Михаил Емцев - Три кварка (сборник)

• Название: Три кварка (сборник)
• Автор: Михаил Емцев
• Издательство: Мысль
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1969

Сборник «Три кварка» содержит пять научно-фантастических рассказов и повесть. Их научная основа лежит в различных областях наук о Земле — океанологии, биологии, биогеографии: в этих произведениях нашли отражение вопросы влияния различных явлений на человека.

---

Для изложения самого Происшествия совершенно безразлично, как нам удалось извлечь органику из ископаемой глины Тукина. Скажу только, что эта операция заняла около трех недель, и в конце ее дно бюкса покрыл слой темно-коричневого порошка. Дима глубокомысленно повертел сосуд в пальцах и заявил, что органики поразительно много, особенно если учесть то незначительное количество породы, которым мы располагали. И еще он сказал, что подозревает, будто глина имеет прямое отношение к древним кладбищам ископаемых рептилий. Что Дима понимал под словами «прямое отношение», мне было неясно, но вопросы задавать я не стал.

Мы стояли втроем вокруг этого бюкса с темным порошком и смотрели на него. И здесь появился Жора. Он сунул свой крючковатый нос мне через плечо и стал выяснять, в чем дело. Ему объяснили, он сказал «а-а-а!» и задумался. Дима тем временем расписывал, какие необходимы анализы. И рентген, и инфракрасный спектр, и специфические химические реакции, и еще что-то. Дима преклоняется перед анализами. Слово «анализ» идет у него третьим после любых двух других нормальных слов. Он не спросит «как ваше здоровье?», а обязательно «как ваши анализы?». Впрочем, может быть, это мне только кажется. Я просто слишком близко знаю Диму. Тем не менее, когда он вдруг на секундочку прервался, Жорка вдруг произнес:

— Все нужно проверять органолептичоскп.

Почему-то на эту фразу прореагировал только я. Может быть, потому, что совсем недавно узнал, что такое «органолептически». Я протянул палец, ткнул его в открытый бюкс, и на влажную кожу налипло несколько крупинок ржавчины. Я поднес палец к носу и услышал слабый запах хлороформа (очевидно, его плохо отогнали). Затем совершенно механически вдохнул и ощутил щекотание в горле. Очень громко чихнул и улыбнулся. Жора захохотал, Тукин закричал, а Дима удивленно поднял брови. Жора посоветовал вызвать «скорую помощь», но я гордо заявил, что не погибну хотя бы назло им.

Тукин закрыл бюкс и спрятал его в сейф. Дима продолжал рассказ об анализах, а я с тревогой прислушивался к тому, что происходило во мне, но там не было ничего такого, о чем можно было бы поделиться со своими ближними. Пожалуй, этим эпизодом в тот день все и кончилось. Тукин и Дима еще долго говорили о том, что и как делать с полученным веществом, но мне было не до них. Я прислушивался к себе. Но ничего. Все в порядке.

Прошло несколько дней, и я уже стал забывать о своем органолептическом эксперименте, как вдруг… нет, совсем не вдруг, вдруг ничего не происходило. Все развивалось очень постепенно. Почти неуловимо для глаза, почти неощутимо для памяти. Одним словом, я стал кое-что замечать. Как будто все шло как раньше, и люди те же, и стены, и улицы, и в то же время наметился некоторый крен, определенная тенденция. Впрочем, сейчас мне очевиден этот крен и тенденция, а тогда… тогда было совсем иное ощущение.

Я испытал тревогу и неуверенность.

Однажды я возвращаюсь домой и обнаруживаю на стене моей комнаты, которую я снимал у одной почтенной старушки, новехонький эстамп. Эта штука мне не очень понравилась. Не понравился сюжет, не понравилось и оформление. Я высказал мнение об этой картине своей хозяйке. Между нами произошел занятный диалог:

Я. Екатерина Алексеевна, я благодарен вам за хлопоты, мне понятно, что вам хочется украсить мое жилище, разнообразить интерьер, что ли, но видите… откровенно говоря, я немного удивлен. Неужели вам пришлись по вкусу эти раздавленные медузы на кровавом фоне? Вот уж не подумал бы, что вы любите такой сверхмодерн.

Хозяйка. Что-то я не пойму тебя, сынок. Ты о чем?

Я. Об эстампе, который вы повесили над тахтой.

Хозяйка. Это под стеклом, что ли? Бог с тобой, милый. Я его не вешала. Сама удивилась, зачем тебе такая мрачность понадобилась.

Я. Но я его тоже не вешал.

Мы уставились друг на друга и замолчали. На лице моей собеседницы сменилось несколько выражений. Заключительной была мина упрямого недоверия. Старушка поджала губы, готовая обидеться.

Мой недоумевающий взгляд она парировала взмахом руки и словами:

— Ладно шутки шутить. Кроме тебя, некому.

