Пол Скотт - Остаться до конца

• Название: Остаться до конца
• Автор: Пол Скотт
• Издательство: Иностранная литература. Журнал
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Полковник Британской Армии и его жена Люси предпочли остаться в небольшом городке в Индии с его эксцентричными жителями и архаичными ритуалами после того, как страна получила независимость в 1947 году. Это интересная история о том, как двое пожилых британцев справляются с жизнью на новом месте. Роман, в основном, о старости и долгом браке, о страхе остаться в одиночестве и бедности, когда один из супругов умрет….

В 1977 году роман «Остаться до конца» получил Букеровскую премию.

---

Боюсь, умрет Слоник, и больше мне с этого капитала не достанется ни пенса. Впрочем, и сейчас-то доход не ахти какой, но все же подспорье. То деньги его деда. Отец и мать Слоника умерли молодыми и не оставили сыну ни гроша. Воспитывался Слоник у дядюшки, а дед — тот самый Ф. Дж. Смолли — оставил капитал, с которого Слонику пожизненно полагалась рента. Денег этих ему хватило, чтобы получить образование и добавлять на первых порах к армейскому жалованью. Особенно кстати пришлись эти деньги, когда Слоник ушел в отставку — ведь ему приходилось регулярно платить взносы в Фонд офицерских вдов и сирот, это на тот случай, чтобы мне не умереть с голоду, если останусь одна. Умрет он, и пенсию его мне платить перестанут, хотя и она — сущие гроши. В Англии с таким доходом мы бы оказались в числе тех, кто живет в нищете. Конечно, я и от Фонда кое-что получу, и, может, по королевскому указу мне пособие выделят. Жизнь свою Слоник никогда не страховал, денег не откладывал. Знаете, мистер Тернер, единственный раз у нас оказались приличные деньги на руках — компенсация индийского правительства, ведь Слонику пришлось бросить военную службу в 1949 году, еще совсем не старым, ему было лишь сорок восемь. Так денег тех давным-давно нет.

Ничего уже нет. Тогда мне выпали немалые, как я называю, потрясения. Впрочем, зачем вам все это? А Слоника я уже давно-давно простила. Во всяком случае он поступил даже благородно (в отличие от одного своего коллеги) и продолжал, уйдя в отставку, делать взносы в Фонд, хотя имел право больше не платить. А тот его коллега возьми да и забери всю накопленную сумму, жена прознала, ее едва удар не хватил: случись мужу завтра умереть, она по миру пойдет, разве спасет нищенское королевское пособие. И пришлось ей последние свои гроши в Фонд вносить, а потом на какие только уловки она не пускалась, чтобы на ежемесячные взносы наскрести.

Так что вы сами видите, в каком плачевном положении может оказаться женщина, всю жизнь верно следовавшая за мужем-офицером. Люди думают: ага, полковничья жена, мы-то вот живем в бедности, а она небось благоденствует: и пенсию ей платят, да и на черный день скоплено немало или, может, наследство досталось.

И почему всегда думают (во всяком случае, я сама это не раз слышала), что офицеры и их жены очень обеспеченные люди, на деле-то скуднее жалованья, чем у военных, и не найти. В Англии, у мужа не хватило бы средств, чтобы служить в сколько-нибудь приличном полку. А в Индии ему не приходилось мечтать о престижном полке. Поэтому проценты с дедушкиного капитала Слонику, как говорится, сам бог послал. Помнится, я сказала Марте Прайс, что Слоник сделал мне предложение и я его приняла, и что не пройдет и месяца, как мы уедем в Индию, и не согласится ли она быть невестиной подружкой на свадьбе. А она лишь сухо бросила: «Что ж, поздравляю, ты удачно устроилась».

На свадьбу она, конечно, не пришла. Зато пришли все остальные девушки из конторы. Сейчас страшно и стыдно даже вспомнить: я смотрю на них, а они такие невидные, заурядные, может, не следовало их приглашать? Что-то подумают родные Слоника? Правда, их было совсем немного: тетка из Бейсуотера, старый опекун-дядюшка из Дорсета да двоюродный брат Сирил — он-то и унаследовал всю недвижимость Ф. Дж. Смолли, а его сыну Кларенсу отойдет основной капитал, с которого Слонику пожизненно выплачивают проценты.

А кого, кроме своих сослуживцев, могла я пригласить на свадьбу? Других подруг у меня не было. Они робко сбились пестрой кучкой — разоделись по случаю свадьбы! Как это выглядело нарочито! В большом старом доме священника им было не по себе: с одной стороны, они видели в нем господские хоромы, с другой — бедность и обветшалось этих хором, на стенах — картины, не видно блестящих современных украшений из металла — все кругом убийственно старомодно. По-моему, мистер Тернер, они остались разочарованы: думали, что Слоник придет в форме, хотя никто из нас его в форме ни разу не видел, разве что на фотографии, которую он мне подарил, я показывала ее девушкам. Они, наверное, воображали: выйдут из церкви жених с невестой, пройдут под скрещенными шпагами офицеров — друзей жениха, выстроившихся по обе стороны прохода. Может, они мечтали увидеть и махараджу в жемчугах с алмазной звездой на чалме. Да и у меня самой, пожалуй, были не менее наивные представления.

