Сергей Сергей - Мир в движении

• Название: Мир в движении
• Автор: Сергей Сергей
• Жанр: Политика

О чем эта книга?

Попытка короткого авторскогопредисловия.

События последних двадцати-тридцати лет снова и снова порождают в постсоветском обществе дискуссии об "однополярном" и "многополярном" мирах, "конфликте цивилизаций", "геополитике" и прочих материях в том же роде. И хотя уровень таких обсуждений неизменно бывает критически низок, никогда не выходя за рамки сиюминутных пропагандистских мифов, они серьезно влияют на умы. Особенно заметно это в кризисные периоды- тогда "геополитический шум" заглушает все разумные голоса.

Очередной виток наступательной войны, ведущейся мифотворчеством против здравого смысла, раскручивается на наших глазах и сегодня. Аннексия Крыма и дальнейшие события в Украине породили новую волну разговоров о том, что Россия, дескать, становится одним из мировых центров силы, что мир приобретает многополярность, что монополии США приходит конец - словом, весь зоопарк чудовищ, порождаемых невежеством и леностью разума, вновь пробудился к жизни.

Эта мифология получила столь широкое хождение, что просто отмахнуться от неё уже невозможно. Живучая, как чумная бацилла, она подчиняют своему влиянию огромные массы людей, и подпитывает отвратительные социальные болезни. Разоблачить её двумя - тремя фразами невозможно: система промывания мозгов, положенная в её основу, слишком хорошо отработана. Собранная из этих мифов картина мира при беглом взгляде на неё выглядит даже довольно логично. То, что логика эта ущербна, а доказательства лживы, обнаруживается только при внимательном ознакомлении с ней.

Впрочем, сила мифов о российском величии, порочности Запада и исторической миссии России заключена вовсе не в логике. Их питательная среда - невежество, и порожденное им отсутствие перспектив, страх перед неизвестностью и глубокая обида на большой, равнодушный и непонятный мир, отчего-то не спешащий прижать вчерашних обитателей рухнувшего СССР к своей груди и осыпать их ласками и благами. Иными словами, противостоять лжи имперско-люмпенского мифа может только правдивая картина нашего мира. Мира не доброго и не злого, но сложного, изменчивого и противоречивого. И, вместе с тем, при всей своей сложности, мира, живущего и развивающегося по вполне постижимым законам. Именно эту задачу: дать читателю такую картину - я и попытаюсь решить в своей книге.

С одной стороны, очень небольшая по объему книга не может заменить и не заменит многолетнего самообразования. Поэтому многие вещи я буду вынужден рассматривать очень упрощенно - что называется, в первом приближении. А поскольку ситуация очень запущена, и знания повсеместно вытеснены пропагандистскими конструкциями, то начать придется с самых азов. Надеюсь, что более продвинутые, но, к сожалению, относительно немногочисленные читатели отнесутся к этому с пониманием.

Кроме того, в тексте присутствуют фрагменты, набранные курсивом. Они предназначены для дотошных читателей и могут быть пропущены при беглом прочтении без особого ущерба для общего понимания.

---

Этот откат возникает по той причине, что предельная сложность производственных циклов, способных существовать в условиях доиндустриальной формации, значительно ниже, чем в условиях формации индустриальной. Обращаясь к довольно грубой аналогии, можно сказать, что если индустриальная формация похожа на здорового человека, который дышит, производит пищеварительные процессы и задействует отдельные группы мышц, не задумываясь над этим, рефлекторно, то доиндустриальная формация похожа на индивида, который реализует эти процессы исключительно сознательным волевым усилием.

И в условиях доиндустриальной, и в условиях индустриальной формации ни о каком "всеобщем равенстве" на уровне личности нет и речи. В доиндустриальной формации индивидуумы сильно различаются по месту в иерархии – по объему и виду полномочий, делегированных им сверхсобственником. В индустриальной формации одни могут распоряжаться огромным богатством, а другие - только своим трудом. Но в индустриальной формации пролетарий, продающий свой труд, в отличие от доиндустриального юнита является собственником своего труда, и на эту собственность тоже распространяется принцип святости и неприкосновенности.