И ушла.

Я возвратился в комнату и с чувством щемящей тревоги осмотрел эстамп. Цена ему была один рубль, а тоску он нагонял на добрую сотню.

Рубиновые кинжальные лучи далекого солнца пробили поверхность океана, но не дошли, не дожили до настоящих глубин. Они умерли на излете, едва коснувшись эпидермы неведомых существ, поднимавшихся снизу, из черно-красной бездны. Голубые слизняки всплывали кверху, и движение их было таинственным, угрожающим. Густая, вязкая, словно стынущая кровь, вода пылала, и тем более неприятно выглядели на ее фоне разлохмаченные медузообразные неопределенности…

Может быть, это была и гениальная картина, но впечатление она оставляла омерзительное. Примечательно, что на ярлыке с внутренней стороны эстампа я не обнаружил фамилии художника. Типография была, цена была, художественный совет, одобривший картину, был, а художника не было. Я было одно время снял эту картину, но затем вновь повесил. Почему я так поступил, не знаю.

— Вот он! Я его узнал! — с такими словами здоровенный парень схватил меня за плечо, в то время как я мирно поджидал автобус на остановке. Судя по фуражке и пальто, передо мной был водитель такси.

— Отпустите меня, гражданин! — шипел я, делая телодвижения, отдаленно напоминающие танец живота. — Я вас не знаю и сомневаюсь, что когда-нибудь захочу знать!

— У меня есть свидетель! — вопил он. — Ты ответишь по закону!

— Ay меня будут свидетели! — защищался я. — Свидетели вашего хулиганства. Вся эта очередь пойдет ко мне в свидетели!

Через десять минут я сидел в отделении милиции. Мне инкриминировался обманный проезд на такси с последующим бегством в неопределенном направлении. Оказалось, я задолжал этому парню за проезд три рубля. И у него действительно был свидетель, такой же водитель такси, который якобы видел, как я в момент расчета выскочил из машины и улепетывал, словно заяц. Сколько я ни ломал голову, я не мог придумать подходящего алиби. Мало того, память подсказывала мне, что в день, упомянутый таксистом, я действительно использовал этот вид транспорта. Но конечно, не столь позорным образом. Правда, мне вспоминалось, что кое-какие мысли о дороговизне проезда в такси у меня были. Но только мысли. Не более. Никаких поступков в качестве логического завершения моих размышлений не последовало, — это я знал совершенно точно. Я не мог бы поступить так, как рассказывал возбужденный водитель такси. Ни в коем случае.

— Вот что, гражданин, — сказал молоденький лейтенант с усталым лицом и зевнул так, что я смог по достоинству оценить, сколь великолепным архитектурным сооружением была его нижняя челюсть. Рассматривая розовую гортань милиционера, я как-то очень быстро пришел к убеждению, что мне стоит покориться. Поэтому я заплатил водителю три рубля и штраф, который лейтенант наложил на меня, сказав, что я еще счастливо отделался. А то можно и пятнадцать суток добавить, сказал этот лейтенант. Он, очевидно, здорово устал после ночного дежурства. Меня-то он рассматривал прямо с какой-то ненавистью. Очевидно, все мы, побывавшие у него в эту ночь и утро, порядком ему досадили. Так что я, пожалуй, действительно счастливо отделался. Положив квитанцию о штрафе в карман, я убрался восвояси. Это происшествие меня огорчило, так как оно ударило по моему месячному бюджету.

Но неприятности, как известно, не гуляют в одиночку. Через несколько дней я нашел свою фамилию на доске объявлений, где вывешивали директорские приказы, отпечатанные на полупрозрачной папиросной бумаге. Обозначавшее меня родное словосочетание следовало сразу же после формулировки «объявить выговор за нарушение трудовой дисциплины». Я был осужден за самовольный уход с работы на два часа раньше срока. Увидев дату своего преступления, я разозлился. Я отлично помнил, что в этот день я отпросился у заведующего лабораторией. Мне нужно было съездить в учебный институт на консультацию по курсовому проекту, и шеф величественно кивнул головой. Ступай, мол, только распишись в книге ухода-прихода.

— Так ведь он же вам не разрешил. И приказ написан на основании его докладной записки, — сказали мне в отделе кадров.

Такое вероломство со стороны шефа потрясло меня. Я решил выяснить отношения.

Шеф восседал в каморке, которую только по недомыслию или из подхалимажа величали кабинетом. Стены сей кунсткамеры были украшены заспиртованными моллюсками и головоногими, прямыми родственниками тех существ, что обитали в Мировом океане в доисторические времена. Впрочем, в данный момент палеонтологические редкости меня не интересовали. Я с ходу и достаточно энергично изложил свой протест. Шеф, как мне показалось, был удивлен, а кое-кто из кальмаров зашевелился в своих банках, угрожающе распрямляя щупальца.