Представлять, воображать, придумывать я, видно, привыкла с детства. Как и многие девушки в те дни, я увлекалась сценой, но сама не играла — очень волновалась и стеснялась. Лишь помогала в местном драматическом кружке, да и то скорее по необходимости — сборы от спектаклей часто шли на церковные нужды. В антрактах я угощала зрителей кофе. Потом меня допустили в суфлерскую, я даже кое в чем помогала режиссеру. Суфлировать мне, правда, доверили не сразу, голос у меня тихий, думали, что его актеры и в двух шагах не услышат. Что может быть ужаснее любительской труппы! Каждый столько мнит о себе, ставит себя выше других. «Старики», разумеется, затирают молодых, не дают им проявить себя. И что в Англии, что в Индии — все одно! Однажды мы ставили «Воспитателя» в Равалпинди. Как я хотела сыграть одну из сестер, ту, что поскромнее, Розмари, но роль, конечно, отдали другой, почти сорокалетней женщине.

В нашем церковном драматическом кружке на роли девушек могли рассчитывать лишь дочери избранных лиц, поэтому молодежь к нам и не шла. Я знала назубок каждую роль во всех пьесах, и когда мне доверили суфлировать, то поняли, что голос у меня самый подходящий. А как-то раз одна из актрис не явилась на репетицию, и я проговорила всю ее роль наизусть, а остальные — читали. Простите за хвастовство, но многие актеры были просто поражены, а режиссер сказал, что на будущий год попробует меня в новом спектакле, если будет подходящая роль.

Но на будущий год я встретила Слоника, да и из дома уже ушла. Кое-кто из нашей труппы пришел на свадьбу, в том числе и режиссер. Он сказал: «Не прощу вам ни вашего замужества, ни отъезда в Индию, ведь нынешней осенью мы хотим рискнуть и поставить „Письмо“, и я считал, что лучше вас никто не сыграет Лесли Кросби».

Сказал он это в присутствии Слоника. И ему даже выговорил: «Вы увозите очень способную юную актрису-героиню. Ничего, она и в Индии себя проявит на главных ролях».

И что же? Когда подвернулась возможность, Слоник мне не разрешил. Мы тогда ставили «Ветер и дождь». Ну в чем моя вина? В том, что я люблю театр, но боюсь выходить на сцену? Любой бы на месте Слоника понял, что в боязни этой и есть залог хорошей игры. Неужто он забыл или пропустил мимо ушей напутствие режиссера?! С первого взгляда на Слоника вы, конечно, так и решите. Но видели б вы его раньше, до того, как он разительно переменился. Теперь в его словах не отыскать никакой логики. Он не прислушивается ни к чьему голосу, кроме своего, не считается ни с чьим мнением, разве что со своим. Но на самом деле он все прекрасно понимает. И слушает и слышит, но не внемлет. Все-то он отрицает и ниспровергает; все, что ему не угодно.

Вы-то видели лишь его «гостевую маску». Он вас в два счета заговорит. А когда мы одни, все иначе. Порой молчит часами напролет. В последнее время мало кто слышал какие-либо его суждения. И все же раньше он был куда сдержаннее. Держался всегда безукоризненно, предельно скромно. Такому можно во всем довериться. В самый первый раз я увидела его со спины, он стоял у окна в приемной. Я окликнула его: «Вы — капитан Смолли?» И он обернулся. Я почему-то представляла его худощавым и смуглым, непременно в военной форме. А он оказался невысоким, скорее коренастым, нежели худощавым, в штатском — одним словом, весьма заурядным. Но я ни капельки не разочаровалась. Мне понравился его открытый взгляд. Я сказала, что мистер Смит занят и что я — его секретарша. «Так вы — ЛЛ? Точно, вы — ЛЛ!» — воскликнул он.

Я была так тронута. Значит, он обратил внимание, что на всех письмах нашей конторы внизу значились мои инициалы. Понимаете, мистер Тернер, с первой минуты Слоник доказал, что он весьма наблюдателен.

То было лето тридцатого года. Он впервые надолго приехал на родину. Отпуск кончался у него в ноябре. Девушки у нас в конторе сразу смекнули, к чему все идет, я же последней поняла, почему он сверх меры любезен с секретаршей своего адвоката; почему не прочь скоротать время в ее обществе, дожидаясь мистера Смита; почему, как правило, приезжал раньше назначенного времени.

А однажды — в первый и последний раз — он пришел позже, его приняли последним. Когда он вышел, я уже накрыла чехлом машинку, надела пальто и шляпку. Он понял, что задерживает меня, и вызвался немного подвезти, сам он ехал в Бейсуотер.

У Чансери-Лейн он нанял экипаж. Где-то в районе Блумсбери мне вдруг подумалось: бедный капитан Смолли! Ведь он, как и я, из робких. В Лондоне ему, наверное, скучно после великолепия Индии. Должно быть, ему не терпится вернуться, там у него друзья. И только тогда я прозрела: а неспроста он названивает и захаживает к нам в контору так часто, право же, дела его этого не требовали, их и без него нетрудно уладить. Девушки-то все поняли сразу.