Роджер Зилазни - Остров мертвых

• Название: Остров мертвых
• Автор: Роджер Зилазни
• Издательство: СПб.: Северо-Запад, 1993.—544 с.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0124-9

Роджер Джозеф Зилазни (р. 1937) — всемирно известный американский писатель-фантаст, один из тех, с кого начался отсчет «новой волны» в англо-американской НФ литературе.

Все произведения Р. Зилазни отличает глубокий психологизм, высокое литературное мастерство и необычность трактовки традиционных научно-фантастических сюжетов.

Предлагаемая книга знакомит читателя с ранним периодом творчества Р. Зилазни — романами «Творец снов» (1966), «Этот Бессмертный» (1966) и «Остров мертвых» (1969), — оказавшими заметное влияние на дальнейшее развитие этого жанра.

В профессиональных переводах эти произведения публикуются впервые.

---

— А как насчет врагов?

— Им я тоже уплатил сполна.

— Вы раньше говорили о конце пятого сезона будущего года.

— Обстоятельства изменились.

— Я вижу.

— Мы проведем ночь в приятной беседе, о сын Земли, и я смогу передать тебе последние тайны мастерства до рассвета. Сядь со мной.

Я расположился у его ног, как в те дни, которые уже подернулись дымкой в моей памяти, — тогда, правда, я был намного моложе. Он заговорил, а я слушал, закрыв глаза.

Марлинг знал, что делал, и знал, чего хотел. Но от его уверенности мне было и страшно, и печально. Он избрал меня в проводники. Я должен был стать последним живым существом, которое он увидит. Мне, землянину, была оказана высочайшая честь, и я ее не стоил. Я не использовал всех тех знаний, которые он дал мне. Я натворил множество дурных дел, от которых можно было воздержаться. Он знал про меня все. И мои поступки не имели для него никакого значения. Выбор пал на меня. Он был единственным во всей Вселенной, кто напоминал моего отца, скончавшегося тысячу с чем-то лет тому назад. Он простил мне все мои прегрешения.

Страх и печаль…

Почему сейчас? Почему он выбрал именно это время?

Потому, что другого времени у него не было.

По мнению Марлинга, я затеял предприятие, из которого вряд ли смогу вернуться живым. Наша встреча могла оказаться последней.

О всемогущий! О тебе скорбя,
Я в ночь пойду сопровождать тебя.

Хорошие строки. Их мог бы породить Страх, а не Знание. Впрочем, если хорошенько подумать, у них много общего.

Ну, про Страх уже все сказано. А о Печали мы не говорили. Это было бы неуместно. Мы немного поболтали о мирах, которые мы создали, о городах, построенных и заселенных нами, обо всех науках, что нужно изучить для магии превращения неживой материи в живую, и, конечно, мы говорили об искусстве. Игра в экологию гораздо более изысканная, чем игра в шахматы, и она неподвластна компьютерной формализации: ее проблемы скорее относятся к области эстетики, чем к научной сфере. Несомненно, шарики-ролики должны быстро крутиться в нашей черепной коробке скоростей с семью входными-выходными отверстиями, но определяющим фактором в данной игре становится полет фантазии, чаще всего называемый вдохновением.

Пока мы с Марлингом толковали о вдохновении, с моря подул сильный ветер, — в комнате стало сыро и промозгло. Мы озябли, и мне пришлось закрыть окно и растопить камин, огонь в котором взвился, как священное пламя, — наверно, потому, что в морском воздухе было много кислорода. Немые картины того вечера, которые видели мы оба, теперь хранятся только в моей памяти, и они уже далеки от меня: между нами легло Пространство и Время.

— Путешествие окончено, — сказал Марлинг, и через минуту забрезжил рассвет.

С первыми лучами солнца он вручил мне корни глиттена блестящего, немножко посидел, и мы занялись последними приготовлениями.

Три часа спустя я позвал слуг и велел им нанять плакальщиков, а также отослать в горы специальный отряд, чтобы они вскрыли для погребения фамильный склеп. С помощью аппаратуры Марлинга я разослал сообщения о его смерти двадцати пяти Великим, а также тем, кого мой учитель считал своими друзьями, включая знакомых и родственников, которых по желанию покойного следовало пригласить на похороны. Подготовив к погребению старое, темно-зеленое тело — оболочку, в которую был заключен Марлинг, я спустился на кухню, позавтракал, закурил сигару и отправился на залитый солнцем берег моря, где, сидя на песке у тихой бухты, пускал колечки, наблюдая за яркими, багряно-желтыми парусниками, пересекавшими горизонт.

Я пребывал в оцепенении, — лучшего слова не подберешь. Я бывал в его доме и раньше, и каждый раз, когда я расставался с Марлингом, к горлу подкатывал комок, душа саднила от щемящего чувства утраты.

Я хотел бы испытывать печаль или хотя бы страх, но не ощущал ничего, кроме пустоты. Даже гнев улегся. Я понимал, что чувства придут позже, — значит, пока не время. Наверно, я либо слишком молод, либо слишком стар.