Таким образом, уровень развития технологий и наличие производственных мощностей, достаточные - или недостаточные - для организации товарного производства, прямо связаны с уровнем демократии, культуры и прав личности. Причем, движение здесь возможно в обе стороны, и, если по каким-то причинам экономика рушится, и товарное производство сворачивается, то социальное устройство и культура тоже откатываются на доиндустриальный уровень. Не может быть ни демократии, ни прав личности, ни высококвалифицированных специалистов, ни просто высококультурных людей в условиях нетоварной экономики. Нетоварная экономика в очень короткие сроки порождает доиндустриальную формацию, с её вертикалью вассалитета, а с ней и уровень культуры, соответствующий примитивным и малопроизводительным технологиям. Никаких "окончательно завоеванных позиций" тут тоже нет: откатились назад экономически и технологически - получили откат во всем остальном. Или, к примеру, начала группа крупных, и в силу этого влиятельных, собственников, пытаясь укрепить свою власть и ограничить мешающую ей демократию, наступление на культуру, заменяя науку - религией и духовными скрепами - и вскоре начинают рушиться технологические цепочки.

Эволюция формаций-2: Как это происходило и происходит в мировой истории

Общемировой переход от доиндустриальной формации к индустриальной, начавшийся в очередной раз примерно пятьсот-шестьсот лет назад, идет очень сложно и неровно, с прорывами, и с отступлениями, и далеко не завершен ещё и в наши дни. Проблема в том, что индустриальная формация очень изменчива и динамична, в отличие от доиндустриальной, статичной по самой своей сути. В индустриальной формации все обстоит как в "Алисе в стране чудес", когда Алисе, даже для того, чтобы просто оставаться на месте, надо было бежать изо всех сил, а чтобы куда-то попасть, приходилось бежать "по меньшей мере, вдвое быстрее".

В любом случае, переход от доиндустриальной к индустриальной формации, даже в рамках одной страны, или группы стран - это очень длительный процесс, включающий и периоды мирного развития, и военные конфликты, и революции. Обе мировые войны 20 века, как, впрочем, и практически все войны и все революции последних пяти веков были, по сути, составными частями этого процесса, который, повторяю, далеко ещё не завершен.

Чтобы понять суть происходящего, взглянем на ранние попытки перехода к индустриальной формации - и на то, как они терпели поражение.

В Древнем Риме, развитие товарного производства и усиле­ние влияния товарно-денежных отношений, воз­можное в ту эпоху лишь на относительно огра­ниченной территории, породило из аграрной монархии римскую Республику. Обратившись к более ранним республикам - к греческим полисам, нетрудно уловить здесь общую закономерность. Республиканская фор­ма правления всегда возникает как прямое следствие развития товарного производства и расширения сферы товарно-денежных отношений. В дальнейшем, в том случае, если экономика и далее развивается в том же направлении, а не впадает в стагнацию на каком-то этапе, это приводит к формированию рынка капи­тала, который складывается по мере падения ссудного процента. Интересующихся подробностями, я отсылаю к "Капиталу" Маркса, где эти вопросы исследованы безупречно.

Такая связь экономики и социального устройства верна для всех эпох. Подчеркну ещё раз, что понятия "гражданин" и "собственник" при переходе к индустриальной формации быстро сближаются по смыслу, в пределе становясь синонимами: все гражданские права в рамках уже сформировавшейся индустриальной формации основаны только на праве собственности, и не может быть полноправного гражданина, собственностью не обладающего.

