дошел до другой стороны периметра электрооповещения, сел на землю и закурил. Ночь была прохладна, ночь была темна.

Только я выкурил две сигареты, как позади раздался голос, но я не обернулся.

— В доме великом и в доме огня, в великий день, когда расчислены все дни и годы, о, верни мне имя мое, — произнес голос.

— Браво, — сказал я мягко. — Цитата к месту. Узнаю Книгу Мертвых[56], которую треплют почем зря.

— Я пользовала ее не почем зря, а наоборот, — к месту, ты сам это сказал.

— Тем лучше для тебя.

— О, в тот великий день, когда расчислены все дни и годы, если тебе вернут имя твое, как тебя будут величать?

— Не вернут. Я собираюсь задержаться. И что в имени тебе моем?

— Смотря в каком. Если, например, «Карагиозис»…

— Попробуй сесть так, чтобы я тебя видел. Не люблю, когда стоят за спиной.

— Сажусь. Ну так?

— «Ну так» что?

— Например, «Карагиозис».

— А я-то при чем?

— При том, что это кое-что значит. Во всяком случае, значило когда-то.

— Карагиозис был персонажем в старом греческом театре теней, что-то вроде Панча в европейских кукольных представлениях «Панч и Джуди». Он был недотепа и шут.

— Он был греком, и он был далеко не глуп.

— Ха! Он был неряха и трус.

— Но также и храбрец. Обаяшка. Сама жизнь грубого помола. А чувство юмора! Готов разнести на куски даже пирамиду. Также и силач, когда захочет.

— Где он сейчас?

— Хотела бы знать.

— А почему вопрос ко мне?

— Потому что так тебя назвал Хасан в ту ночь, когда ты дрался с големом.

— А… понятно. Ну, это что-то вроде бранного слова, общее обозначение, синоним дурака, уменьшительное имя — как если бы я называл тебя «Рыжик»… И коль скоро об этом речь, интересно бы знать, как все-таки ты выглядишь в глазах Миштиго? Ты знаешь, что веганцы не воспринимают цвет твоих волос?

— Мне абсолютно безразлично, как я для них выгляжу. Как ты выглядишь — вот что интересно. Полагаю, что у Миштиго на тебя довольно толстое досье. Что-то он говорил насчет того, что тебе несколько сот лет.

— Сильно преувеличено, чуть ли не вдвое. Однако ты вроде довольно много знаешь. А как насчет твоего досье на Миштиго, оно толстое?

— Пока не очень.

— Похоже, что ты ненавидишь его больше, чем кого бы то ни было. Это так?

— Так.

— Почему?

— Он веганец.

— И что с того?

— Я ненавижу веганцев, вот и все.

— Нет, что-то еще.

— Верно… Ты знаешь, что ты силач?

— Знаю.

— По правде говоря, ты самый сильный из человеческих существ, с которыми я только встречалась. Достаточно сильный, чтобы сломать шею летуче-паучьей мыши, затем упасть в воды бухты в Пирее, выплыть на берег и позавтракать.

— Странный ты выбрала пример.

— Не очень уж странный. Ну так как?

— Что?

— Я хочу знать, мне это нужно.

— Сожалею.

— Одного слова «сожалею» маловато. Добавь еще какое-нибудь.

— Добавить нечего.

— Неправда. Нам нужен Карагиозис.

— Кому это нам?

— Редполу. Мне.

— Что, снова?

— Хасан древен, но не как само время, а лишь вполовину его. Карагиозис древнее. Хасан знал его. Он помнит, он назвал тебя «Карагиозис». Это ты Карагиозис — тот, кто убивает, кто защищает Землю. Ты нам нужен. Очень. Армагеддон[57] уже пришел — и не с мечом, а с чековой книжкой. Веганец должен умереть. Альтернативы нет. Помоги нам покончить с ним.

— Что вы хотите от меня?

— Не мешай Хасану уничтожить его.

— Нет.

— Почему нет? Кто он для тебя?

— Вообще-то никто. По правде сказать, мне он очень не нравится. Но кто он для вас?

— Несущий гибель.

— Но тогда скажи мне, как и почему, и, может, мой ответ тебя больше устроит.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что я не знаю.

— Тогда спокойной ночи. И все.

— Подожди! Я действительно не знаю — но так передали с Тайлера, из тамошней агентуры Редпола: он должен умереть. Его книга — это вовсе не книга, и дело не в нем, а в тех, кто за его спиной. Я не знаю, что все это значит, но наши резиденты прежде никогда не обманывали. Ты жил на Тайлере, ты жил на Бакабе и в доброй дюжине других миров. Ты Карагиозис. Ты знаешь, что наши резиденты никогда не врут, потому что это ты, Карагиозис, собственными руками создавал шпионскую сеть. А теперь ты получаешь от них информацию и пренебрегаешь ею. Я передаю тебе их слова: он должен умереть. Он воплощает собой конец всему, за что мы боремся. Они говорят, что он инспектор, которого нельзя допускать до инспекции. Принцип тебе известен. Деньги против Земли. И еще большая эксплуатация со стороны веганцев. Вот главное, а детали они не могли передать.