Почему сегодня день такой ясный и волны пенятся, искрясь? Почему свежий ветер, напоенный морской солью, дует мне в лицо, а из леса, подобное звукам музыки, доносится пение птиц? Нет, природа не способна на сострадание, что бы там ни утверждали поэты. Только люди порой проявляют интерес к тем, кто навсегда закрывает за собой дверь. Я останусь на Мегапее, Мегапее, Мегапее и буду слушать литанию в честь Лоримеля Многорукого, исполненную на древних флейтах, и мелодия поплывет над планетой, укутает ее, как покрывало статую. Затем Шимбо вновь поднимется в горы, возглавляя похоронную процессию, а я, Фрэнсис Сэндоу, буду наблюдать, как откроют склеп, обнажив серо-буро-черный провал, и замуруют тело Марлинга. После похорон я останусь здесь на несколько дней, чтобы проследить за исполнением последней воли покойного, а затем отправлюсь далее, по своим делам. Если исход будет плачевным — что ж, такова судьба.

Ну, хватит ночных мыслей в утреннюю пору. Я встал и вернулся в башню.

Шимбо давал о себе знать все последующие дни. Как сквозь сон, я вспоминаю грозовые раскаты. Гремел гром, пели флейты, молнии вычерчивали причудливые иероглифы над горами, на фоне дождевых туч. В те дни природа плакала, а Шимбо дергал за веревку, раскачивая колокол. Я вспоминаю зелено-серую процессию, вившуюся змейкой по лесной тропе до того места, где деревья кончались и мягкая земля переходила в каменистую почву. В головном уборе Великого Носителя Имени, с завязанными черным платком глазами, я шел следом за поскрипывающим катафалком. На плечах у меня лежала темная, с подпалинами, траурная шаль, а в руках я нес маску Лоримеля. Никогда больше не вспыхнет пластина с изображением Многорукого в пейанских храмах, пока кому-нибудь не присвоят имя Бога. Я знал, что во время совершения печального обряда лик Лоримеля сиял во всех пейанских святилищах Вселенной. Затем последняя дверь захлопнулась, оставив позади себя серо-буро-черный провал.

Правда, похоже на ночной кошмар?

После того как все кончилось, я, в соответствии с местными обычаями, целую неделю не выходил из башни, соблюдая пост и оставаясь наедине со своими мыслями.

Пока я сидел взаперти, ко мне через Свободный Дом пришло сообщение из ЦУРМЕКа. Я не стал читать его до истечения недельного срока.

Ознакомившись с посланием, я выяснил, что на Иллирии появился новый хозяин — фирма «Грин и компания. Разработка полезных ископаемых». Еще до наступления вечера мне удалось установить, что глава фирмы — Грин-Грин-гарл, бывший житель Дилпеи, ученик Делгрена из Дилпеи, Великого Носителя Имени Бога Клайса, Чьи Уста Порождают Радугу.

Я позвонил Делгрену и договорился с ним о встрече на следующий день. Траурный пост был окончен. Я наконец поел и уснул крепким сном. Если мне и снилось что-то, то я ничего не помню.

* * *

Малисти не удалось напасть на след: на Дрисколле он никого не обнаружил. Делгрен из Дилпеи мало чем был полезен: он не видел своего ученика несколько столетий. Он туманно намекнул мне, что Грин-Грина ожидает сюрприз, если тому вздумается вернуться на Мегапею. (Интересно, совпадали ли наши намерения?)

Как бы то ни было, для меня данные обстоятельства уже не имели значения. Мое время на Мегапее истекло.

Я завел двигатели «Модели Т», взмыл в небеса и, покинув планету, устремился вперед, пока Время и Пространство не сгустились в пространственно-временной комок.

Полет продолжался.

* * *

Я сам себе произвел местную анестезию и, сделав надрез на среднем пальце левой руки, имплантировал в мякоть лазерный кристалл на пьезоэлектрической подкладке, стянул края ранки и приложил к ней заживитель на четыре часа: на пальце даже шрама не осталось. Если мне придется воспользоваться этой штукой, боль будет адская, кожу на подушечке разорвет в клочки. Нужно только повернуть руку ладонью вверх, сжать все пальцы в кулак и резко выбросить вперед средний палец: из него вылетит лазерный луч, способный пробить даже толстенную гранитную глыбу.

Я упаковал провиант, включая неприкосновенный запас, медикаменты и корень глиттена блестящего в небольшой рюкзачок, который я спрятал в укромном месте, рядом с люком. Ни компаса, ни карт мне, естественно, не понадобится, но коробок спичек, кусочек синтепласта, фонарик и очки для ночного видения могут пригодиться. Я тщательно продумал, что мне следует взять с собой, и обмозговал свои планы.

Я решил не спускаться на Иллирию в «Модели Т», а пересесть в неметаллический спусковой снаряд и в нем выйти на орбиту. На Иллирии я намеревался пробыть не более недели. Я решил запрограммировать «Модель Т» на спуск к концу заданного срока. Если в означенное время меня не окажется в условном месте, корабль будет зависать над мощнейшим природным энергетическим источником планеты в один и тот же час каждый следующий день.