Но вернемся к Древнему Риму. Став, в силу высокого технологического развития, доминирующим игроком в доступной ей части мира, Римская Республика начала рас­ширяться территориально. Но, по причине слабого развития технологий и несовершенства коммуникаций той эпохи, её территориальное расширение опережало рост товарного производ­ства, тем более - производства, объединенного в единую экономическую систему. Это породило обратный процесс: падение роли товарно-денежных отношений, рост ссудно­го процента - и исчезновение рынка капитала, а следом за этим - вынужденное усиление внерыноч­ных механизмов регулирования. Непосредственным проявлением этого стали такие знако­мые и нам явления, как «падение нравов», «борьба с роскошью», растущая коррупция в среде чиновников, получавших все большую власть, безуспешная борьба с этой коррупцией, а затем и её легализации в рамках делегирования полномочий. Началось разорение мелких предпринимателей, выросла социальная напряженность, роль военной силы во внешней и внутренней политике возрастала, а способность экономических факто­ров выступать как непосредственные регулято­ры - снижалась. Все это, вместе взятое, привело к постепенному, в несколько этапов, упразднению республиканской формы правления. Дальней­шее расширение Рима, уже в качестве Римской Империи, было основано, в первую очередь, на вертикальных связях и проходило в рамках доиндустриальной формации. Тем не менее, имперский центр какое-то время ещё сохранял по инерции, свойственной процессам в уже описанном треугольнике экономика-формация-культура, многие черты индустриальной формации. Благодаря этому, Рим и удерживал технологическое первенство, что обеспечивало ему сохранение силового, то есть, доиндустриального превосходства над своими соседями. Но с течением времени, в силу естественных процессов затухания в указанном треугольнике, индустриальная составляющая, мало-помалу сошла на нет. С ней окончилось и превосходство Рима.

Как видим, пределы роста индустриальной системы были об­условлены, в первую очередь, уровнем разви­тия коммуникаций. Выход за рамки этих пределов, сопровождавшийся снижением реальной власти Рима в провинциях, и укреплением власти на ме­стах, и вызвал, в итоге, сначала доиндустриальный откат, а затем и распад Империи.

Вернемся теперь в наши дни. Механизм перехода между формациями остается всё тем же: при достижении некоторого критического уровня развития экономики, в обществе начинают развиваться горизонтальные связи, основанные на движении капитала. Эти связи начинают конкурировать с уже существующими вертикальными связями, в основе которых лежит вассалитет, в том или ином его виде. Борьба между двумя конкурирующими системами управления идет всеми возможными способами, с использованием как административных, так и экономических рычагов, доходя в периоды обострения и до прямых военных конфликтов. Иными словами, в течение очень продолжительного времени в обществе одновременно и параллельно друг с другом существуют сразу две соперничающие формации, каждая с присущим ей набором социально-экономических классов - то есть групп населения, занимающих определенное место в пределах экономических, социальных и культурных институтов, характерных для данного общества. Доиндустриальная формация представлена сеньорами и юнитами, состоящими друг с другом в вассальных отношениях, индустриальная формация - буржуа и пролетариями, чьи отношении основаны на движении капитала и продаже труда.

На практике все обстоит ещё сложнее. Во-первых, все классы из разных формаций, существующие в таком переходном обществе, взаимодействуют друг с другом ещё и на социально-культурном уровне, что порождает иной раз очень неожиданные союзы. Во-вторых, значительная часть такого переходного общества существует одновременно в двух экономических системах, когда одно и то же лицо включено как в доиндустриальные, так и в индустриальные экономические отношения. Однако, любое такое лицо, пусть даже и ведущее "двойную" экономическую жизнь неизбежно оказывается наиболее успешно в какой-то одной из двух формаций: как сеньор или юнит - либо, как буржуа или пролетарий. И совершенно естественно, что такое лицо всегда будет выступать сторонником того порядка и той системы отношений к которой оно адаптировано наилучшим образом. Ведь далеко не каждый сеньор будет успешен - да и просто будет чувствовать себя комфортно в роли буржуа. Далеко не каждый юнит сумеет успешно продавать свой труд как пролетарий - это требует совсем иного уровня ответственности, самостоятельности и инициативности. Но верно и обратное: не все буржуа готовы к роли сеньоров (впрочем, тут немного особый случай, и мы его ещё коснемся, рассматривая Европу до 1914 года) и не все пролетарии согласятся на жизнь юнитов, означающую для них существенное ограничение ставших уже привычными для них каждодневных прав и свобод.